Гриша схватился за голову… Побежал на огород: редиска, лук, бобы. Тыква такая дурацкая, всё не то, всё не то. Ах, как трудно без взрослых жить!
Подкрался снова к дому. Боже мой, – из раскрытых окон доносился такой визг и плач, будто Баба Яга их всех головой в угольный мешок всовывала. Он заглянул с веранды в окно. Господи! Перемазанные вареньем малыши, как раки из корзины, расползлись по ковру и пищали. Ну, конечно, – у них разболелись животы… Шутка ли, всю банку съели. Щенок, сунув голову в камин, визжал и корчился: должно быть, у него морская болезнь начиналась…
Что ж делать? Где же настоящая большая мама и няня, которые всё умеют, и всё понимают, и всем управляют?!
Гриша нащупал в кармане железное колечко, повертел его в пальцах и захныкал. Как теперь их всех расколдовать? Горе-то какое…
И, размазывая на ходу кулаком струившиеся по щекам слёзы, побежал к гамаку.
– Скворушка! Где ты там? Беда у нас случилась…
Из липовых листьев высунулась знакомая тёмно-серая головка:
– Ау! В чём дело, мальчик?
– Расколдуй их, пожалуйста!.. Я тебе две недели все свои утренние булочки приносить буду. Вот оно, твоё колечко.
– Что так? Взял на неделю, а через три часа назад. Ну, ладно. Расколдую и без булочек. Вот, смотри…
Скворец взял колечко в клюв и полетел низко над травой справа налево, в обратную сторону. Через минуту птица подлетела к гамаку.
– Готово. Ступай домой – и никому ни слова. Всё в порядке.
Мальчик радостно свистнул и помчался к веранде. У крайних кустов приостановился – из столовой доносился голос большой, настоящей мамы:
– Ничего не понимаю! Кто всё варенье съел? Почему от ковра спиртом пахнет? Почему пальто на полу валяется?
Недовольный голос взрослого папы отозвался:
– Пепельницу мою расколотил кто-то… И новое пальто всё в молоке… Чёрт знает что такое! Гриша! Иди-ка, дружок, сюда.
Но милая, справедливая няня вступилась:
– Да он, батюшка, и не был тут. Всё по парку носится. Кот, должно быть, чужой в окно вскочил и накуролесил.
Папа себя только по коленке хлопнул:
– Странный кот… Варенье из запертого буфета выудил, пальто снял и измазал… Скажи ты на милость!
Что ж няне за чужих котов отвечать. Мало ли какие бывают.
Высунулась она в окошко, посмотрела во все стороны и крикнула наугад в кусты:
– Гришенька! Куда ты там запропастился? Обедать, милый, иди.
Из густого шиповника около самого дома тонкий Гришин голосок ей сконфуженно ответил:
– Сейчас…
Надо было ему ещё свою растрёпанную курточку в порядок привести. А что им сказать?… И слов никаких в голове не было. Ведь всё равно ничего им не объяснишь толком в этой истории…
‹1932›
Мирная война
За синими, братцы, морями, за зелёными горами в стародавние времена лежали два махоньких королевства. Саженью вымерять – не более двух тамбовских уездов.
Население жило тихо-мирно. Которые пахали, которые торговали, старики-старушки на завалинке толокно хлебали.
Короли ихние между собой дружбу водили. Дел на пятак: парад на лужке принять, да кой-когда, – министры ежели промеж собой повздорят, – чубуком на них замахнуться. До того благополучно жилось, аж скучно королям стало.
Был у них на самой границе павильон построен, чтоб далеко друг к дружке в гости не ходить. Одна половина в одном королевстве, другая в суседском.
Сидят они как-то, дело весной было, каждый на своей половине, в шашки играют, каждый на свою землю поплёвывает.
Стража на полянке гурьбой собрамшись, кто в рюхи играет, кто на поясках борется. Над приграничным столбом жучки вьются, – какой из какого королевства и сам не знает.
Вынул старший сивый король батист-платок, отвернулся, утёр нос, – затрубил протяжно, – спешить некуда. Глянул на шашечную доску, нахмурился.
– Не ладно, Ваше Королевское Величество, выходит. У меня тут с правого боку законная пешка стояла. А теперь гладко, как у бабы на пятке… Ась?
Младший русые усы расправил, пальцами поиграл.
– Я твоим шашкам не пастух. Гусь, может, мимо пролетающий, крылом сбил, али сам проиграл. Гони дальше…
– Гусь? А энто что?… – И с полу из-под младшего короля табуретки шашку поднял. – Чин на тебе большой, королевский, а играешь как каптенармус. Шашки рукавом слизываешь.
– Я каптенармус?…
– Ты самый. Ставь шашку на место.
– Я каптенармус?! От каптенармуса и слышу! – скочил младший король с табуретки и всю игру полой халата наземь смахнул.
Побагровел старик, за левый бок хватился, а там заместо меча чубук за пояс заткнут. Жили прохладно, какие там мечи.
Хлопнул он в ладоши:
– Эй, стража!
Русый тоже распетушился, кликнул своих.
Набежали, туда-сюда смотрят: нигде жуликов не видно. Да и бить нечем, – бердышей-пищалей давно не носили, потому оченно безопасная жизнь была.
Постояли друг против друга короли, – глаза как у котов в марте, – и пошли каждый к себе подбоченясь. Стража за ими, – у кого синие штаны за сивым королём, у кого жёлтые – за русым.
* * *
Стучат-гремят по обеим сторонам кузнецы – пики куют, мечи правят. Старички из пушек воробьиные гнёзда выпихивают, самоварной мазью медь начищают. Бабы из солдатских запасных штанов моль веничком выбивают, мундиры штопают, – слёзы по ниткам так и бегут. Мужички на грядках ряды вздваивают, сами себе на лапти наступают.
Одним малым ребятам лафа. Кто на пике, заднюю губернию заголив, верхом скачет… Иные друг против дружки стеной идут, горохом из дудок пуляют. Кого в плен за волосья волокут, кому фельдшер прутом ногу пилит. Забава.
Призадумались короли, однако по ночам не спят, ворочаются, – война больших денег стоит. А у них только на мирный обиход в обрез казны хватало. Да и время весеннее, боронить-сеять надо, а тут лошадей всех в кавалерию-артиллерию согнали, вдоль границы укрепления строют, ниток однех на амуницию катушек с сот пять потребовалось. А отступиться никак невозможно: амбицию свою поддержать кажному хочется.
Докладает тем часом седому королю любимый его адъютант: так-то и так, Ваше Величество, солдатишка такой есть у нас завалящий в швальне, солдатские фуражки шьёт. Молоканского толку, не пьёт, не курит, от говяжьей порции отказывается. Добивается он тайный доклад Вашему Величеству сделать, как войну бескровно-безденежно провести. Никому секрета не открывает. Как, мол, прикажете?
– Гони его сюда. Молокане, они умные бывают.
Пришёл солдатик, смотреть не на что: из себя михрютка, голенища болтаются, фуражка вороньим гнездом, – даром что сам мастер. Однако бесстрашный: в тряпочку высморкался, во фронт стал, глаза как у кролика, – ан смотрит весело, не сморгнёт.
Чин на тебе большой, королевский, а играешь как каптенармус
– Как звать-то тебя?
– Лукашкой, ваша милость. «Трынчиком» тоже в швальне прозывают, да это сверхштатная кличка. Я не обижаюсь.
– Фуражки шьёшь?
– Так точно. Нескладно, да здорово. А в свободное время лечебницу для живой твари содержу.
– Какую ещё лечебницу?
– Галчонок, скажем, из гнезда выпадет, ушибётся. Я подлечу, подкормлю, а потом выпущу…
– Скажи, пожалуйста… Добрый какой.
– Так точно. Веселей жить, ежели боль вокруг себя утишаешь.
Повёл король бровью.
– Ишь ты, Чудак Иванович. А каким манером, ты вот похвалялся, – бескровно и безденежно войну вести можно?
– Будьте благонадёжны. Только дозвольте до поры до времени секрет при мне содержать, а то все засмеют, ничего и не выйдет.