разрубленных и лишенных силы навсегда. Но Менады поистине обезумели, все мы, все сразу. Мы обратились к самому глубокому, самому темному прошлому. Мы провели кровавый ритуал в его самой примитивной и могущественной форме. Ни один человек не может надеяться достичь такого состояния божественного безумия — только те из нас, кто следует за Отцом Либером.

«Что ты сделал с Цинной? Что ты сделал с частями Цинны после того, как разорвал его на куски?» Я знал, но мне нужно было это услышать.

«Мы его съели».

Я от ужаса закрыла рот рукой.

«Мы пожирали его сырую плоть. Раздавили его зубами и проглотили». Она повернулась ко мне. На её лице я увидел не ужас, а своего рода экстаз. «Это был самый совершенный и самый полный обряд Вакха, который я когда-либо испытывал, и сомневаюсь, что когда-либо испытаю нечто подобное снова – обряд, достойный наших древнейших предков, тех смертных, которых невозможно забыть, которые населяют древние легенды и мифы. В тот момент нашей власти не было предела. Это было блаженство. Изысканность. Неописуемо прекрасно. Это было за пределами всего, что вы когда-либо могли надеяться испытать, за пределами всего, что вы можете себе представить».

Я вздрогнул. «А как же кости? Ты же их не ел».

«Только костный мозг».

У меня ком в горле.

«Что касается остальных его костей, — сказала она, — то к тому времени вокруг Форума уже пылали костры, устроенные людьми, которые приказали толпе зажечь факелы, надеясь сжечь дома Брута и остальных. Закончив, мы бросили кости и другие останки в костры. Они сгорели дотла, и никто не обратил на это внимания».

«А голова?»

Голову унес в качестве трофея человек, которого я для этого нанял, намеренно, чтобы отвлечь присутствующих на похоронах и увести их, чтобы мы могли спокойно и незаметно продолжить наше дело. Этот человек позаботился о том, чтобы голову в конце концов выбросили в Тибр. Корм для рыб…

Традиционный конец обезглавленного преступника. Говорят, что человек, потерявший голову в этом мире, остаётся без неё и в Аиде, с отрубленным навеки телом и головой. Достойное наказание для Цинны.

«Но как ты мог пойти на такой риск? У Цинны в тот день был телохранитель, как и у меня. Что, если бы Давус и телохранитель не затерялись в толпе? Что, если бы они дали отпор?»

Она улыбнулась. «Голову Цинны унес телохранитель. Этот человек был на моём жалованье, одним из моих шпионов при дворе Цинны. Сначала он бросил своего господина по моему сигналу и позаботился о том, чтобы твой зять отделился от тебя и затерялся в толпе. Это он ударил тебя по голове как раз перед тем, как схватили Цинну. Я сказала этому человеку не убивать тебя, а лишь ошеломить. Он хорошо справился».

«Раб должен быть распят за предательство своего господина!» — сказал я.

«Этот человек сейчас далеко от Рима, у него новое имя и мешок, полный золота».

Мы долго смотрели друг на друга. Наконец я нарушил молчание.

«Цинна осуществил Смирну, используя свою дочь. А ты осуществил Орфея и Пенфея. Ты и твои менады разорвали живого человека на части.

А потом вы сожгли единственный экземпляр этого стихотворения на его погребальном костре!»

«Поэтическая справедливость, Искатель. Мы не смогли уничтожить все следы его гнусной Змирны. Слишком много копий, в слишком многих руках.

Но мы могли бы позаботиться о том, чтобы последняя доза яда Цинны никогда не была подброшена миру».

«Яд? Цезарь назвал его венцом латинской литературы».

Она сплюнула на пол. «Мужское суждение! Мужчины, которые пишут стихи об изнасиловании и инцесте, чтобы возбудить других мужчин, которые объявляют такую порнографическую чушь шедеврами.

Я достаточно наслушался про «Орфея и Пенфея», чтобы понять, что это очередная мерзость. Вместо коварной кормилицы и похотливой дочери все женщины были безумными чудовищами, способными убивать.

«Но этими монстрами стали вы сами!»

Она покачала головой. «То, что поистине чудовищно, противоречит божественной воле. Всё, что мы делали, было угодно Отцу Либеру. И теперь, когда ты знаешь правду, Искатель, позволь мне предостеречь тебя: никогда не рассказывай о ней. Мне бы не хотелось, чтобы ужасная судьба Цинны постигла человека твоих достоинств. Ради твоей прекрасной жены и дочери, не говори ничего».

Мы оба молчали. Я искал в себе смелости задать последний вопрос.

«Бетесда… и Диана…?»

Улыбка Фульвии была довольно доброй. «Вот именно этот вопрос ты и пришла сюда задать, не так ли? Остальное ты уже поняла, или почти всё, но пока не знаешь, участвовали ли Бетесда и Диана. В конце концов, они обе участвовали в Либералии». Она замолчала, словно наслаждаясь моим волнением в ожидании ответа. Она глубоко вздохнула и прищурилась.

«Хорошо это или плохо, сенатор Гордиан, но ваша жена и дочь не участвовали в наказании Цинны. Они также не знали о наших планах. Я намеренно исключил их из списка, опасаясь, что они могут выдать вам какую-нибудь тайну. Кроме того, насколько я знаю, однажды, несколько лет назад, они уже тайно вершили правосудие над человеком, похожим на Цинну. Ни одну женщину не следует призывать к такому поступку больше одного раза».

Я затаила дыхание, готовясь услышать другой ответ. Мой вздох смешался с рыданием облегчения.

«Теперь, когда у тебя есть ответ на этот вопрос, мы закончили?» — спросила Фульвия.

Я покачал головой. «Не совсем. Я пришёл сюда ещё по одной причине. Мне нужно тебе кое-что рассказать».

Она подняла бровь.

«Сафо умерла».

Сардоническая улыбка исчезла. «Откуда ты это знаешь?»

«Я пришла сюда из дома Цинны. Поликсо нашёл её сегодня утром, висящей на верёвке. Мне очень жаль, Фульвия».

Сначала она выглядела скорее потрясённой, чем охваченной горем. Затем её широко раскрытые глаза внезапно наполнились слезами. Не произнеся больше ни слова, она повернулась и вышла из комнаты.

Чуть позже появился Антоний, уже в консульской тоге. По тону его голоса было ясно, что он не видел свою жену и её страдания. «Ты ещё здесь, Файндер? Сенатор, я хотел сказать».

«Я как раз уходил».

«Я вас провожу».

В доме стало шумнее, чем прежде. Когда мы подошли к вестибюлю, я услышал множество голосов.

«Новый день, новая встреча, — вздохнул Антоний. — Сколько же разговоров было после смерти Цезаря».

«Лучше разговоры, чем альтернатива».

«Возможно. Позже будет достаточно времени для кровопролития. Я попрощаюсь с вами здесь, прежде чем мы дойдём до вестибюля. Я не совсем готов выслушивать всю эту болтовню. Кстати, вы знаете, что стало с моей женой?»

«Она ушла от меня довольно внезапно. Я не знаю, куда она делась.

Возможно… в дом Цинны.

«А, утешить Сафо? Бедняжку. Мы теперь её опекуны, знаешь ли. Я называю её бедняжкой, но Цинна оставил ей огромное состояние, которым теперь мне приходится распоряжаться.

Ну, финансовые дела я оставлю Фульвии. Она в этом деле мастер.

«Она очень необычная женщина, ваша жена».

Антоний улыбнулся: «Ты и половины не знаешь».

OceanofPDF.com

ЛИИ

«Жена консула — людоедка? И все эти почтенные матроны на похоронах тоже? Возможно, я не стала такой уж римлянкой, как думала», — сказала моя жена-египтянка, приподняв бровь.

В полдень мы сидели в саду, ковыряясь в еде, к которой никто из нас, кроме Давуса, не испытывал особого аппетита. Несмотря на предостережение Фульвии молчать – которое я воспринял вполне серьёзно, особенно учитывая, что её муж мог в конечном итоге занять место Цезаря, – я понимал, что бесполезно пытаться скрыть правду от жены и дочери. Я рассказал всё Бетесде и Диане.

Их

сюрприз, который

казалось

полностью

подлинный-

Заверила меня, что Фульвия была честна, когда сказала, что они не причастны к заговору. Моё облегчение несколько омрачилось тем, что сказала Диана дальше.

«Интересно, почему Фульвия не пригласила нас поучаствовать, мама? Я думала, мы ей нравимся».

А вы бы так поступили? – начал я, но передумал. Мне мог не понравиться ответ. – Фульвия боялась, что кто-то из вас выдаст мне заговор. Видите ли, я мог предупредить Цинну. Или сделать что-то ещё, чтобы сорвать их замысел.