Не было ни единого места на улице, где продуктовые лавки с мраморными прилавками могли бы предложить еду и напитки прохожим. В грязной, почти пустой стене виднелось несколько крошечных зарешеченных окон, расположенных слишком высоко, чтобы что-то увидеть. Тяжёлая дверь была полуоткрыта; это было похоже на гостеприимство. На миниатюрной вывеске была изображена грустная серая рыбка, которая, казалось, была пустой тратой места. На стенах не было никаких граффити, что говорило о том, что в этом районе никто не умеет читать. В любом случае, улицы расчистили.

Провинциалы не тратят время попусту. Зачем тратить время на общение, если в вашей провинции нет осмысленного общества?

Со мной были Камилл и Ларий. Мы спустились по нескольким неровным ступеням в мрачную пещеру. Там стоял тёплый, затхлый запах: слишком мало надежды, что это из-за животных – виноваты были только люди.

В заведении имелся один внутренний питейный притон с деформированными занавесками, наполовину скрывавшими грязные вестибюли, отходящие по сторонам, словно норы. Возможно, состоятельные клиенты отдыхали на галерее наверху, хотя это казалось маловероятным. Верхнего этажа не было.

Это нужно было исправить. Как и везде в наши дни, в «Радужной форели» действовала программа улучшения инфраструктуры. Её расширяли, но пока что прогресс был нулевым. Зияющая дыра в потолке обозначала место, где должна была быть проложена лестница. Вот и всё.

Внизу было немного удобств. Ламп было минимум. Одна амфора стояла в углу. Покрытая пылью, она служила скорее предметом декора, чем источником воды. Судя по форме, в ней хранились только оливки, а не вино. На единственной полке стоял ряд кубков разного размера.

Здесь было слишком тихо. Я точно знал, сколько рабочих работало на нашем проекте. Даже с учётом отставших, большинство из них здесь не было.

Возможно, мы слишком рано приехали к танцору. Музыканты, конечно, были в шаге от...

сегодня вечером: на скамейке лежала тревожная труба с прикрепленным к ней кожаным мешком, а по ручному барабану вяло барабанил длиннолицый лентяй, одетый в то, что здесь считалось гламуром (тусклую розоватую тунику, отделанную распускающейся двухцветной тесьмой).

О «Ступенде» не было и речи. Да и зрителей у неё было негусто.

Место должно было быть заполнено до отказа: люди сидели или даже стояли за прямоугольными столами, а также теснились на каждой скамейке. Вместо этого горстка мужчин поодиночке или по двое слонялась с напитками. Самым интересным объектом была трёхфутовая статуя Купидона, предположительно бронзовая, на постаменте в углу напротив амфоры. У бога любви были пухлые щёки, большой живот и зловещее застывшее выражение лица, когда он нацеливал лук.

«Спасите нас!» — мрачно пробормотал Элиан. «Секстий, должно быть, расхваливал свою тачку. Хозяин, должно быть, идиот, раз купился на это».

«Довольно дерзкая тема!» — заметил Юстин. Вместо стрелы какой-то шутник с места событий снабдил голого Эрота длинным железным гвоздём для лука. Я сделал отчёт о том, что гвозди исчезают из дворцовых складов. «Никому не отворачиваться от этого мелкого негодяя».

«Ты в безопасности», — заверил его брат. «Он должен стрелять безвредными тупыми стрелами, но мы так и не смогли заставить его действовать».

«Зачем богу любви здесь находиться, если не видно ни одной юбки?» — пожаловался Ларий. Женщин не было видно. Ни Гиспалы, ни Елены. «Никакой Виргинии!» — простонал Ларий Юстину.

«Избегаю тебя», — последовал ответ с ноткой раздражения, которая давала понять, что Юстин знал, что Ларию уже повезло с девушкой.

Мы устали ждать, пока нас посадят, и сели за столик. Это потребовало усилий, так как ножки у всех стульев были шаткими. Мне удалось удержаться на ногах, подсунув одно колено под край стола и уперевшись другой ножкой. Из дальней кладовки, пошатываясь, вышел мужчина в грязном фартуке, чтобы обслужить нас. Элианус с резким аристократическим акцентом попросил показать винную карту. Это была та самая дыра, где посетители настолько погружены в собственные переживания, что никто не замечает этого вопиющего нарушения этикета. Даже официант просто сказал ему, что винной карты нет. Было очень трудно вызвать здесь шокированное молчание, не говоря уже о том, чтобы заставить людей не заметить шутку.

Мы получили то, что получили. Все получили то, что получили. Нам принесли в почерневшей бутылке, что, видимо, было вежливым жестом по отношению к римским гостям.

Остальные наливали себе в кельтские горшочки для лица из старого треснувшего кувшина, который унесли после одного быстрого всплеска.

«Не могли бы вы сбегать за закусками?» — спросил Элианус. С ним было приятно работать под прикрытием.

"Что?"

«Забудь!» — приказал я. Я только что попробовал напиток. Я не собирался рисковать едой. У всех моих спутников были родители, которые, если бы они умерли от дизентерии, обвинили бы меня.

Вошла горстка траншейных рабочих, выглядевших так, будто они здесь новички.

Спустя целую вечность к ним присоединилась небольшая группа более шумных личностей, решивших раскачать вечеринку. Им это не удалось. Мы все сидели с несчастным видом, жалея, что не остались дома. Пара ламп потускнела и погасла. Половина посетителей, казалось, была готова последовать за ними. Траншеекопатели какое-то время перешептывались, затем дружно встали и улизнули, словно хорьки, виновато улыбаясь остальным, словно желая извиниться за то, что заставили нас страдать.

Внезапно всё наладилось. Вошла девушка. Ларий и Юстин напряглись, но сделали вид, что не заметили её. Мы с Элианом переглянулись и хором воскликнули: «Вирджиния!»

Она услышала нас и подошла. С идеальным юным лицом и невероятно аккуратными тёмными волосами, туго завязанными лентой, она была достаточно взрослой, чтобы работать официанткой в грязном баре, но при этом достаточно юной, чтобы выглядеть так, будто мать должна была бы держать её дома по ночам. На ней было простое платье, заколотое булавками так, что оно, казалось, вот-вот соскользнет. Оно ничего не открывало; она могла предложить меньше, чем намекала. Соблазнительная девушка-подросток отточила жест, поправляя рукава на плечах, словно переживала за их устойчивость. Она сделала это правильно. Это заставило нас замереть.

«Ступенда танцует сегодня вечером?» — спросил Джастинус.

«Конечно, так и есть», — бодро заверила его Вирджиния. Она указала на барабанщика, который в ответ слегка ускорил ритм.

«Здесь, кажется, довольно тихо», — сказал Элиан девушке. Я заметил, что Ларий держался особняком. Он притворялся человеком, который знает наверняка, и ему не нужно напрягаться. Какой обман.

«О, это оживит», — официантка была полна безразличной уверенности. Я ей не доверял.

Их можно увидеть по всей Империи: маленьких девочек в барах с большими мечтами. В редких случаях из этого что-то получается, и не обязательно это большая ошибка. Елена говорила, что молодые люди реагировали не столько на красоту девушки, сколько на её ауру предвкушения приключений. Это было тем более трагично, если она действительно никуда не денется.

Мечты делали её непостоянной. Ларий стал историей. Она уже двинулась дальше. У Юстина никогда не было шансов. Элиан мог

Предполагал, что, как новичок, он будет сильно привлекать внимание, но он ошибался. Я молча пил свой напиток, позволяя молодым людям толкаться за неё.

Вирджиния выбрала понравившийся вариант и улыбнулась мне.

«Кто твой друг?» — спросила она Джастина.

Он знал, что лучше не показывать разочарования. «Просто старый чудак в семье; мы привели его сюда, чтобы побаловать себя».

«Здравствуйте», — сказала она. Я слабо улыбнулся, словно мне было неловко общаться с барменшами. Шесть тёмных глаз парней смотрели на меня с враждебностью, но я был достаточно взрослым и имел достаточно скверное прошлое, чтобы с этим жить. Вирджиния говорила просто. «А как тебя зовут?»

Я поставил стакан на стол и встал. Если она хотела серьёзного вызова, я мог бы преподнести ей несколько сюрпризов. «Пойдём куда-нибудь в более уединённое место, и я тебе всё расскажу, дорогая».