«Но, Цинна, я вряд ли смогу навязать...»

«Заметьте, вы получите мою летнюю тогу. Зимнюю тогу, которая толще и довольно тёплая, я вам принесу».

Надеваю я сам, на случай непогоды, что всегда возможно в Марциусе. А в большом зале собраний в театре Помпея бывает ужасно сквозняк. Но дай подумать: где моя летняя тога? Сафо, конечно, знает. После смерти моей жены она хозяйка в доме. Поликсо!

Он окликнул рабыню, случайно проходившую по саду, – сгорбленную женщину с угольно-чёрной кожей и белоснежными волосами. Женщина пересекла сад, слегка скованно шагая, и вошла в комнату.

«Хозяин?» — спросила она.

«Пойди и найди Сафо. Попроси её найти мою летнюю тогу. Я собираюсь одолжить её этому новоиспечённому сенатору».

«Да, Мастер», — женщина повернулась и направилась к выходу из комнаты.

«Эта девушка немного заторможена», — сказал Цинна, внезапно заговорив по-гречески. «Она с нами уже очень давно, с тех пор, как Сафо была младенцем. Напомни мне рассказать тебе историю её имени. О, не волнуйся, она не знает, что я о ней говорю. Она ни слова не знает по-гречески».

«Она черна как черное дерево», — сказал Давус, излагая очевидное на латыни теперь, когда Поликсо скрылся из виду.

«Из Нубии, где все чернокожие», – ответил Цинна, тоже возвращаясь к латыни. «Нубия расположена ближе к солнцу круглый год, поэтому там всегда лето. Так же, как мы с вами становимся темнее летом, нубийцы стали вечно темными, такими же темными, как Поликсо. Как я уже сказал, она ни слова не знает по-гречески. Она также не умеет читать и писать, что необычно для рабыни в нашем доме. Моя покойная жена разговаривала по-гречески, не боясь, что её услышат, даже если Поликсо была рядом».

«Удачи тебе в сохранении секретов от раба», — сказал я.

«Как верно! И всё же рабы всегда умудряются хранить тайны от своих хозяев. Возможно, это тема для небольшого стихотворения. Знаете что? Вместе с тогой я подарю вам

сегодня есть еще кое-что — копия «Змирны», в которой сохранилась каждая строка».

«Ты слишком щедр, Цинна».

«Чепуха. Я всегда держу несколько запасных копий. Подожди здесь.

Я принесу его сам.

Мы с Давусом остались одни в комнате, полной пустых стульев. Хотя запах мирры всё ещё витал, раб с кадилом исчез так же незаметно, как и появился. Я смотрел на сад, наблюдая за игрой солнечного света и теней на зелени, пока облака плыли по небу. Давус шмыгнул носом, проливая ещё одну слезу по Змирне.

Появилась молодая женщина, неся на руках сложенную тогу. За ней следовали нубиец и ещё один раб, мужчина средних лет.

Я поднялся на ноги и жестом пригласил Давуса последовать моему примеру, потому что, несмотря на её простое жёлтое платье и длинные, нерасчёсанные волосы, такие же чёрные, как и раб позади неё, я понял, что это, должно быть, хозяйка дома, дочь Цинны. Она была молода, но не ребёнок, ей было всего 12 лет – достаточно взрослая (и, конечно, достаточно красивая), чтобы выйти замуж, хотя, очевидно, и не замужем.

«Вы, должно быть, Сафо», — сказал я.

«А тебе, должно быть, нужна тога», — ответила она.

«Я», — представился я и Давус.

«Хотите примерить? Можете воспользоваться той комнатой в саду. Майрон поможет вам одеться», — она указала на раба.

«Возможно, нам следует дождаться возвращения твоего отца».

Она искоса посмотрела на меня. «Потому что ты не хочешь оставить меня наедине с зятем?»

«Правила приличия предписывают...»

«Чтобы в комнате с незамужней римской девушкой и молодым человеком, особенно таким мужественным на вид, был подходящий сопровождающий. Им будет: Поликсо. Не волнуйтесь. Мой

Отец доверил ей все вопросы моего воспитания.

Лучшего сопровождающего и быть не может».

«Очень хорошо». Я последовал за рабом Майроном в другую комнату, где он проявил себя настоящим мастером, наматывая и драпируя тогу на меня. Одеяние сидело идеально и имело идеальную длину, словно его сшили специально для меня.

И всё же мне было неловко в нём. Как я мог осмелиться появиться на публике в костюме сенатора? Эта мысль вдруг показалась мне ещё более нелепой. Тем не менее, я прошёлся в нём по саду, чтобы Цинна мог сам убедиться, как он ему подходит.

Цинна еще не вернулся, но его дочь осмотрела меня с ног до головы.

Сафо улыбнулась. «Вы очень красиво выглядите, сенатор. Очень красиво, правда». Она что, кокетничала? Это казалось почти таким же нелепым, как и то, что я ношу тогу сенатора. Но её слова придали мне немного уверенности.

Сафо обратилась к старой няне: «Что ты думаешь, Поликсо?»

Впервые я взглянул на лицо рабыни. Оно было изборождено морщинами и выглядело весьма выразительно благодаря белому венчику волос и белым бровям, а также цвету глаз – очень ярко-зелёного оттенка, похожего на изумруды, добываемые на берегах Нила.

«Я думаю», — сказал Поликсо, говоря очень медленно и с отчетливым нубийским акцентом, — «я думаю, он выглядит так, как мог бы выглядеть твой отец, если бы твой отец дожил до такой старости».

Я посмотрела на неё непонимающе, но Давус громко рассмеялся. «Не уверен, комплимент это или нет», — сказал он, озвучивая мои собственные мысли.

Сафо что-то сказала Поликсо, и няня ответила. Язык, на котором они говорили, не был ни латынью, ни греческим, возможно, нубийским, и было сказано что-то забавное, потому что обе рассмеялись.

«Сафо! Поликсо!» — наконец вернулся Цинна. Он резко ответил: «Ты же знаешь, мне не нравится, когда вы оба несёте друг другу эту чушь, особенно в присутствии гостей».

В руке он сжимал кожаный мешочек со свитком.

Прежде чем он успел вымолвить хоть слово, появился раб и что-то заговорил ему на ухо.

Хмурое выражение на лице Цинны исчезло. Он поднял обе брови. «Прошу меня извинить, Гордиан. У двери гонец, и мне нужно узнать, что ему нужно. Я вернусь как можно скорее». Он вложил мне в руку свиток. И исчез.

OceanofPDF.com

XXV

Сафо села. Она жестом пригласила Давуса и меня последовать её примеру.

Поликсо и Мирон остались стоять и осторожно отошли в дальние углы комнаты, как этому учат рабов.

«Копия Смирны?» — спросила Сафо, кивнув на свиток у меня на коленях.

«Да. Благодаря щедрости твоего отца».

Она улыбнулась. «Спасибо его гордости. Он любит делиться этим стихотворением».

Наступило молчание. Сафо, казалось, была довольна тем, что просто сидела и смотрела на меня, что через несколько мгновений стало меня нервировать. Если бы она смотрела на Давуса, я бы понял. В моём возрасте мужчина привыкает, что на него не смотрят, особенно красивые девушки.

«Ваша няня», – сказал я по-гречески, наконец придумав тему для разговора. «Твой отец говорил, что с её именем связана интересная история». Я взглянул на рабыню, которая, однако, не подала виду, что понимает.

«Да. Ты знаешь историю женщин Лемноса?»

– сказала Сафо тоже по-гречески, и с акцентом гораздо более изысканным, чем у меня. Цинна, должно быть, дал ей хорошее образование, ведь только дети с превосходными учителями могут говорить по-гречески так же изящно и непринуждённо, как Сафо.

«Женщины Лемноса?» — спросил я. «Дай подумать…» С каждым греческим островом связано множество историй, а островов в Греции великое множество. Даже Гомер не смог бы знать всех их историй.

«Это часть истории о Ясоне и аргонавтах. Во время путешествия они останавливаются на Лемносе».

«А, да, вспомнилось. На острове не было мужчин, только женщины. Но я не могу вспомнить, почему».

«Потому что женщины убили всех мужчин». Сафо наконец перевела взгляд на Давуса и улыбнулась, потому что мой зять выглядел совершенно потрясённым такой идеей. «Ну, не совсем всех. И на этом всё».

«О чём вы, надеюсь, нам и расскажете». Всегда считается хорошим тоном подбадривать хозяина или хозяйку, когда они, кажется, готовы рассказать вам историю.

«Проблемы начались, когда лемносцы отплыли на войну, – сказала она. – Вернувшись, они, перебив множество фракийцев, привезли в качестве добычи всё имущество убитых, включая их дочерей и вдов. Но вместо того, чтобы обращаться с фракийками как с рабынями, лемносцы взяли самых красивых из них в качестве вторых жён. Они осыпали всех вниманием своих новых невест, а с лемносками обращались как со служанками. Всех, кто осмеливался протестовать, выбрасывали на улицу вместе с дочерьми, превращая их в нищих. Лемносцы были в ярости. Они устроили тайное собрание на лесной поляне. Среди них была незамужняя дочь царя, царевна Гипсипила, в сопровождении своей кормилицы – Поликсы».