Елена сразу поняла, что я решил на утреннем совещании. «Понятно! Ты хочешь иметь возможность проявить догматизм и властность?»

Я усмехнулся. «И, как уже было сказано, я совершенно не разбираюсь в профессиональной практике. Я идеально подхожу для этой работы. С этими талантами я мог бы стать архитектором!»

Я коротко перекинулся парой слов с Майей. Она мало что могла добавить. Тот, кого она слышала утром в банях, быстро прошёл мимо холодной комнаты и вскоре вернулся к выходу. Это совпало. Должно быть, они зашли в парную, бросили щётку и улетели.

Майя размышляла о том, как бы она себя чувствовала, наткнувшись на труп. Она призналась, что регулярно пряталась в бане одна в те часы, когда, как она надеялась, никого не было. Например, она была там прошлой ночью, виновато призналась она мне.

«Это было после того, как я уехал в Новио?»

«После ужина».

«Глупая! Майя Фавония, твоя мать воспитала тебя так, что купание на полный желудок может вызвать приступ».

«Это тоже даёт кучу времени на размышления», — прорычала Майя. Я предпочёл не знать, о чём она думает. С исследованием тёмных уголков души моей сестры придётся подождать.

«Незнакомцы могут подумать, что вы назначаете свидание».

«Мне все равно, что думают другие».

«Ты этого не сделала! Значит, ты была на месте преступления прошлой ночью, Майя. Расскажи мне об этом. Расскажи мне все до мельчайших подробностей».

Майя была готова помочь. «Я знала, что кто-то прошёл раньше меня. Когда я пришла, в двух бункерах была одежда».

"Два?"

«Я умею считать, Маркус».

«Ты тоже можешь быть грубым! Опиши эту одежду».

В молодости Майя работала портным. «Яркая ткань, дорогая, неаккуратно сложенная. Необычная; жаккардовая ткань, возможно, с шёлком в утке. В другом ряду навесов лежала простая белая туника – шерстяная, обычного переплетения, аккуратно сложенная, с мужским поясом сверху».

«Был ли дорогой материал окрашен в коричневый и бирюзовый цвета?» Она кивнула. «Помпоний. А кто был тот другой? Может быть, это был Киприан, обнаруживший тело? Вы зашли как раз перед моим возвращением из Новиомагуса?»

«Нет, гораздо раньше».

«До того, как было совершено преступление. В общем, — вспомнил я, —

«Вчера вечером Киприан был в синем. Ты никогда не видел этих людей?»

«Я решила не оставаться», — сказала Майя. «Я думала, они в парных, но могли бы пробыть там часами». Три парные располагались последовательно, что было обычной процедурой для небольшого номера. Людям приходилось выходить тем же путём, что и входили, встречая всех, кто шёл следом. Женщина вряд ли захочет отдыхать в крошечном полотенце, когда мужчины пройдут обратно.

«Итак, вы решили не ждать?»

Майя продолжала сопротивляться. Тин погиб в этой провинции. Я не могла больше трястись в холодной комнате, нанося масло на скорую руку и дожидаясь, когда они уйдут. Я думала вернуться сегодня утром, но всё равно не могу!

«Дорогая, радуйся, что ты не прибежала голой в последний кальдарий, пока Помпоний хрипел на полу».

«Он был мужчиной, — мрачно сказала Майя. — Он считал себя правителем мира. Думаю, я бы это вынесла».

Я уже уходил, когда она небрежным тоном добавила: «Тот, что в белой тунике, повесил сумку на крючок для плаща».

Она смогла описать его с точностью, свойственной внимательной и практичной девушке. Она описала его так точно, что я даже поняла, чья это сумка.

Направляясь к хижине художников, я увидел, что там уже вовсю готовятся включить старый дворец в новый проект. Стрефон и Магнус увлечённо обсуждали что-то, а помощники землемера смиренно стояли рядом с измерительными приборами.

Это выглядело более оживленной версией сцены, которую я видел несколько дней назад. Магнус, выделявшийся своим элегантным нарядом и седыми волосами, устанавливал свой сложный диоптр, в то время как более младшему персоналу приходилось довольствоваться простыми гро-ма. Некоторые отвечали за установку двадцатифутовых размеченных столбов, которые помогали в выравнивании, в то время как другие неуклюже разворачивали огромный угольник, чтобы отметить прямой угол для первоначальной разметки пересечения двух крыльев нового дворца. Пока они с трудом работали вплотную к зданию, еще больше стесненные его покровом лесов, я услышал, как Магнус советовал им отказаться от громоздкого угольника в пользу простых колышков и веревок. Он выпрямился и поймал мой взгляд. Мы обменялись прохладными кивками.

Начнём с самого начала. Свежий ветерок ерошил мне волосы, когда я направлялся к баракам у западной оконечности участка. Я пересёк большую платформу, шагая по ровной площадке, которая когда-нибудь станет большим внутренним садом, и пробирался по вырытым траншеям формального западного крыла и первым блокам, уложенным для его величественного стилобата. На стройке кипела жизнь, но она казалась приглушённой. Я слышал стук молотка со двора, где, как я знал, формовали и облицовывали каменные блоки, а с другой стороны доносился скрежет пилы, распиливающей мрамор. Солнечный свет, яркий, но в Британии не слепящий, мягко согревал моё сердце.

Впереди меня над лесом, где стояли повозки, кружили чайки, роясь в мусоре. Из лагеря снова доносился запах дыма. Я тихо пошёл по тропинке мимо хижины мозаичиста, которая казалась безжизненной. Я остановился у соседнего дома Бландуса и его сына. Дверь была открыта; внутри кто-то был. Это был не Бландус.

Он стоял ко мне спиной, но под небольшим углом, так что я видел, как он работает над небольшим натюрмортом. Это были свежие фрукты в стеклянной вазе.

Он создал композицию из яблок и теперь добавлял тонкие белые линии, изображающие рёбра полупрозрачного компота. Не уверен,

Он услышал меня, и я замер, любуясь румяной округлостью спелых фруктов и изысканно вылепленной стеклянной посудой. Молодой художник, казалось, был увлечён.

Он был крупным парнем. Я видел одно торчащее ухо, наполовину прикрытое взъерошенными тёмными волосами, которые выглядели бы лучше, если бы его основательно подстригли и расчесали начёсом. Его одежда была покрыта разноцветными пятнами краски, хотя в остальном он выглядел достаточно чистым, учитывая, что находился примерно в восемнадцати тысячах миль от дома. Он работал размеренно, умело и уверенно. Его замысел уже жил у него в голове, и требовались лишь эти вдумчивые, ритмичные мазки кисти, чтобы воплотить его на деревянной панели.

Я откашлялся. Он не отреагировал. Он знал, что я здесь.

Я скрестил руки на груди. «Творчество ради собственного удовольствия — это высокий идеал, но мой совет: никогда не тратьте силы попусту, пока не убедите какого-нибудь слабоумного клиента заплатить за это».

Большинство маляров развернулись бы, готовые меня ударить. Этот лишь хмыкнул. Он продолжал работать. Стеклянная чаша озарилась полоской нарисованного света, обозначая ручку.

«Заговорщики проекта решили, кто устранил Помпония»,

Я сказал: «Они остановились на этом хитреце из Стабий. Кисть для точечного нанесения ударов с какими-то компрометирующими инициалами была брошена на тело — как раз там, где я должен был её найти и закричать: «О, смотрите-ка на это!» Так скажите мне, хитрец, вы его убили?»

«Нет, чёрт возьми, не сделал этого». Художник перестал рисовать и повернулся ко мне. Я трахал девушку из бара в Новиомагусе — она была не так хороша, как я надеялся, но, по крайней мере, могу сказать Джастинусу, что я первым добрался до неё!»

Я одарил его долгим холодным взглядом. «Единственное хорошее в этой истории — то, что ты трахал шлюху, а не моего зятя».

«И ещё одна хорошая новость». Он нахмурился, как всегда невозмутимо. «Ты же знаешь, что эта история правдива, Фалько».

Я знал его и поверил. Это был мой племянник Ларий.

XL

Я бросила ему щётку из бани. Он поймал её одной рукой, а в другой всё ещё держал ту, более тонкую, которой работал, и свою палитру. «Это у тебя свиная щетина?»

«ЛЛ. Это я. Ларий Лоллий».

«Слава Джуно, ты не родилась под лавровым деревом», — усмехнулся я. «Третья буква «л» была бы непристойной».