– Он работает на вас, сэр?

Фронтино ответил мягко.

–У него прекрасные рекомендации, но он принадлежит к другой группе людей.

–Люди из Рима?

«Это не секрет». Либо Фронтинус в тот вечер перебрал, либо он был злее, чем мы думали, из-за того, что офицера отправили туда без надлежащего разрешения. Прежде чем я успел его остановить, он выпалил: «Он из вигилов».

«Тогда», ответил адвокат, как будто открыв нечто гениальное, «это вне его юрисдикции!»

«Верно», — согласился Фронтино, отделяя лучшие оставшиеся миндальные пирожные и выкладывая их на блюдо. Он был спокоен и почти с сарказмом сказал: «Меня бесит, что он работает в моей провинции».

Если вы раскроете хоть одно грязное дело, я конфискую улики, а если вы кого-то подставите, все заслуги лягу на меня. – Выпятив вперёд выдающийся подбородок, он откинулся на спинку стула, в котором сидел. Прежде чем отправить в рот миндальное пирожное, он сказал Попилио гораздо более резким тоном: «Любой, любой, кто позволит мне жёстко расправиться с членами организованной преступности, будет желанным гостем в Лондиниуме».

Попилий едва ли мог упрекнуть Юлия Фронтина, легата Августа, за то, что тот хотел управлять чистым городом. Законник поблагодарил Элию Камилу за ужин и отправился домой.

Норбано наблюдал за этим с удивлением.

– Проблема юрисдикции? – спросил он.

Фронтино счел необходимым завершить свое предыдущее заявление:

«Я знаю Петрония Лонга. Я бы привёл его сюда на постоянное место службы, но префект городских когорт не отпускает его: он слишком хорош!»

«Ну, так вот чем он зарабатывает на жизнь!» — воскликнул Норбано медовым голосом. Мне стало не по себе, но он снова повернулся к Майе.

Петроний встал. Он вернулся к нам и прошёл мимо Майи, не взглянув на неё. Элия Камила вскочила, подошла к нему и коротко обняла. Она передала его Елене, которая всё ещё плакала, поэтому та тоже быстро обняла его, а затем передала мне. Его лицо было измождённым, и я видела только мокрые щёки. Он принял наши соболезнования, но был где-то далеко, погруженный в свои мысли.

в страданиях у него были иные точки отсчета и иные приоритеты.

Он продолжил идти к дому.

«Останься здесь с нами хотя бы на ночь», — умоляла Элия Камила, уходя. Петро оглянулся, кивнул и вошел один.

Норбано, должно быть, наблюдал за этой короткой сценой с ещё большим любопытством. Я слышал, как Майя ему объясняла.

–Близкий друг семьи, который пережил тяжёлую утрату. Мы все его очень любим.

«Бедняга». Мы не могли ожидать от Норбано настоящего сострадания. Во-первых, он, должно быть, задавался вопросом, насколько близким другом была Майя, которого она так любила.

Было ясно, что хороший гость попрощался бы в столь печальный момент, что Норбано и сделал. Майя любезно проводила его до двери.

Как только они отошли достаточно далеко, чтобы нас больше не слышать, я предложил Хиларис проследить за Норбано. Я всё ещё считал его подозрительным. Он не мог вернуться на свою виллу вниз по реке после наступления темноты; плыть на лодке было опасно. Поэтому я решил выяснить, где он остановился в городе. Осторожный наблюдатель следил за портшезом Норбано, когда тот попросил его доставить; к счастью, он замешкался в дверях, разговаривая с Майей, так что наш человек был в удобной позиции, когда Норбано вышел из дома.

Я пошёл выпить с Хиларисом в его студию, чтобы обсудить наши впечатления и спокойно отдохнуть. Мы всегда хорошо ладили. Мы проговорили гораздо дольше, чем я думал.

Когда я вышел к Елене в нашу комнату, все коридоры были безмолвны, тускло освещены глиняными масляными лампами, стоявшими на тумбочках или расставленными на некотором расстоянии друг от друга по полу. Рабы давно уже ушли на покой.

Усталый, я добрался до комнат, где остановились гости. К моему негодованию, даже в столь поздний час, я наткнулся на этого проклятого арфиста, всё ещё бродившего со своей маленькой собакой-поводырём, полной зерна. Я сказал им убираться, пообещав, что Майя вернёт их Норбано на следующий день. Я мог бы сделать это с…

образование, но нам уже пора было избавиться от этой пары назойливых людей.

Мне очень хотелось быть с Еленой, но сначала я пошёл посмотреть, как там Петроний. Мы с ним уже Мы помогали друг другу справляться с трудностями пятнадцать лет; Елена хотела, чтобы я её утешил. Это означало, что если она выпьет, я либо поддержу её, либо остановлю. Если она захочет поговорить, я выслушаю. Клянусь Аидом, если бы бедняга спал, я бы даже уложил его спать!

Но у Петро уже было другое утешение: я обнаружил, что Майя на шаг впереди меня. Подойдя к двери Петро, я увидел, как она быстро постучала и вошла. Чтобы попасть в свою комнату, мне пришлось пройти мимо. Майя по неосторожности оставила дверь приоткрытой. Возможно, она думала, что я её выгоню. В любом случае, дальше я не мог пройти незамеченным; я снова оказался в положении подслушивающего сестру.

«Петронио», — звала его Майя по имени. Главное, чтобы он знал, что она рядом.

Тусклый свет масляной лампы, казалось, горел высоко у его кровати. Я увидел Петро: он разделся и остался босым, в одной грубой рубахе; он стоял перед окном, облокотившись на подоконник, и на него падал ночной воздух. Он не обернулся.

«Это ни к чему хорошему не приведёт, — посоветовала Майя. — Спи. Тебе нужно отдохнуть».

-Не мочь.

–И что ты собираешься делать?

«Ничего». Он обернулся. Он показал ей пустые руки. Но его переполняли эмоции. «Совершенно ничего. Просто вспомнил Сильвану и Тадию».

Подождите, пока боль прекратится.

«Надеюсь, это скоро пройдет», — сказала моя сестра.

Петроний непристойно выругался.

– Ну, это положит конец «Приятная часть вечера, и в хорошем мужском стиле!» — пошутила Майя.

«Я не хочу, чтобы люди были чертовски любезны… это меня беспокоит». Затем он сделал шаг к Майе, так что в этой маленькой комнате они оказались совсем близко друг к другу. «Я не хочу, чтобы я…»

Не жалейте меня и не приставайте ко мне... и ваше критическое остроумие мне тоже не нужно.

Либо ты уходишь, Майя... либо остаешься, черт возьми!

«Что ты предпочитаешь?» — спросила Майя, но это был риторический вопрос, потому что они уже упали в объятия друг друга.

Когда они поцеловались, это было не похоже на зарождающуюся юную любовь или подтверждение глубокой привязанности. Это было нечто гораздо более тёмное.

Оба были несчастны и отчаялись. Их сближение было намеренным и плотским; у меня сложилось впечатление, что ничего хорошего из этого ни для одного из них не выйдет.

Освободившись от собственной поглощенности, я прошёл мимо них незамеченным. Мне даже удалось запереть дверь на крючок. Я направился в свою комнату, опустив голову и подавленный.

Как только я лёг в постель, Хелена прижалась ко мне и положила голову мне на плечо, как обычно. Я прижал её к себе и не двигался, пока она не уснула. Я не рассказал ей, что только что увидел.

XXXVII

Едва рассвело, как меня разбудил настойчивый стук в дверь.

Снаружи, в коридоре, послышались торопливые шаги. Раздались крики тревоги; затем я услышал короткую команду, и все звуки стихли.

Пытаясь проснуться, я распахнул дверь спальни. За моей спиной Елена что-то бормотала в полусне, когда свет ламп из коридора лился в комнату. Там стоял испуганный раб и ждал.

Он объяснил мне, очень нервно, что солдаты, охранявшие наших заключенных, посчитали, что что-то пошло не так.

Появился Хиларис. С растрепанными волосами, одетый в длиннорукавную мантию, словно первобытный восточный властитель, он подтвердил худшее: Пиро нашли мёртвым.

После часа лихорадочной деятельности нам удалось кое-что понять о произошедшем. После тщательного осмотра тела мы окончательно убедились, что смерть наступила не по естественным причинам. Пиро – это был тот самый громила с щетиной на подбородке, не особенно крепкий, но всё же мускулистый, на вид крепкий. Ему было лет тридцать пять-сорок – возраст, в котором умирают многие, – но он всю жизнь хорошо питался и не страдал от каких-либо явных болезней.