«Я друг Цицерона?»

Он приподнял бровь. «Надеюсь, ты моя».

«И мой тоже!» — сказал Цицерон, входя в вестибюль. «Гордиан, старый друг, рад тебя видеть!» Прошли годы с тех пор, как я видел Цицерона в таком приподнятом настроении, с первых дней его недолгого брака с юной воспитанницей. «Но не стой здесь, в вестибюле. Пойдём в сад и приведи с собой этого здоровенного зятя. Там мы все и собрались».

Идя за ним по дому, я услышал голоса, которые становились все громче и отчетливее по мере нашего приближения.

«И выражение лица Антония», — услышал я слова Кассия,

«Когда он наконец оторвался от Требония, вышел из-за угла и увидел нас с поднятыми кинжалами. Он мгновенно понял, что произошло. Он был словно сдувшийся бурдюк, из которого высосали все соки! Жаль, что тебя там не было, Цицерон», — добавил он, повысив голос при появлении хозяина.

В саду я увидел не только Кассия, но и Брута, Децима и хмурого претора Цинну, все в простых туниках вместо тог. Они прервали разговор и повернулись ко мне. Наступило долгое молчание.

«Я думал, вы четверо забаррикадировались на Капитолийском холме», — наконец сказал я.

Кассиус приложил палец к губам. «Никому не говори, что мы здесь! Эта маленькая вечеринка проходит строго втайне».

«Мы не пленники, — сказал Цинна. — Мы свободные люди. Наконец-то свободны, благодаря этим храбрецам!»

«Но ты же не в преторианской тоге, Цинна, — сказал я. — Ты весь в простых туниках. Ты тайком спустился с Капитолия на рассвете, чтобы навестить человека, которого ты не включил в свой заговор. Прежде чем ретироваться, ты наконец готов посвятить Цицерона в свои планы? Или ты здесь за его благословением?»

«Цицерон необходим для наших планов», — сказал Брут, положив руку на плечо хозяина. Цицерон лучезарно улыбнулся. «Никто другой…

В Риме он пользуется уважением и репутацией человека чести и порядочности. Никто другой не обладает его ораторским мастерством. Мы ждём от тебя, Цицерон, чтобы ты смог оправдать наши поступки и убедить наших сограждан, которые, возможно, не понимают правоты нашего дела.

«Как те граждане, которые вчера выгнали вас с Форума и вернули на Капитолий?» — спросил я.

«Ты был среди них, Искатель, и затевал беспорядки?»

Брут пристально посмотрел на меня.

«Я там не был. Но слышал об этом от человека, который там был».

«Дай угадаю — твой приёмный сын, маленький Ганимед Цезаря», — сказал Кассий. Он ухмыльнулся. «И что ты делаешь, надев сенаторскую тогу? Разве ты не слышал, как Брут вчера велел тебе снять её и никогда больше не надевать?»

«Друзья, воздержитесь от препирательств», — сказал Цицерон.

«Но, Цицерон, разве ты не видишь? — сказал Брут. — Этот человек всё ещё воображает себя одним из нас! Осмеливается разгуливать в этой тоге.

Почему бы не одеть и твоего сына Метона в сенаторскую тогу? Уверен, Цезарь рано или поздно сделал бы это. Да, даже вольноотпущенника в Сенат, в знак благодарности своему… как ты его назвал, Кассий? Маленькому Ганимеду Цезаря? Вот именно! Неужели мы тоже увидим жён и шлюх в Сенате? Почему бы не Клеопатре?

«Да, почему бы не Клеопатра?» — сказал Цинна, и его хмурое лицо превратилось в ухмылку, когда он грубо изобразил акт проникновения в кого-то сзади, сжимая невидимые бедра и толкая бедрами.

«Ну-ну, Цинна, — кротко сказал Цицерон, — мы должны быть дипломатичны в отношениях с иностранцами, даже с египтянами. Но интересно, что задумала сегодня царица?

О чем она должна думать, запершись на вилле Цезаря за городом, когда все ее планы рухнули?»

«Представляю, как она поспешит обратно в Египет, — сказал Кассий. — В своём воображении я представляю её жуком, катящим навозный шарик — вперёд, вперёд, вечно занятая. Не

В Египте навозным жукам поклоняются как богам? Кати своего маленького Цезариона обратно в Египет, королева жуков, и утопи его в Ниле, когда приедешь!

Цицерон и Цинна рассмеялись, но Брут продолжал хмуро смотреть на меня.

«Я ношу эту тогу, потому что Цезарь даровал её мне», – сказал я очень тихо, чтобы привлечь их внимание. «Точно так же, как Цезарь назначил тебя наместником Сирии, Кассий, а тебя, Децим, наместником Галлии, а тебя, Брут, консулом в своё время. Откажетесь ли вы от этих должностей теперь, когда он умер? Отмените ли вы назначения других, а не свои собственные? Выберете ли вы консулом Долабеллу, а не Антония? Это может стать очень сложным, особенно учитывая, что легион Лепида стоит лагерем на Форуме».

По отрезвленному выражению их лиц я понял, что слух, дошедший до Мето прошлой ночью, правдив. Приводить солдат в город было строго запрещено, но какие законы действуют сейчас, а какие нет?

Я посмотрел на Децима. «Тебя он подозревал меньше всех. Цезарь безоговорочно доверял тебе. Ты обедал с ним однажды, а на следующий день заколол его ножом. За тем ужином Цезарь говорил о лучшем способе умереть – и твоё лицо не выдавало, что ты собирался убить его в считанные часы».

«Этому трюку он научился у галлов, — сказал Цинна. — Они мастера не показывать никаких эмоций».

«И в притворном дружелюбии?» — спросил я. «Когда ты зашёл ко мне перед ужином, чтобы представиться, Децим, каков был твой замысел?»

Децимус склонил голову набок. «Он точно не хотел подружиться с тобой».

«Мой сын называл это «разведкой местности».

Децим кивнул. «Можно так сказать. Ты был для меня пустым местом. Я знал тебя только понаслышке. Мне было любопытно узнать, можешь ли ты представлять какую-либо угрозу нашим планам, особенно учитывая твою репутацию человека, способного видеть то, чего не видят другие. Стоил ли ты того человека, за которым стоило следить? Возможно, даже агент Цезаря?

Но когда я встретил тебя, все мои тревоги развеялись. Брут назвал тебя ничтожеством, и ты таким и остаёшься, несмотря на то, что осмеливаешься надеть эту тогу и разгуливать на людях.

Я посмотрел на нашего хозяина. Было что-то почти комичное в том, как Цицерон морщился и заламывал руки.

«Друзья, не нужно резких слов, особенно в такой радостный день...»

«Пойдем, Давус, нам пора идти. Мы покажем себя».

Цицерон не окликнул меня. Тирон тоже не побежал за мной прощаться. Я поправил тогу, выходя на улицу, чувствуя себя в ней ещё более неловко, чем когда-либо.

OceanofPDF.com

XXXVIII

Я вернулся домой и увидел возле дома очень богато украшенный носилки.

Ни нарядные носильщики, ни дорогие носилки не показались мне знакомыми, пока я не увидел золотую львиную голову, вышитую на красных занавесках. Это был один из любимых образов Антония, отсылка к Гераклу, который носил шкуру немейского льва вместо капюшона и плаща. Казалось маловероятным, что сам Антоний воспользуется таким транспортным средством. Он предпочитал ходить пешком. («Эти ноги созданы для того, чтобы ими пользоваться», – заметила моя восхищенная жена, увидев, как Антоний голым бежит по улицам Рима во время Луперкалий.) Когда я вошел в вестибюль, возбуждённый привратник открыл рот, чтобы заговорить, но я остановил его рукой. «Фульвия здесь», – сказал я.

Раб кивнул.

«Но почему, интересно?»

Раб непонимающе посмотрел на меня и пожал плечами, как бы говоря, что мотивы такой женщины, как Фульвия, ему непонятны.

«Это тоже выше моего понимания», — пробормотал я про себя. «Что, чёрт возьми, она здесь делает в такой день?» Мне и в голову не пришло, что она пришла повидаться не со мной, а с моей женой и дочерью.

Я услышал женский разговор. Когда я вышел в сад, Диана бросилась ко мне.

«Дочь моя, что здесь делают все эти женщины?» — спросил я, потому что вместе с Фульвией я видел много других знатных женщин.

одетые матроны, среди которых была Бетесда, которая безмятежно улыбалась мне, выглядя очень довольной собой.

«Папа, ты же не против? Это репетиция Либералии, и мы должны были провести её в доме Фульвии, но это просто невозможно, по крайней мере, так она говорит, потому что Антоний и множество других мужчин приходят и уходят, пытаясь организовать какую-то встречу — ну, ты можешь себе представить, почему».