Марина Ивановна Цветаева Любви старинные туманы © ООО «Издательство АСТ», 2019 Молитва Христос и Бог! Я жажду чуда Теперь, сейчас, в начале дня! О, дай мне умереть, покуда Вся жизнь как книга для меня. Ты мудрый, ты не скажешь строго: – «Терпи, еще не кончен срок». Ты сам мне подал – слишком много! Я жажду сразу – всех дорог! Всего хочу: с душой цыгана Идти под песни на разбой, За всех страдать под звук органа И амазонкой мчаться в бой; Гадать по звездам в черной башне, Вести детей вперед, сквозь тень… Чтоб был легендой – день вчерашний, Чтоб был безумьем – каждый день! Люблю и крест, и шелк, и каски, Моя душа мгновений след… Ты дал мне детство – лучше сказки И дай мне смерть в семнадцать лет! Следующей
Святая ль ты, иль нет тебя грешнее, Вступаешь в жизнь, иль путь твой позади, – О, лишь люби, люби его нежнее! Как мальчика баюкай на груди, Не забывай, что ласки сон нужнее, И вдруг от сна объятьем не буди. Будь вечно с ним: пусть верности научат Тебя печаль его и нежный взор. Будь вечно с ним: его сомненья мучат, Коснись его движением сестер. Но если сны безгрешностью наскучат, Сумей зажечь чудовищный костер! Ни с кем кивком не обменяйся смело, В себе тоску о прошлом усыпи. Будь той ему, кем быть я не посмела: Его мечты боязнью не сгуби! Будь той ему, кем быть я не сумела: Люби без мер и до конца люби! Мука и мука – «Все перемелется, будет мукой!» Люди утешены этой наукой. Станет мукою, что было тоской? Нет, лучше му́кой! Люди, поверьте: мы живы тоской! Только в тоске мы победны над скукой. Все перемелется? Будет мукой? Нет, лучше му́кой! Декабрь и январь В декабре на заре было счастье, Длилось – миг. Настоящее, первое счастье Не из книг! В январе на заре было горе, Длилось – час. Настоящее, горькое горе В первый раз! Обреченная Бледные ручки коснулись рояля Медленно, словно без сил. Звуки запели, томленьем печаля. Кто твои думы смутил, Бледная девушка, там, у рояля? Тот, кто следит за тобой, – Словно акула за маленькой рыбкой – Он твоей будет судьбой! И не о добром он мыслит с улыбкой, Тот, кто стоит за тобой. С радостным видом хлопочут родные: Дочка – невеста! Их дочь! Если и снились ей грезы иные, – Грезы развеются в ночь! С радостным видом хлопочут родные. Светлая церковь, кольцо, Шум, поздравления, с образом мальчик… Девушка скрыла лицо, Смотрит с тоскою на узенький пальчик, Где загорится кольцо. От четырех до семи В сердце, как в зеркале, тень, Скучно одной – и с людьми… Медленно тянется день От четырех до семи! К людям не надо – солгут, В сумерках каждый жесток. Хочется плакать мне. В жгут Пальцы скрутили платок. Если обидишь – прощу, Только меня не томи! – Я бесконечно грущу От четырех до семи. «Не гони мою память! Лазурны края…» Не гони мою память! Лазурны края, Где встречалось мечтание наше. Будь правдивым: не скоро с такою, как я, Вновь прильнешь ты к серебряной чаше. Все не нашею волей разрушено. Пусть! – Сладок вздох об утраченном рае! Весь ты – майский! Тебе моя майская грусть. Все твое, что пригрезится в мае. Здесь не надо свиданья. Мы встретимся там, Где на правду я правдой отвечу; Каждый вечер по легким и зыбким мостам Мы выходим друг другу навстречу. Чуть завижу знакомый вдали силуэт, – Бьется сердце то чаще, то реже… Ты как прежде: не гневный, не мстительный, нет! И глаза твои, грустные, те же. Это грезы. Обоим нам ночь дорога, Все преграды рушащая смело. Но, проснувшись, мой друг, не гони, как врага, Образ той, что солгать не сумела. И когда он возникнет в вечерней тени Под призывы былого напева, Ты минувшему счастью с улыбкой кивни И ушедшую вспомни без гнева. Франкфуртская песенка
Мы оба любили, как дети, Дразня, испытуя, играя, Но кто-то недобрые сети Расставил, улыбку тая, – И вот мы у пристани оба, Не ведав желанного рая, Но знай, что без слов и до гроба Я сердцем пребуду – твоя. Ты все мне поведал – так рано! Я все разгадала – так поздно! В сердцах наших вечная рана, В глазах молчаливый вопрос, Земная пустыня бескрайна, Высокое небо беззвездно, Подслушана нежная тайна, И властен навеки мороз. Я буду беседовать с тенью! Мой милый, забыть нету мочи! Твой образ недвижен под сенью Моих опустившихся век… Темнеет… Захлопнули ставни, На всем приближение ночи… Люблю тебя, призрачно-давний, Тебя одного – и навек! |
