Кассий, конечно, краснел над своими рецептами канапе, словно человек, годами переживавший нервные срывы из-за вечеринок, которые он устраивал. Его игра была отточена, и он от души наслаждался ею.

Елена предложила помочь, но Кассий отправил нас осматривать достопримечательности.

Как только мы вышли на улицу, местный житель, который знал, что приехали незнакомцы, вскочил из канавы, где терпеливо ждал. Мы знали, что не стоит нанимать гида для осмотра достопримечательностей. Мы оттолкнули его локтем и быстро ушли. Он был так удивлён, что ему потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с духом и обругать нас, что он и сделал, зловеще бормоча на непонятном языке.

Он будет там каждый день. Я знал правила. В конце концов я сдамся и позволю ему увезти нас куда-нибудь. Он запутает нас; я выйду из себя; неприятности убедят его в том, что иностранцы — болтливые, бесчувственные хвастуны. Через пару столетий накопившаяся ненависть от подобных инцидентов выльется в жестокий бунт. Я буду частью общего дела, просто потому, что мне захотелось провести час-другой, бесцельно прогуливаясь с женой по новому городу, держась за руки.

Сегодня, по крайней мере, мы сбежали одни. Авл, должно быть, проснулся с рассветом и поспешил в Мусейон, чтобы убедить академическое начальство в том, что он достойный учёный. Если бы студентам нужно было иметь богатых отцов, он бы едва ли подходил. Если бы требовались умные люди, он оказался бы в ещё более скользком положении. Альбия дулась, потому что Авл вышел без неё. Наши две маленькие дочери тоже дали нам отпор; они выяснили, где слуги тусуются, поджидая милых девочек в одинаковых туниках, которые будут искать изюмные пирожные.

Меня вполне устраивала роль интеллектуала Авла. Он хотел получить признание, сказав, что учился в Александрии, а мне нужен был агент в библиотеке. Если он не сможет пробраться туда сам, мне придётся решать это с помощью

Префект, но наше прикрытие выглядело бы лучше, если бы Авл самостоятельно устроился под столами для чтения. К тому же, я ненавижу префектов. Выпрашивание официальных милостей никогда не работает для меня.

Египет хранился императорами как личная сокровищница с тех пор, как Октавиан, впоследствии переименованный в Августа, потопил амбиции Антония в битве при Акциуме.

С тех пор императоры цеплялись за эту блестящую провинцию.

Другими странами управляют бывшие консулы, но не Египтом. Каждый император посылает своих доверенных людей управлять страной.

Всадники, часто бывшие дворцовые рабы, чья задача — перекачивать богатые ресурсы прямиком в императорскую казну. Сенаторам официально запрещено ступать в ил Нила, чтобы не черпать вдохновение и не плести интриги. Тем временем, должность префекта Египта стала востребованной для чиновников среднего ранга, уступая по популярности только главе преторианской гвардии. Эти люди могут быть политическими тяжеловесами. Восемь лет назад именно префект Египта, Юлий Александр, первым провозгласил Веспасиана императором, а затем, пока Веспасиан ухищрялся добиться своего восшествия на престол, обеспечил ему опору в Александрии.

Я не одобрял императоров, кем бы они ни были, но мне нужно было зарабатывать на жизнь. Я был частным информатором, но время от времени выполнял императорские поручения, особенно там, где они помогали оплачивать зарубежные поездки. Я приехал сюда с «семейным визитом», но это давало возможность поработать для старика. Елена, естественно, знала об этом, как и Авл, который должен был мне помочь. Я не был уверен, удосужился ли Веспасиан сообщить нынешнему префекту о моём неофициальном назначении.

Скажем так, встреча с библиотекарем сегодня вечером была для меня немного преждевременной. Мне нравится самому провести расследование, прежде чем ввязываться в препирательства с руководством.

Но туризм был на первом месте: Александрия была прекрасным городом.

Аккуратно спланированный, он создавал впечатление, будто Рим был основан пастухами, и это действительно было правдой. Священная дорога, извиваясь, вела к Римскому форуму, поросшему травой.

Его хаотичные каменные плиты напоминали овечью тропу по сравнению с роскошной улицей Канопус. Остальное было не лучше. Рим никогда не имел четкой сетки улиц, и не только потому, что Семь Холмов этому мешали. В быту римляне не подчиняются приказам. Сомневаюсь, что даже Александр Македонский смог бы объяснить эсквилинскому меднику, как ориентировать его мастерскую; это было бы равносильно удару молотом по героическому македонскому черепу.

Мы с Хеленой прошлись по этому благородному городу так далеко, как только смогли, учитывая, что я, как восхищенный гость, стал ворчливым, а она была на четвертом или пятом месяце беременности.

Ещё одна причина, по которой мы поспешили принять приглашение дяди: мы приехали как можно раньше в этом году.

Скоро Хелена перестанет быть подвижной, наши матери будут настаивать, чтобы она оставалась дома, и если мы дождёмся окончания родов, то, как мы надеялись, появится ещё один ребёнок, которого мы сможем таскать с собой. Двух было вполне достаточно, а наличие дома родственника, где их можно было бы оставить, было настоящим благом. Возможно, это был последний раз, когда можно было осматривать достопримечательности на ближайшие десять или двадцать лет. Мы с головой окунулись в это.

В Александрии было две главные улицы, каждая шириной в двести футов. Да, вы правильно прочитали: достаточно широкие, чтобы великий завоеватель мог пройти по ним всем своим войском, не опасаясь, что толпа обгорит солнце, или чтобы он мог проехать на нескольких колесницах в ряд, беседуя со своими знаменитыми полководцами, восседавшими на своих квадригах. Улица Канопус, обрамленная мраморными колоннадами по всей длине, была самой длинной; на её западном конце находились Лунные ворота, а на восточном – Канобские ворота.

Мы добрались до него где-то посередине, откуда ворота показались бы лишь далекими точками, если бы мы могли смотреть сквозь толпу.

Улица Канопус, проходившая через королевский квартал, пересекалась с улицей Сома, названной в честь гробницы, куда было перенесено забальзамированное тело Александра Македонского после того, как он умер от ран, усталости и пьянства. Его наследники боролись за право обладания его останками; первый из

Птолемеи схватили тело и привезли его, чтобы прославить Александрию.

Если гробница Александра показалась нам довольно знакомой, то лишь потому, что Август скопировал её для своего мавзолея, украсив его кипарисами на круглых террасах. Мавзолей Александра был значительно больше и стал одним из самых высоких зданий в центре города.

Естественно, мы вошли и осмотрели знаменитое тело, покрытое золотом и лежащее в полупрозрачном гробу.

В настоящее время крышка гроба была запечатана, хотя стражники, должно быть, позволили Августу войти после битвы при Акциуме, потому что, когда этот негодяй притворился, что выражает почтение, он отломил Александру часть носа. Мы могли различить лишь размытые очертания героя. Гроб больше походил на листы талька, чем на формованные оконные стекла. В любом случае, его нужно было протереть губкой. Поколения зевак оставили размазанные отпечатки пальцев, а песок занесло повсюду. Учитывая, что прославленному останку было почти четыреста лет, мы не жаловались на отсутствие более близкого контакта.

Мы с Еленой остроумно подискутировали о том, почему Октавиан, внучатый племянник Юлия Цезаря, взял на себя смелость уничтожить лучшую черту Александра — нос, столь великолепно воплощенный в изящных статуях его прирученного скульптора Лисиппа.

Октавиан/Август был несносным и самодовольным, но у многих римских патрициев были эти недостатки, и они не нападали на трупы. «Возмутительно», — объяснила Елена. «Все полководцы вместе. Один из парней. «Ты, может, и великий, но я могу ущипнуть тебя за нос!» — О боже, смотри; он оторвался в руке Октавиана Цезаря... Быстро, быстро; приклей его обратно и надейся, никто не заметит». Не смущаясь условностей, моя дорогая наклонилась как можно ближе к непрозрачному куполу и попыталась разглядеть, не приклеили ли смотрители нос обратно.