Спит Царевич, распростерся,
Спит, не слышит ничего,
Ровно палочкой уперся
Месяц в личико его.
Соврала, что палочкой:
Перстом светлым, пальчиком.
И стоит бабенка шалая
Над мальчиком.
«Скрытные твои ресницы, –
Без огня сожжена!
Отчего я не девица,
А чужая жена!
Отчего-то людям спится,
А мне плачется!
Отчего тебе не мать родная
Я, а мачеха?
На кроваточке одной
Сынок с матушкой родной.
С головеночкой льняной
Ребеночек мой!
Молчи, пес цепной!
Не реви, царь морской!
Проходи, сон дурной!
Ребеночек – мой!
В кипяток положь яйцо –
Да как не сварится?
Как на личико твое цветочное
Не зариться?
Для одной твоей лежанки
Я на свет рождена.
Я царевичу служанка –
Не царева жена.
Обдери меня на лыко,
Псам на ужин изжарь!
Хошь, диковинный с музыкой
Заведу – куба́рь?
Гляжу в зеркальце, дивлюся:
Али грудь плоска?
Хочешь, два тебе – на бусы –
Подарю глазка?
Не введу в расход, – задаром!»
А сынок в ответ:
– К взрослым пасынкам – нестарым
Мачехам ходить не след. –
*
«Дай подушечку поправлю!»
– Я сам примощусь! –
«Как же так тебя оставлю?»
– Я и сам обойдусь! –
«Ай пониже? Aй повыше?»
– Мне твой вид постыл! –
«Видно, разум твой мальчиший
Звоном по́ морю уплыл.
Али ручки не белы?»
– В море пена белей! –
«Али губки не алы?»
– В море зори алей! –
«Али грудь не высока?»
– Мне что грудь – что доска! –
«Можно рядушком прилечь?»
– Постеля узка! –
«Коль и впрямь она узка – свернусь в трубочку!
Говорливые мои шелка? – скину юбочку!
Все, что знала, позабыла нынче за́ ночь я:
Я крестьяночка, твоей души служаночка!»
А Царевич ей в ответ
Опять все то же:
Все: негоже, да не трожь,
Не трожь, негоже!
«Али личиком и впрямь не бела?»
– Не страми родство, да брось озорство! –
«Ох, зачем тебя не я родила?»
– Мне не надо твоего – ничего! –
«Ох, височки, волосочки мои!»
– Корабельные досочки мои! –
*
Поздний свет в ночи, да треньканье струн…
То царевичев усердный шептун
Три свечи зажег – да вниз головой,
Да псалмы поет на лад плясовой.
На угодничков плюет, давит мух,
Черных сродничков своих славит вслух.
– Распотешь себя, душа, распотешь! –
Над лампадочкой святой клонит плешь.
– Слюнка, слюнка моя, верный плевок!
Ты в лампадочке моей – поплавок.
Я недаром старичок-колдунок:
Не царевичев ли вижу челнок?
Шея лебедем, высок, белогруд,
В нем Царевич мой, и я с ним сам-друг.
Всколыхнулася лазурная рябь:
К нам на гусельный на звон – Жар-Корабь!
Подивись со мной, пророк Моисей!
Купины твоей прекрасной – красней!
Посередке же, с простертой рукой –
Не то Ангел, не то Воин какой.
Что за притча? Что за гость-за-сосед?
Не то в латы, не то в ризы одет!
С корабля кладет две легких доски,
Да Царевичу дает две руки.
Всполохнулся мой Царевич – погиб! –
Половицы тут в ночи: скрип да скрип,
Голосочек тут в ночи: «Дядь, а дядь!
Научи меня, старик, колдовать!
Опостылела царева кровать!
Я с Царевичем хочу ночевать».
– Что ты, матушка, кто ж с пасынком спит? –
«Царь с бутылкою в обнимку храпит.
Ты царевичеву кровь развяжи:
Коршунком ко мне на грудь положи!»
Усмехнулся в бороденку старик:
Хоть царица, а проста на язык!
Ночевать одной, поди, невтерпеж!..
– Что ж, краса, мне за работу кладешь?
«Положу тебе шесть сот соболей».
– Мне плевочек твой единый милей!
«Скат заморского сукна на кафтан».
– Из сукна того скатай сарафан!
«Так червонцев нагружу чугунок».
– Дешев, дешев тебе царский сынок!
Приклонись ко мне, Царица, ушком,
Цену сам тебе скажу шепотком. –
Помертвела ровно столб соляной,
Д’как сорвется, д’как взовьется струной,
Как плевком ему да вызвездит лоб!..
«Хам! Охальник! Худородный холоп!
Целовать тебя – повешусь допрежь!»
Старикашка ничего, вытер плешь:
– Хочешь проку, красоты не жалей!
Погляди-ка ты в лампадный елей!
Дунь и плюнь! Сделай рябь!
Что ты видишь? – «Корабь.
Без гребцов-парусов,
Само море несет».
– Ну-кось? – «Чтой-то темно».
– Плюнь на самое дно!
Ну-кось? – «Ходко бежит!
Кто-то в лежку лежит:
Человек молодой…
– Светел пасынок мой!»
Смотрит в синюю гладь.
Ничего не видать.
– Перстень в маслице брось!
Ну-кось? – «Рученьки врозь.
Бусы в левой руке,
Гусли в правой руке.
Привалился к корме.
Думу держит в уме».
– Топни правой ногой!
Что ты видишь? – «Другой
В синеморскую хлябь
Выплывает корабь.
В сини-волны в упор
Грудь высокую впер.
Посередке – костер,
Пурпуровый шатер».
– Полный круг обойди!
Ну-кось! Зорче гляди! –
«Душу сперло в груди!
Дева всех впереди!
Великановый рост,
Пояс – змей-самохлест,
Головою до звезд,
С головы конский хвост,
Месяц в ухе серьгой…»
– Топни левой ногой! –
Левой ножкой топнула,
Да как охнет, взглянув!
Да как навзничь грохнется,
Колен не согнув!
Да как затылком чокнется
С заслонкой печной! –
Подсмотрел в окошечко
Месяц, сторож ночной.
*
– Ох вы, бабьи дела келейные! –
Положил свою кладь на лавочку.
– Вынь из ближнего, из нашейного
Из платочка сваво – булавочку.
Ты упрись ею в грудь высокую,
Напои ее кровью досыта.
А пленишь молодого сокола,
Помяни и меня, красоточка! –
Дерганула рукою спешною:
Грудь раскинулась – цветом яблочным!
Вынимает из тела грешного
Пурпуро́вую – всю – булавочку:
«Всю до капли кровь
За его любовь!
Всю из жилок прочь
За одну за ночь!»
Тот булавку враз
Ртом клыкастым – хвать!
– Как начнет в волнах
Дева-Зверь вставать –
И вколи ему змейку в шиворот,
Чтобы вся их любовь – навыворот!
От булавки той – будет крепко спать,
Она звать его, а он пуще спать…
Ляжет парень смирней травиночки,
От кровиночки-булавиночки.
Вру – оставь в руке
Бороденки клок! –
А она в тоске:
«Получай залог!»
И, прильнув к бороде взъерошенной,
В ночь – с улыбочкой перекошенной.
*
Лежит Царевич мой бессонный,
Как лебедь крылья разбросал;
«Все отдал бы, весь сан престольный,
Кто бы мне душу распростал!
Не естся яблочко румяно,
Не пьются женские уста,
Все в пурпуро́вые туманы
Уводит синяя верста.
Каким правителем вам буду,
Каким героем-силачом –
Я, гусляришка узкогрудый,
Не понимающий ни в чем!
Как с конницей-свяжусь-пехотой,
Когда до бабы не охоч!»
И, опершись на локоточек,
Такой унылый смотрит в ночь.
*
А за дверью скреб да скреб…
«Дядька, ты?»
– Я, твой лодырь,
Твой холоп-лысолоб!
Светлый колос мой, опять клонишь лоб?
Слабый голос твой меня силком приволок!
Что ж не спишь опять? – «Не сплю, не дремлю,
Дрему, радужную птицу, ловлю.
Поступь легкая, и птица близка,
Да ни сети у меня, ни силка».
– Не испить тебе бы маку? –
«He в настойке суть!
В этих подлостях и так уж
Я увяз по грудь.
Все-то нежат день-деньской,
Тешат, нянчат, –
Ровно цветик я какой,
Одуванчик!
Отчего душа теснится,
Грудь для вздоху мала?»
– Оттого, что Чудо-Птица
В ней гнездо завила.
«Отчего на бабьи речи
Весь – как ржавый замок?»
– Оттого, что узкоплечий:
Не по гостье – домок!
«Отчего корабь морями
Сам без весел плывет?»
– Оттого, что за морями
Царь-Девица живет!
