«Это в Британии, где выбор мастеров ограничен, потому что никто не хочет сюда приезжать?»

«Да», — с печальной гордостью ответил Киприан. «И поскольку это дворец Великого Царя, нам нужно самое лучшее».

«Были ли эти двое предупреждены перед приездом о возможной встрече?»

«Нет. Конечно, я предупредил их, когда они приехали, что не допущу проблем. Их нанял Помпоний. Он раздаёт субподряды. Он либо не знал, что они ненавидят друг друга, либо ему было всё равно».

«Личные отношения — не его сильная сторона».

«Скажи мне!» — устало вздохнул Киприан. «Значит, Филокл-старший теперь на пути в Аид, а Младший, вероятно, нас бросит. Бландус слег, и кто знает, встанет ли он на ноги и когда…»

Я хлопнул его по плечу. «Не позволяй этому тебя расстраивать. Я до сих пор не понимаю, в чём дело?»

«О, ты знаешь художников, Фалько!»

«Нечист на руку?» — предположил я.

«Пальцы повсюду, ты имеешь в виду. Похотливые нищие, все они. Как ты думаешь, почему они становятся художниками? Они ходят по домам и имеют доступ к женщинам».

«А! Так Бландус…?»

«Трахнул жену Филокла-старшего. Муж об этом узнал». Я поморщился. «Но не говори младшему», — взмолился Киприанус. «Он немного тугодум. Мы все думаем, что он ничего не знает».

Меня осенила мысль. «Бландус случайно не его настоящий отец?»

«Нет. Джуниор был младенцем». Киприанус тоже об этом подумал. Потом усмехнулся. «Ну, думаю, он был… Давайте сделаем вид, что мы уверены. Он бы не знал, продолжать ли укладывать полы или заняться облицовкой стен мрамором!»

«Тебе нужно, чтобы он складывал мозаику — я промолчу».

На мгновение Киприанус действительно посмотрел на меня. «Тебе больше нечего делать, Фалько». Он либо с тревогой выслушивал моё мнение, либо пытался повлиять на мои действия, если я хотел создать проблемы.

«А почему бы и нет?» — ответил я ему. «Это смерть по естественным причинам. Он оставил нам свои творческие работы. Либо Филокл-младший, либо какой-нибудь другой бездушный мастер по ремонту полов в конце концов нанесёт эти рисунки».

В противном случае это просто фортуна. Так происходит постоянно. Проклинаешь их время, утешаешь родственников, устраиваешь похороны, а потом просто уходишь и забываешь о них.

Может быть, Киприанус считал меня суровым. Это было лучше, чем если бы он думал, что я проведу расследование. И, хотя его работа на стройке была опасной, возможно, я видел больше внезапных смертей, чем он. Я был жёстким. Хотя, заметьте, я всё ещё мог злиться.

Пока строитель пошёл сообщить плохие новости сыну главного мозаичиста, я попытался увидеть Бландуса. Алексас провёл меня к нему, но он храпел. Он так страдал от боли, что санитар дал ему лекарство.

«Маковый сок?»

«Белена».

"Осторожный!"

«Да. Я стараюсь не убить его, — мрачно заверил меня Алексас.

XXIV

Это расследование оказалось сложнее, чем я ожидал. Сегодня я упал и подрался, а потом погиб в результате несчастного случая. Я был потрясён и морально, и физически. И это не считая зубной боли, тяжёлой работы в офисе и личных проблем, которые, скорее, истощили мои силы.

Я был рад, что привел сюда Хелену и остальных, и мне не пришлось ехать верхом на осле вечером, прежде чем я нашел ужин и утешение.

Так или иначе, теперь мне стало ясно, что мне необходим регулярный доступ к комоду с одеждой.

Во время расследования я любил перемену обстановки. Проблема с провинциальными назначениями всегда была одна и та же: место и персонал были рядом и днём, и ночью. Спастись было невозможно.

Я скучал по Риму. Там, после долгого рабочего дня, я мог затеряться на Форуме, в банях, на скачках, у реки, в театре и на тысячах уличных точек сбора, где предлагалось множество съестных припасов и напитков, чтобы отвлечься от забот. Я пробыл здесь три дня и уже тосковал по дому. Я скучал по высоким, переполненным зданиям в трущобах так же сильно, как и по высоким храмам, сверкающим бронзой и медью, венчающим эти знаменитые холмы. Мне хотелось увидеть жаркие улицы, полные треснувших амфор, диких собак, рыбьих костей и падающих оконных ящиков; бродячих торговцев колбасой, торгующих еле тёплым мясом; ряды выстиранных туник, висящих между окнами, из которых высовывались девяностолетние старухи и хихикали, гадя над девицами, слишком уж обнажавшими ноги скользким продавцам масел для ванн, которые, вероятно, были двоеженцами.

В Новиомагусе никто не мог набрать несколько жён; среди этой разреженной популяции каждый бы его знал. Любого заморыша-неудачника разоблачили бы и отправили обратно в его хижину. Я жаждал города, где процветал обман и оставалась надежда на изощрённое коварство. Я жаждал лёгкого дуновения извращения среди сладких ароматов ладана, сосновых иголок и майорана. Я был готов принять чесночный поцелуй от мятежной барменши или позволить скользкому ликийцу продать мне амулет из какого-нибудь экзотического полового органа, плохо забальзамированного. Мне нужны были портовые грузчики и девушки-вешалки, библиотекари и сутенёры, чванливые финансисты в роскошных пурпурных тогах, их перегретая шерсть была пропитана той отвратительной краской с берегов Тира, которая так выразительно пахнет моллюсками, из которых её выжимают. Боже мой, как я скучал по привычному шуму и стрессу дома.

Три дня в Британии: я с нетерпением ждал отъезда. Но так скоро после приезда мысль о бесконечном пути обратно в Италию стала почти невыносимой. Прежде чем мы с этим столкнёмся, мне, пожалуй, придётся свозить нас в Лондиниум, чтобы немного окунуться в городскую жизнь.

Любой, кто там был, поймет, что это шутка.

Должно быть, июнь. Дома небо будет голубым. Мы пропустили большой фестиваль цветов; они бы стали героями и богами войны.

Здесь было приятно; ну, я мог притворяться. Люди сидели на улице в прекрасный вечер, мы, римляне, накинув на плечи плащи.

Сегодня слуги короля принесли нам подносы с едой, и мы поели прямо в саду. Камилла Хиспэйл всё это время демонстративно дрожала, что подтолкнуло других из нас к тому, чтобы насладиться свежим воздухом.

Малышка была беспокойной. Я попробовала её покачивать. В компании это никогда не работает. Малыши знают, что ты хочешь произвести впечатление на людей своим волшебным прикосновением; они перестают ворчать, чтобы обмануть тебя, а потом начинают кричать ещё громче.

«Еще двадцать лет, и она станет совсем хорошей», — хихикнула Майя.

Нукс залезла Елене под юбку и тихонько заскулила. Елена, выглядя усталой, заскулила в ответ.

Я попробовал этот трюк: встать и медленно ходить. Мама всегда так умела. Однажды, когда Джулия кричала без перерыва около трёх дней, я видел, как мама успокоила её за пять шагов. Фавонию мои старания не обманули.

Дальше, в большом саду, рядом с покоями короля, мы увидели Вероволка. Он был с небольшой группой других бриттов. Их подали одновременно с нами, и теперь они неспешно разбирали блюда и пили. Всё казалось приглушённым, хотя, возможно, так тихо и не будет. Вероволк постоянно поглядывал в нашу сторону. Инстинктивно мы избегали контакта, стараясь держаться поближе к дому. Меньше всего мне хотелось, чтобы каждый вечер у нас было многолюдное международное общение.

«Похоже, он принимает близко к сердцу приказ короля не вмешиваться и позволить тебе заниматься своим делом», — тихо заметила Елена. Она знала мои чувства.

Я покачал Фавонию. Она решила перестать плакать. Икота напомнила мне, что она может отказаться от своего решения в любой момент.

Джулия, ползающая по траве, заметила тишину и пронзительно вскрикнула. Моя сестра Майя наклонилась и помахала ей куклой. Джулия отбросила её в сторону, но всё же замолчала.

«Кровать?» — пригрозила Майя.

«Нет», — милая крошка. Это было одно из её первых слов.

Я взглянул на Вероволкуса, наблюдая за ним так же, как он наблюдал за нами. «Мне не нравится быть асоциальным, но…»

«Возможно, всё наоборот», — улыбнулась Елена. «Вот мы все в нарядных костюмах, громко говорим на латыни и демонстрируем свою любовь к культуре. Возможно, наши застенчивые британские хозяева боятся, что из-за своей отвратительной вежливости им придётся общаться с кучкой наглых римлян».