Бои. В Лептис-Магне состязались по всем видам спорта, но я утратил тот небольшой энтузиазм, который они всегда мне давали.
Гладиаторы, облачённые в красные набедренные повязки и широкие пояса, выходили на арену и покидали её. Мурмиллионские бойцы носили шлемы, украшенные рыбьим плюмажем, а настоящие галльские армии сталкивались с фракийскими. Секуторы, обутые в лёгкую обувь, преследовали ретиариев без щитов и шлемов, размахивая остроконечными трезубцами, размером не больше кухонных щипцов, способными нанести ужасные раны человеку, чей меч запутался в сетях. Гладиаторы сражались обеими руками одновременно, держа по мечу в каждой, и подвергались атакам с колесниц, атакам всадников, вооружённых охотничьими копьями, и даже попыткам удержать их арканами. Гопломаха, гладиатора в полном вооружении, освистывали за излишнюю статичность, а его постоянные размахивания оружием наводили скуку на зрителей. Зрители предпочитали динамичные бои, хотя сами борцы знали, что лучше всего экономить силы. Жара и изнеможение могли одолеть их не меньше, чем их противников. Кровь и пот заставляли их скользить или ослеплять, поэтому им приходилось продолжать сражаться, надеясь лишь на то, что противнику не повезёт так же, как им, и он немедленно придёт на помощь.
Почти все они выжили. Их смерть обошлась слишком дорого. Ланисты, сновавшие вокруг них с подбадривающими криками, также бдительно следили за тем, чтобы никто не пострадал без необходимости.
Эти отточенные движения стали изощрённой шуткой, и толпа саркастически кричала, понимая, что наблюдает за пресловутым договорным боем. Единственными, кто остался в проигрыше, были букмекеры, которые почти всегда знали, как избежать банкротства.
Наконец, мы стали свидетелями нелепой драки двух мужчин в полностью закрытых шлемах. Это был их последний профессиональный поединок. Пока они слепо атаковали друг друга, безуспешно размахивая руками, мы с Жустино снова поднялись со своих мест.
–Что ты собираешься делать, дорогая?
–Ничего, любовь моя.
Это был Квинт, обманывавший Клавдию. Елена лишь яростно посмотрела на меня.
Она была достаточно умна, чтобы не спрашивать.
Пока я ждал, когда Джастин сделает первый шаг, я случайно взглянул на Евфрасию, сидевшую рядом с Артемисией, привлекательной молодой женой Каллиопа. Контраст между ними был разительным. Евфрасия, одетая в прозрачную, мерцающую тунику, производила впечатление женщины, вступающей в связь с гладиатором, в её случае с Румексом. В отличие от неё, юная Артемисия была полностью закрыта и даже носила вуаль, словно муж хотел её спрятать. Немногие красивые девушки были готовы мириться с подобным.
Я повернулся к Идибалу, который сидел рядом с Эленой, сгорбившись и едва замечая происходящее вокруг.
–Идибал, почему Калиопо был так полон решимости устранить Румекса?
И дело было, конечно, не только в той грязной войне с другими ланистами.
«Нет, Каллиоп ненавидел Румекс, вот и все», — ответил мужчина, качая головой.
Я подумал, отправили ли Артемизию в декабре на виллу в Сорренто просто для того, чтобы она перестала докучать мужу из-за его любовницы, или это было ещё и наказанием. Елена прочла мои мысли. Она тоже, должно быть, вспомнила слова Евфрасии о том, что жена Каллиопа за многое отвечает, и что он, вероятно, её бил.
«Каллиоп — отчаянно ревнивый, депрессивный, манипулятивный и поистине безжалостный человек, — тихо сказала Елена. — Возможно ли, что Артемида была одной из женщин, посетивших Румекса?»
«Они поссорились», — подтвердил Идибал, слегка пожав плечами, словно все об этом знали. «Каллиопо преследовала его по чисто личным причинам. Это не имело никакого отношения к бизнесу».
Мы с Хеленой обменялись взглядами и оба вздохнули: все-таки преступление в порыве страсти.
Я снова взглянул на Артемиду, молчаливую и смиренную, как римлянка, избитая мужем. Возможно, поэтому она носила длинные рукава и высокий вырез: чтобы скрыть синяки.
Её лицо и фигура были поразительны, но в глазах было пустое выражение. Я подумал, всегда ли она была такой, или её дух сломили побои. Сколько бы бед она ни причинила, в тот момент Артемида, несомненно, была одной из жертв.
Мы с Жустино вернулись к главному входу амфитеатра и стали ждать, пока выйдут наши сообщники, чтобы мы могли их обменять.
костюмы.
На арене два гладиатора, с закрытыми шлемами, продолжали медленно кружить. Полностью защищённые кольчугами, слепые бойцы были обучены двигаться, словно ныряльщики за губками в глубокой воде, делая каждый шаг и каждое движение с предельной осторожностью, прислушиваясь к любому звуку, который мог бы указать на местонахождение противника. Победить его они могли, только атакуя через отверстия в кольчуге, что было крайне сложно даже с открытыми глазами. Я всегда надеялся, что они выживут невредимыми, но один из них почти всегда побеждал, пробив металлические части кольчуги, а затем отрубив конечность или пронзив орган.
Именно это и произошло в тот день. Слепые гладиаторы были выбраны за свою быстроту и ловкость, но оказались слишком сильны. Удар разнёсся по всей арене и был слышен даже с самых высоких мест, откуда гладиаторы казались маленькими куклами. Как только он достиг цели, он продолжал бить снова и снова. Поэтому Радаманту пришлось немедленно выйти на сцену с булавой, и ещё один труп был выброшен с арены.
В мгновение ока мы обменялись одеждой с Радамантом и Гермесом.
«Шагайте, шаркая ногами», – сказал я Квинту, – «иначе они сразу поймут, что мы самозванцы». Я быстро взял в руки этрусскую булаву с длинной рукоятью, а он торжественно сжал кадуцей, на котором был выгравирован маленький Эрос, держащий жаровню, на которой он нагревал стержень в форме змеи.
Пока мы ждали, пока рабы, разгребающие песок, закончат его разгребать, нам в лицо ударил жар от песка. На мне были тонкие сапоги, едва касавшиеся земли. Остроконечная маска блокировала периферическое зрение, и мне пришлось привыкать полностью поворачивать голову, чтобы посмотреть налево или направо. Елена и Клавдия сразу же нас заметили бы. Гермес был без маски, так что они сразу узнали бы Квинта.
Перед началом мероприятия был небольшой перерыв. Мы с Квинто нервно расхаживали по рингу, привыкая к пространству и атмосфере. Никто нас не беспокоил и даже не замечал.
Громкие трубы возвестили следующий номер. Глашатай объявил условия боя:
–Три, борьба индивидуальная и без дополнительного времени.
Толпа взревела от ликования. Не было упомянуто, что ланиста победителя должен был оплатить иск Сциллы, хотя все это знали. Возможно, никто не знал, что сама Сцилла решила сражаться, но в такой насыщенной и экзотической программе это противостояние имело особое значение. Поскольку три ланисты были родом из трёх разных городов Триполитании, послышался ропот предвкушения, и в воздухе разнеслись громовые крики, полные соперничества.
Мы с Жустино отошли в сторону, когда бойцы прошли мимо, и, наконец, были объявлены их имена.
Сначала отряд из Сабраты. Здесь никаких сюрпризов не было. Ханно представил Фиделя. Это был тот самый маленький, отталкивающий раб, которого я видел в доме Мирры, хотя он был одет ретиарием. Для неподготовленного человека это была смертельно опасная роль, и по выражению его лица я видел, что он это понимал.
На нём была красная набедренная повязка, закреплённая на тонкой талии тяжёлым ремнём. Он был совершенно безоружен, если не считать кожаного рукава на левой руке, укреплённого небольшими металлическими пластинами, заканчивающегося высокими, крепкими наплечниками, чей вес грозил согнуть его. На нём были те же широкие сандалии, что и у меня. Он нес сеть небрежно, словно зная, что она ему ни к чему, и сжимал трезубец так крепко, что костяшки пальцев побелели.
Вторая группа представляла Оэю. Каллиоп, высокий, худой и пылкий, представил своего человека.
«Римлянин!» — крикнул глашатай. Это вызвало удивление.
Я внимательно осмотрел его. Неопределённого возраста, среднего роста, средние ноги, без груди. Он собирался сражаться секутором. По крайней мере, на нём была хоть какая-то защита: наколенник на левой ноге, кожаный рукав и длинный прямоугольный щит, украшенный грубыми кругами и звёздами. Его оружием был короткий меч, который он держал так, словно научился им владеть, и традиционный шлем с гребнем, с прорезями для глаз и загадочно скрытым остальной частью лица.
