Этот придурок не смог бы этого сделать, иначе непевцы из Гильдии не были бы так пьяны. Теперь, когда она осмотрелась, то увидела, что большинство из них были настолько пьяны, насколько ей бы того хотелось. Она выпила еще одну тройку и, двигаясь осторожно, чтобы не пролить ни капли жидкой анестезии, направилась к Ларсу. Вонь кетонов была почти невыносимой. Эти люди, должно быть, постоянно пили с тех пор, как распространились новости.

«О, он выживет», — говорила Карго, когда Киллашандра подошла к столу. «Это не говорит о том, насколько он будет хорош». Она взглянула на Киллашандру и, кивнув, дала понять, что певица может присоединиться к ним. Офицер полётов явно не согласилась с этим приглашением. «Оставь это, Мурр. Ты здесь недостаточно долго, чтобы знать . Ты поступила правильно, Килла», — добавила она и похлопала по подушке рядом с собой. Её брови поползли вверх при виде такого количества выпивки на подносе. Она подняла кружку с кофе. «Счастливого похмелья!»

Внезапно Киллашандра потеряла всякий интерес к выпивке, которую она планировала. Ее желудок сжался и заурчал. Она села, положив руки на колени, и уставилась на Ларса, желая его поддержки и понимания даже больше, чем когда-либо хотела огранить черный хрусталь. Он демонстративно проигнорировал ее, и слезы потекли по ее лицу.

«Ты правильно сделала, Килла. Верно», — мягко сказала Карго и сжала пальцы на предплечье певицы, слегка сжав с нежной твердостью, а затем отпустила. «Правда, Ларс Даль?» — строго добавила она.

Ларс посмотрел на Карго, не в силах отвести взгляд от заплаканного лица своей напарницы. Он закрыл глаза, выдохнув, признавая поражение. «Да, если ты так говоришь, значит, так оно и есть».

«Послушай, Даль». Карго наклонилась через стол, её лицо было свирепым. «Я так и говорю. Если хочешь, можешь спросить у медиков. Они всё увидят». И она махнула рукой в сторону лазарета, где ухаживали за ранеными певцами, пока сердца в искалеченных телах не останавливались, а опустевшие умы не потемнели. « Я всё увижу!» И её тон был свирепым. «Мурр не знал Ланзецкого в расцвете сил, как я, а Килла знала! А Килла знала его лучше многих. Признайся себе, Мурр, Ларс, она поступила правильно. Не знаю, зачем этот осел Боллам вообще прошёл отбор – разве что он, наверное, был слишком труслив или слишком напуган, чтобы отступить после Раскрытия, когда услышал обо всех рисках, которые ему предстоит взять на себя в Баллибране. У него был паршивый Переход, как будто симбионт, проникший в его кровеносную систему, тоже обнаружил, что не очень удачно выбрал тело для родины, и мы никогда не думали, что он станет… певица!» Презрение в ее голосе неожиданно облегчило страдания Киллашандры. «Уж точно не в качестве партнера Ланзеки!»

«Ланжецкий его пас…» — сказал Ларс, пытаясь найти какое-то извращенное оправдание.

Карго горько фыркнул: «Когда Ланзеки сказал, что присмотрит за этим гиком, я понял, что больше никогда не увижу Ланзеки в ангаре, Ларс. И я же тебе это говорил, не так ли, Мурр?»

«Я просто не понимаю, почему», — сказал Мурр. «Все говорят, что он был лучшим главой гильдии, который у нас когда-либо был…»

«Их было всего четыре», — ответил Карго.

«Четыре?» Мурр был ошеломлен. «Но Гильдия существует уже почти семьсот лет!»

«Хммм, так оно и есть, и я работаю грузчиком уже почти две с половиной сотни лет».

Это полностью заставило Мурра замолчать — он смотрел на женщину так, словно ожидал, что ее энергичное тело и привлекательное лицо рассыплются в пыль, если он хотя бы моргнет. Несмотря на свое горе, Киллашандра развеселилась.

«Что Медик знал о Ланзецки?» — спросил Ларс, и выражение его лица было таким же мрачным, как и всегда. Однако Килла каким-то образом почувствовала, что его враждебность по отношению к ней ослабла.

Карго пожал плечами. «Что же в конце концов происходит со всеми нами? Симбионт ослабевает настолько, что уже не может восстановиться, и наконец начинается дегенерация. А потом всё катится под откос». В этот момент она заметила выражение лица Мурра и ухмыльнулась. «Не бойся, Мурр, ты ещё долго будешь со мной. Мы с симбионтом в отличной форме».

«В Правилах и положениях ничего не сказано», — начал Ларс, наблюдая, как Мурр пытается принять нормальное поведение, «о том, как избирается новый Мастер Гильдии».

«Нет, это не так», — согласился Карго, слегка нахмурившись. «Но, как я уже сказал, эта проблема возникает нечасто».

Киллашандра бросила на Ларса свирепый взгляд. Легкая усмешка, тронувшая уголок его рта, не успокоила ее.

«На это потребуется время», — равнодушно добавил Карго. «Здесь замешана политика. Что ещё нового? Им придётся выбрать кого-то, кто будет приемлем для большинства постоянных клиентов».

«Кто эти „они“?» — спросил Ларс.

«Не знаю». Карго снова пожал плечами. «Может, кто-то из инструкторов знает». Она оглядела большую комнату. «Кажется, никто из них не настолько трезв, чтобы спросить. Мне нужно вернуться к работе. Мне поставить ваши сани в слот готовности? Шторм утих».

Киллашандра не осмелилась взглянуть на Ларса.

«Да, завтра мы снова выйдем», — сказал он, и она с облегчением откинулась на подушки. Но ее облегчение было недолгим, так как она вспомнила, что, по оценкам Карго, пройдет много времени, прежде чем будет выбран новый Мастер Гильдии.

Поэтому она не напилась, чтобы притупить острое чувство потери из-за смерти Ланзецкого. Она выдержала это, как Карго и Ларс, в отличие от Мурра. Но она пила с ними пиво Ярран стакан за стаканом. Певец может пить Ярран днями и едва ли притупить чувствительность. Она слышала, что Боллам выжил, сохранив тот ум, которым он изначально обладал. Он был сильно изрезан кристаллом, когда спасательный корабль нашел его разбитые сани, но он прошел через зону шторма, прежде чем потерять управление. Она ненавидела Боллама за то, что кристалл стер все его воспоминания о Ланзецком. Она не могла дождаться, чтобы выбраться на Хребты и надеяться на такую же передышку. Несколько дней, проведенных в Хребтах, и можно было забыть практически обо всем.

На следующее утро Ларс встал раньше нее, все вещи были упакованы, и они молча направились в ангар. Карго подняла руку в знак согласия; офицер по полетам Мурр поднял свою только для того, чтобы дать им добро. Какой-то стажер дал им официальное разрешение.

Как будто сани были на какой-то гигантской пружине, противиться тяге которой было невозможно, они полетели прямо к черно-желтому шеврону зеленого кристалла.

«Нам не следовало идти напрямую», — заметил Киллашандра Ларсу, когда тот проезжал над маркером.

«Небо чистое», — сказал он, робко пожав плечами. Так оно и было. Ни один другой певец не был наверху и не мог видеть, в каком направлении они летят, прямо или косвенно.

Когда они приземлились в небольшом каньоне, то оба поняли, что жила повреждена. Остаток дня они провели, пытаясь добыть чистый цвет.

«Фардлес, всё пропало, Ларс, оставь это», — сказала Килла, когда десятилетия опыта наконец всплыли на поверхность, напомнив ей, насколько тщетны были их усилия. «Зелёный цвет трескается хуже всего, когда обнажается вена».

Он пнул осколки под ногами, чтобы облегчить свое разочарование, и повел их обратно к саням. Они остались там на ночь, но когда хрустальная песня пробудила в них желание, заговорил только кристалл, а не их сердца.

Им потребовалась неделя, чтобы обыскать весь круг, центром которого был этот шеврон. Они нашли очень светло-розовый, но это не стоило усилий, затраченных на то, чтобы включить резцы. Они отдалились друг от друга, как никогда раньше, и Киллашандра молча ругалась, желая разрезать кристалл и снять напряжение. Даже Ларс мог бы забыть — по крайней мере, избавиться от болезненных воспоминаний — если бы они просто могли разрезать.

Как ни странно, погода оставалась ясной, но лето захватило Баллибран и раскалило горные хребты. В поисках кристаллов они также искали самые глубокие и тенистые каньоны, где можно было бы провести ночь и немного отдохнуть от невыносимой жары.