«Полагаю, соответствующие финансовые выгоды были тщательно просчитаны поколениями дворцовых актуариев?» — голос Юстина по-прежнему звучал резко.

Я ухмыльнулся. «Дорогие племена, пусть сами решают, что выбрать: удар копьём в рёбра и изнасилование женщин или возы вина, несколько хороших подержанных диадем и делегацию пожилых проституток из Артемизии, обосновавшихся в столице племени».

«Всё во имя прогресса и культуры!» — сухо проворчал Юстин.

«Атребаты считают себя прогрессивными, поэтому они забрали добычу».

«Веспасиан не сентиментален, — заключила Елена, — но он, должно быть, помнит Тогидубна по особенному времени своей юности. Теперь они оба пожилые, а старики тоскуют по прошлому. Подождите-ка — все трое. Надеюсь, я буду там и увижу, как вы все говорите о старых добрых временах!»

Я надеялась, что так и будет. Когда однажды я начала мечтать и терзаться, я чуть не сказала, что меньше всего мне хотелось бы иметь сырой дом в Британии, расписанный фресками. Впрочем, кто знает!

Юстин запечатлел план нового огромного дома короля. Он смотрел на него с завистью новобрачного, поселившегося у родителей. Ревность в его тёмных глазах сменилась отстранённостью. Будучи циником, я не верил, что наш сентиментальный герой ностальгирует по своей бетийской невесте, Клаудии Руфме, с которой они поженились всего несколько месяцев назад.

Клавдия не сопровождала нас в этой поездке. Она была девчонкой-игруньей, но её убедили в том, что Юстин возвращается в Рим. Должно быть, он убедил её подождать. Я задумчиво наблюдал за ним. В каком-то смысле я знал его лучше, чем его семья или друзья; я и раньше путешествовал с Квинтом Камиллом Юстином, выполняя опасное задание среди варварских племён. Я догадывался, что, когда он тосковал по прошлому, его разум наполняла недостижимая, идеализированная красота. В Британии мы найдём золотоволосых женщин, похожих на ту женщину из Германии, которая всё ещё являлась ему в снах.

Элианус, будучи холостяком, имел право пользоваться всеми прелестями путешествий, включая романтические. Вместо этого он назначил себя тем самым здравомыслящим человеком, который всем заправляет. И теперь он с изумлением смотрел на огромный счёт владельца особняка.

Елена поднялась наверх, чтобы покормить ребёнка и уложить Джулию. Нас было достаточно много, чтобы занять целую спальню почти каждый вечер. Я предпочитала держаться вместе и не пускать сюда безумных воришек-незнакомцев. Женщины спокойно приняли совместное проживание, хотя мальчики поначалу были шокированы. Уединение не является римским требованием; наша комната должна была быть лишь недорогой и удобной. Мы просто падали на свои жёсткие узкие кровати в одежде и спали как убитые. Хиспэйл храпела. Она бы храпела.

Я остался с бутылкой вина, присматривая за Майей. Она разговаривала с мужчиной. Я не римский патерналист. Она могла свободно общаться. Но женщина, которая дистанцируется от группы, с которой путешествует, может показаться незнакомцам готовой ко всему. На самом деле, Майя с напряженной яростью ждала, когда закончится её кошмарное изгнание из Рима; она казалась настолько замкнутой и враждебной, что люди почти никогда её не беспокоили. Но она была привлекательна, сидела чуть поодаль на конце нашей скамьи, стройная фигурка с тёмными кудрями в малиновом платье с косами. У неё были с собой одежда и всё необходимое; упакованный сундук был...

«обнаружили» на борту судна, а мы продолжали делать вид, что это подстроили ее дети.

Это платье, очевидно, было новым, купленным на деньги Па, который пополнил её гардероб после того, как Анакрит всё испортил. Любой, кто судит по внешности, мог бы подумать, что у Майи есть деньги.

Если бы у Майи появился последователь, я бы не вмешивался. Я не был глупцом.

Заметьте, я бы точно узнал, кто он такой, пока все не зашло слишком далеко.

Спина затекла. У меня было сломанное ребро, которое дало о себе знать после тяжёлых дней в тесном транспорте. Голова слегка кружилась, мысли путались после нескольких часов непрерывного движения в дороге. У половины моей группы были забиты кишечник и головные боли; остальных мучила диарея. Сегодня вечером, неуклюже двигаясь, пытаясь расслабить спину, я не мог понять, на какой стадии находятся мои внутренние процессы. Когда путешествуешь, нужно знать. Нужно планировать заранее.

Разговор с моей сестрой выглядел непринуждённым. Мужчина был одиноким путником, одетым прилично, судя по всему, торговцем. Он объел хлеб, стоявший перед ним на столе, и осушил высокий кувшин, вероятно, наполненный пивом. Майе он ничего не предложил.

Пока он бежал, Майя реагировала отчуждённо. Парень должен был рад, что она была хоть немного любезна. Он говорил робко, словно не знал, что с ней делать. Я знал, что разговор с ним был жестом неповиновения с её стороны. Я всем говорил не болтать с попутчиками, но Майя любила отвергать хорошие советы. Пренебрежение к главе семьи было естественным, и она отделяла себя от тех из нас, кого считала похитителями. В этой поездке одно неверное движение с моей стороны, и она становилась неуправляемой.

В конце концов мужчина вышел, чтобы окунуться в холодную воду бани; Майя, не сказав ни слова, поднялась наверх. Я посидела немного молча, а затем последовала за ней.

На следующий день мы увидели незнакомца, который с трудом проталкивал тележку с большими, плотно упакованными вещами через ворота особняка. Майя упомянула, что это какой-то коммивояжер, и мы едем туда же. Она сказала, что его зовут Секстиус. Я попросил ребят помочь Секстиусу выкатить машину на дорогу. Затем я дал им понять, что кому-то из них придётся подружиться.

«Авл, тебе нужны приключения в жизни…»

Когда мы наконец пересекли Галльский пролив в Новиомаге, у меня остался один официальный помощник. Элиан превратился в довольно ворчливого приспешника человека, надеявшегося заинтересовать Великого Царя механическими статуями. Когда-нибудь, если он когда-нибудь превратится в пухлого землевладельца с виллами на озере Волусена и в Сурренте, наш дорогой Авл сможет покупать себе диковинки, будучи уверенным, что знает, как смазать маслом движущихся голубей, чтобы они клевали фигурки кукурузы с золотого блюда. Я сказал ему, чтобы он наслаждался перевоплощением, а он поведал мне, какую отвратительную судьбу он хотел бы мне уготовить.

Оставалось только сделать из Джастинуса фанатика декоративного пруда, и мы сможем подкрасться к Глоккусу и Котте с трёх сторон. Конечно, если они там будут.

ВЕЛИКОБРИТАНИЯ: НОВИОМАГУС

РЕГНЕНСИС

Разгар лета (если это вообще имеет значение!)

Место назначения. День первый. Огромная строительная площадка прямо на южном побережье.

Прораб был занят. Но пока я ждал, он взглянул на меня, и я решил, что он будет вежлив. Обычно они такие. Примирение — это их работа; любой, кто может помешать вспыльчивым сантехникам разорвать на части этого дурачка-архитектора, когда тот снова заставляет их перенаправить подводящую трубу (и отказывается за это платить), может справиться с нежеланным гостем на стройке.

Я уже видел, как напыщенный архитектор, должно быть, презрительно насмехался над каменщиком. Это неудивительно.

Меня не подпускали к сантехникам. Но это изменится. Каждая работа на этом объекте была в моём списке для проверки. Пока что мало кто из них участвовал. Пока что «объект», похоже, представлял собой лишь масштабный проект по выравниванию.

Утром я выехал из Новиомагуса на муле. Меня всё ещё подташнивало после морской переправы. Проехав милю по широкой прибрежной дороге, которая явно куда-то вела, я с тревогой остановился, увидев эту огромную грязную картину.

Это было не то место, где любил бы работать осведомитель из большого города. Будущий дворец располагался в низменном прибрежном уголке между болотами и морем. Слева от меня, когда я подъезжал, находился подход к гавани – своего рода лагуна, где земснаряды лениво копались в том, что, как я знал, должно было стать глубоким каналом. Лебеди невозмутимо занимались своими делами. Когда я прибыл, моя дорога пересекла мост через ручей, недавно канализированный для регулирования его течения, а затем слилась с новой голой дорожкой, которая должна была огибать расширенный дворец.