«Эй, это колокольчик росы!»

«В такую погоду!» — Киллашандра развернулась на северо-запад. Никаких признаков шторма. «Продолжай резать. Это всего лишь сигнал о росе».

Он закончил отрезать ту песню, которую напевал, но когда она начала петь другую, он вырвал у нее нож.

«Ланжецкий предупреждал меня конкретно о вас и штормовых сигналах».

«Послушай, я достаточно долго пела на хрустальном поле, чтобы знать запас прочности. Что-то здесь подсказывает мне, когда нужно действовать. Поэтому я сохраняю бдительность». Она взглянула на наполовину полный сосуд. «Колокольчик росы означает лишь тревогу. И мы можем довести это до конца».

Он покачал головой и жестом пригласил ее на флиттер.

«Ты, дурачок! Отдай мне мой резак!» Она попыталась его схватить. Он шагнул в флиттер с резцами как раз в тот момент, когда прозвучало очередное предупреждение.

«Несколько часов, да?» — поддразнил он, держась между ней и узкой тропой к порталу флиттера, пока заталкивал наполовину полный ящик в шлюз. «У нас четыре ящика, и больше нет времени, Киллашандра. Эта гора никуда не денется».

«Шторм изменит частоты, разрушит поверхность», – закричала она. «Мы глубоко прорезались. Он может расколоть и расколоть материнскую породу». Она прижала руку к лицу, над которым они так успешно работали. «У нас есть терции и квинты. Две полные октавы. Пожалуйста, Фергил? Ещё одну. Мне нужно убраться из этого мерзкого мира! Мне нужно!»

Он на мгновение замешкался, повернув голову на сиреневый блеск резонирующего синего кристалла. Если бы ей только удалось проскользнуть мимо него к флиттеру…

Он ударил ее по плечу наркотической волной, и она не успела выругаться, как ее охватило беспамятство.

«Я должен был это сделать, Килла», — сказал кто-то. «Ланжецкий рассказал мне, как ты будешь себя вести. Килла! Килла?»

Она попыталась ударить его, когда сознание вернулось, но ей что-то непонятно. Очнувшись окончательно, Фергиль обнаружил, что по шею погрузилась в горячую, сияющую ванну. Он присел на корточки у края ванны, держа её голову над водой.

«Ты — мерзкий, бесплодный отпрыск выродившихся извращенцев с размытыми хромосомами с планеты изгоев... если ты не оставишь меня в покое, я доведу тебя до раннего маразма».

«Убийца! Мне пришлось. Шторм был одним из вариантов. Мы чуть не улетели из Майлки. Если бы ты был в своём флиттере...»

«Оставь мальчишку в покое, Киллашандра. Он расплатился с тобой по старому счёту», — лицо Ланзецкого появилось за плечом Фергиля. «В этом шторме в Майлкис пропало девять певцов. Если бы тебя не поставили в пару с Фергилем, ты бы тоже стал одним из них».

«И ты бы избавился от своей хандры, не так ли? Это всё, что тебя волнует, Ланжецкий! Разве не так?»

Последние слова она выкрикивала, потому что хрустальная боль в костях начала сжимать позвоночник. Она слишком рано вернулась в горы.

«Где этот блевотный медик?» — закричала она, извиваясь.

«Что с ней, Ланжецкий?» — воскликнул Фергил.

Тревога в его голосе, то, как он обвиняюще бросился на гильдмастера, были бальзамом для души Киллашандры. Но выражение лица Ланзецкого, почти полное жалости, стало последней каплей возмущения.

«Убирайся отсюда, Ланзеки!» Она тут же схватила его за руку, чтобы он почувствовал хрустальный разряд, пронизывающий её тело, и на собственном опыте ощутил, чего от неё требует эта проклятая Гильдия. «Ты слишком быстро заставил меня отступить. Как тебе такое?» К её удивлению, Ланзеки стоически выдержал её хватку. Фергил вырвал её руку, а затем отпустил её, словно она обожгла его.

«Что с ней не так?» — спросил Фергил.

«Иногда», — произнес Ланжецкий мягким, отстраненным голосом, — «певец словно вникает в последний кристалл, который он огранил перед бурей, и тоже переживает бурю».

«Где этот медик, Ланзецкий?»

Мужчина появился внезапно, и Киллашандра ощутила прохладу давления воздуха и милосердное забвение.

* * * *

«Ты не можешь просить её снова выйти, Ланзеки. Нельзя!» — голос Фергила был суровым. Он был хорошим человеком, подумала Киллашандра, противостоя Ланзеки, своему собственному Гильдмастеру. Впрочем, её не слишком беспокоил спор из-за её обмякшего тела.

Когда Ланжецкий ответил, тоже издалека, его голос был глухим и безжизненным: «Она единственная, кто играет блюз, Фергил».

«Мы привезли около четырех ящиков...»

Ланжецкий невесело фыркнул. «Когда нам нужно сорок, чтобы облегчить ситуацию?»

«Сорок?» — голос Фергила дрогнул от повторения.

Киллашандра позволила себе снова погрузиться в небытие. Фергил был её защитником. Она могла отдохнуть. Ей нужно было отдохнуть. По какой-то причине это ускользнуло от неё...

* * * *

Сначала она ощутила боль в костях и ломоту во всем теле. Она попыталась не обращать на это внимания, думая не только о себе, но и о внешнем, и почувствовала… тепло другого тела. Тепло… уют… ощущение руки на талии, безвольной, но свободно переплетенной с ее пальцами. Озадаченная, она слегка придвинулась, чтобы взглянуть на лицо, но в комнате было темно. Осторожно она протянула свободную руку вперед, включила свет и увидела уродливо-привлекательное лицо мужчины, спящего рядом с ней. Странно.

Должно быть, она долго пробыла в горах, раз боль утихла. Обычно трёх-четырёх ванн с горячей водой хватало, чтобы избавиться от неё. Кто этот мужчина? В его объятиях ей было, несомненно, уютно, и она чувствовала себя защищённой. Приятное, необычное чувство. Очевидно, он был не чужим ни ей, ни её постели. Они слишком уж удобно прилегали друг к другу.

Она придвинулась ближе... и он проснулся.

У него были серые глаза. Всё верно, но что-то в её взгляде, должно быть, насторожило его.

«Ты снова забыла меня, Киллашандра? Я Фергил. И, право же, моя дорогая девочка, если ты продолжишь так забывать меня, мне будет больно».

«Фергил?» Имя действительно показалось ей знакомым. «О, Фергил!» И она уткнулась в сейф, вспоминая объятия, когда по его подсказке нахлынули слишком болезненные воспоминания.

Он обнимал её, утешал, и теперь она знала, почему так страдает и что её ждёт. И Фергил. И она боялась Хребтов, а потом вдруг перестала. Фергил будет с ней, и приятные воспоминания сами собой всплывут в памяти. Пока Фергил был рядом, она легко могла вспомнить всё. Память теперь была гораздо предпочтительнее полного невежества.

* * * *

Шторм окончательно утих тем утром, когда Ланзецкий пришел узнать о ее успехах.

«Я единственная, кто поет блюз, не так ли?» — спросила Киллашандра у Гильдмастера.

Он кивнул.

«Ланзецки, она пока еще недостаточно здорова, чтобы петь на хрустале», — сказал Фергил, защищая ее и обнимая за плечи.

«Она единственная, кто поет блюз...»

«Вы сказали, что мобилизовали каждого певца на поиски талантов...»

«Так и есть. Любой, кто умеет обращаться с катером, сейчас на хребтах, и Килла...»

«Разве ты не вспомнил Формойта?..?» — в голосе Фергила слышалось отчаяние.

«Он в пути, но ситуация ухудшается...»

«Киллашандра принесла тебе три с половиной ящика. ...»

«Как я вам тогда говорил, нам нужно как минимум сорок…»

«Она никак не может разрезать сорок ящиков. ...»

Мастер гильдии выпрямился. «Если Киллашандра не будет действовать самостоятельно, я уполномочен получить её распоряжение, чтобы…»

«Никто не обрабатывает мой участок, кроме меня!» Киллашандра с трудом поднялась на ноги, дрожа теперь уже от гнева, а не от шока.

Фергил втиснулся между ней и Ланжецки. «Как, чёрт возьми, ты можешь оправдать это в законах гильдии?» Фергил тоже был в ярости. «Это её право…»

«Который может быть отложен при наличии уважительной причины...» Ланжецкий протянул пластиковую пленку, на которой были пропитаны печати GCS.

Киллашандра с ужасом поняла, что теперь у нее нет выбора.

«Он блефует, — закричал Фергил. — Он пытается тебя убить».

«Он не блефует», — сказала Киллашандра, тупо глядя на бумажку, но не стала опровергать второе обвинение.