«Меня что, накачали депрессантами?» — спросила она Фергиля.
«Немного. Недостаточно, чтобы волноваться. Ланжецкий и медики были довольно шустрыми, но я наблюдал, и в основном они давали тебе стандартные комплексы витаминов группы B и анаболики, плюс седативные, чтобы ты спала». Он самоуверенно улыбнулся ей. «Должно быть, сработало. Ты сегодня больше похожа на себя, моя девочка. Как там корабль? Он набит припасами».
Килашандра неопределённо хрюкнула и сосредоточилась на полёте. Время от времени, летя всё дальше на север, вглубь хребта, она замечала мелькание других стрекоз в глубоких каньонах.
«У нас будет время сегодня порезаться?» — небрежно спросил он после двух часов полета.
«Должен подойти».
Они почти достигли цели, поняла она, чувствуя ответный резонанс в теле. Она задавалась вопросом, как ей удаётся так избирательно настраивать своё тело: один раз на жёлтые тона, другой на розово-кварцевые, а теперь ещё и на неуловимые синие. Стоит певцу несколько раз обработать один и тот же фрагмент, и он всегда сможет найти обратный путь.
Поэтому она полетела вверх и на запад, чтобы сбить Фергиля с толку. К её просеке вёл длинный низкий каньон, одна из главных трещин хребта. Она пролетит над ним, развернётся и вернётся в дальнем конце, где чёрный утес отсекает остальную часть желоба. Конечно, пусть он отметит чёрный утес, казалось бы, отличительный ориентир. У Майлики таких были сотни. Он скоро научится.
Она скользнула прямо над скалой, заметив, как он поднял взгляд. Затем он увидел, куда она собирается приземлить свой флиттер, и заметно побледнел.
«Как она легко летает», — сказала Киллашандра, аккуратно выровняв аппарат по отметкам, оставленным ее собственным флиттером.
«Я не думал, что ты справишься», — сказал Фергил, и в его глазах плясало восхищение, хотя голос был полон облегчения.
Килашандра рассмеялась, довольная своим мастерством. «В этой старушке уже есть несколько сюрпризов, не правда ли?» Но внезапно её сомнения и фантазии о нём рассеялись, и она снова почувствовала себя с ним комфортно. Она отцепила свой акустический резак, жестом велев ему сделать то же самое. «Возьми контейнер», — добавила она, открывая люк и осторожно ступая на узкий выступ. Недостаточное пространство для посадки было одной из причин, по которой она нечасто пользовалась этим проходом.
Фергил бросил на тошнотворную каплю мимолетный взгляд и последовал за ней, легко подняв ящик и резак.
Солнце отражалось от голубого кристаллического камня, обнажившегося от корки обломков и царапин, принесенных штормом. Фергил одобрительно свистнул, наклонился ближе и задумчиво провел рукой по очевидным осевым изъянам.
«Многогранные синие! Целая гора».
«Давай попробуем вырезать несколько триад из этой грани», — предложила Киллашандра и пропела ноту ля. Она жестом показала ему, чтобы он спел терцию выше или ниже. У него был хороший, сильный голос, без фальши, — и аккорд ответил им с горы. Оба уже настроили резцы, когда рука Киллашандры нашла резонирующий участок кристалла. Она всё ещё пела свою ноту, делая первый надрез, но у него не было её поддержки дыхания. Он научится.
Они резали быстро; он был мастер, и его звуковой резак ни на дюйм не отставал от её, когда они отделяли голубой кристалл от материнской породы. Она закончила резку по внешнему краю и выключила резак, прежде чем поняла, что его резак всё ещё включён... Он стоял, преображённый ощущением вибрации кристалла в руке. Она знала это ощущение. Слишком хорошо знала коварную, выматывающую разум радость этого. Как долго Фергил пел о кристалле? Она выхватила ромбический резак из его руки и смотрела, как он, рыча от гнева, выходит из транса.
«Ты можешь заниматься этим сколько хочешь, в свободное время, Фергил. Мы здесь, чтобы резать кристалл, а не соблазняться им. Придайте ему окончательную форму».
Он покачал головой. «Извини, Килла. Я забыл».
Она почувствовала, как его кристалл пульсирует в её руке, в гармонии с тем, который она только что огранила. Она вернула ему кристалл, прежде чем завороженно заворожила себя. «Сделай его. Сейчас же! Я наблюдаю». Он чуть не вырвал у неё многогранник. «Ты ведь не так уж часто выходила из дома, правда?»
«Слишком много! Какое это имеет значение? Я хорошо пою, правда?» Он сердито повернулся к ней, почти угрожающе подняв резак. Он закончил разрезы с дикостью и аккуратно уложил додекаэдр в ящик. «Куда теперь?» На его лице не было никакого выражения, и внезапно Киллашандра испугалась, что оттолкнула его. Она отчаянно нуждалась в его улыбке, чтобы утешить. Затем он расслабился и смущённо улыбнулся. Она глубоко вздохнула и пропела до-диез. Он громко пропел респектабельный фа-диез, и они одновременно коснулись резонирующей области. Они хорошо резали, когда внезапно звук исказился на её лезвии, когда синий камень разлетелся по своей самой длинной оси. Она выключила резак как раз вовремя, чтобы предотвратить раскол кристалла от диссонанса. Он был так же взволнован разрывом, но продолжал резать, ловко закончив.
«Что теперь?» — спросил он её, укладывая фа-диез в защитный пенопластовый чехол. «Такое со мной случалось только один раз».
Оба они с отвращением смотрели на длинную трещину.
«Чаще всего это происходит при резке синих нот», — сказала она, сердито глядя на полутон до-диез. «Мы можем срезать и дальше по поверхности», — и она указала на тусклую, изрытую ямками поверхность, — «но сначала нужно срезать много лишнего. Или можно потерпеть шум и вырезать это ниже изъяна».
Фергил потёр лицо возле уха, словно предчувствуя проблемы со слухом. «Насколько хороша эта мордашка? Стоит ли тратить силы, если она снова сломается?»
Киллашандра пожала плечами. Они не так далеко ушли от поверхности, чтобы определить. «Конечно, больше всего дефектов снаружи…»
«Давайте попробуем еще раз разрезать здесь», — Фергил поднял свой инструмент.
Они так и сделали и получили хорошую триаду, прежде чем образовался вертикальный изъян.
«У меня такое предчувствие, что нам следует продолжать движение по этой стороне», — сказала Киллашандра, сбрасывая осколки несовершенного кристалла с обрыва.
«Я недостаточно долго пел о кристаллах, чтобы спорить», — сказал Фергил, весело улыбаясь ей и вытирая пот со лба.
Его откровенность успокоила ее так же, как и его тонкий комплимент.
«Тогда мы поверим моей догадке, по крайней мере сегодня».
Они наткнулись на ещё одну короткую трещину, которая испортила тоническую октаву. Пройдя её, она поняла по звону, глубиной в гору, что они наткнулись на тонкую, чистую жилу.
«По нынешним ценам можно купить «Мир Парнелла», — сказала она Фергилу и рассмеялась, увидев предвкушающий блеск в его глазах. — Беда в том, что мы не доживём до конца».
«Почему бы и нет?» — воскликнул Фергил, разразившись ликующим смехом. «Певцы могут петь вечно, если они хороши…»
«Если им повезет...»
Он набросился на неё. «Ты молодец, одна из лучших, и ты поёшь уже...»
«Хватит!» — вдруг поняла она, что знать не хочет , и её злила мысль, что он знает. «Я всё ещё пою. И давайте перестанем болтать и начнём резать. Для этого мы здесь и собрались».
Она громко запела соль, и они сыграли пять доминантных нот, прежде чем Кристалл начал бормотать вечернюю песню.
В ту ночь Киллашандра предпочла бы уединение, чтобы поразмыслить над противоречиями в Фергиле, но, словно почувствовав её беспокойство, он отвлек её на любовные глупости и искусные любовные утехи. Одно дело – слушать ночную хрустальную песню в одиночестве, и совсем другое – слышать ту же серенаду под шум крови в кульминационный момент. И очень лестно слышать мужской голос, кричащий о своём удовольствии. Киллашандра совсем забыла об этой грани дуэтного пения.
К полудню следующего дня им пришлось работать с узкими щелями, но результаты были потрясающими. Ни один партнёр не смог бы сравниться с Фергилом, теперь, когда он набрал обороты. Каковы бы ни были её сомнения накануне, его игра развеяла их. Его голос и её голос слились, уловив резонансы, которые эхом разносились по четырём каньонам за ними: его резак работал так же быстро и уверенно, как и её, инстинктивно находя оси восьмиугольников и додекаэдров, создавая симметричные ряды так же аккуратно, как и она. Она была вполне готова признать, что они вдвоем вполне могли бы сравнять с землей синюю гору, когда зазвонили сирены.
