— со вселенной, вращающейся вокруг тебя, и тобой в центре?

Я встал и зевнул, наконец-то достаточно устав, чтобы заснуть. «Но о чём мы беспокоимся? Страхи Цицерона, я уверен, преувеличены. Мне предстоит стать сенатором. Метон отправится в Парфию и вернётся героем, окутанный славой. Цезарь будет править всем миром от Испании до Индии и переживёт меня».

Вы и ваши дети вырастете в самой богатой, самой мирной и самой мудро управляемой империи, которую когда-либо знал мир».

Диана улыбнулась. «Конечно, папа. Всё будет так, как ты говоришь». Она поцеловала меня в щёку, и мы пошли к нашим спящим супругам.

OceanofPDF.com

ДЕНЬ ВТОРОЙ: 11 МАРТА

OceanofPDF.com

XIII

Сон мой оказался на удивление крепким, учитывая волнения этого дня. На следующее утро, задолго до рассвета, я проснулся рано от любовных утех жены.

Прошло уже довольно много времени с тех пор, как мы занимались любовью. Сдерживаемое желание могло отчасти объяснить её энтузиазм, но, подозреваю, больше всего её волновало пробуждение рядом с будущим сенатором. Мы не занимались любовью с такой страстью уже несколько месяцев, а может, и лет. Когда наши тела соприкоснулись и двигались друг против друга, я вспомнил того молодого человека, которым я когда-то был, когда жил в Александрии и впервые увидел Бетесду. Удовольствие, которое я испытывал, превосходило время. Я был одновременно в настоящем моменте и во всех мгновениях тех многочисленных случаев, когда мы занимались любовью за эти годы. Я чувствовал себя охваченным течением времени, не врагом, а другом, ибо разве не оно привело меня к этому мгновению совершенного блаженства?

После этого, совершенно проснувшись и насвистывая мелодию старой любовной песни из Александрии, я направился в сад. Завернувшись в плащ, я искал тепла у жаровни, которая пылала всю ночь, а теперь разжигалась одним из рабов.

.

Я держал в руках краткий список имён, который Цезарь дал мне накануне. Я вспомнил его слова: «Загляните…»

Некоторые мужчины… найдите предлог для своего визита… и пока вы там… держите глаза и уши открытыми для любой полезной информации. Используйте эту свою силу, чтобы вытянуть из мужчин правду…

По иронии судьбы, первым в списке был Цицерон — единственный человек, который, как я был уверен, не представлял угрозы для Цезаря. Его разочарование из-за того, что его исключили из каких-либо заговоров, было слишком искренним даже для Цицерона, чтобы притворяться. Как же он был бы польщен, узнав, что его имя возглавляет список Цезаря!

Просматривая другие имена, я подумал, что сам Цезарь предоставил подходящий предлог для этих визитов: мне предстояло стать сенатором. Если уж этот факт невозможно было сохранить в тайне, то я мог бы использовать его в своих интересах. Поскольку все люди в списке сами были сенаторами, я мог бы сказать, что ищу совета, как Новый Человек, который вскоре присоединится к их рядам.

Действительно, было бы показательно увидеть, как каждый из них отреагировал на известие о том, что Цезарь собирается сделать Гордиана Искателя сенатором.

Я решил начать с человека, о котором я знал меньше всего и который вызывал у меня наибольшее любопытство: Спуринны, этрусского гаруспика, которого Цезарь сделал сенатором.

Именно в роли прорицателя Спуринна предупредил Цезаря, что тот будет в опасности до середины марта. Метон рассказал мне, где живёт Спуринна.

Рассвет был слишком ранним для визита к столь важному человеку, поэтому я выждал около часа, прежде чем отправиться в путь, надев тогу и взяв Давуса под защиту. Когда я выходил из парадной двери, появилась Бетесда, всё ещё в дезабилье и выглядевшая более желанной, чем любая женщина в Риме вдвое моложе. Она спросила, куда мы направляемся.

«Занимаюсь какими-то сенаторскими делами», — ответил я ей, и это была не совсем ложь. Она схватила меня за плечи и одарила долгим поцелуем, от которого у меня перехватило дыхание.

Когда мы двинулись по улице, Давус искоса взглянул на меня и тихо свистнул, перейдя в понимающий

усмехнулся. «Вчера вечером Диана была такой же», — признался он. «Тебе каждый день нужно становиться сенатором!»

Спуринна жил в довольно роскошном доме на Авентинском холме. Услужливый раб впустил нас в изысканно обставленную приёмную, а затем поспешил сообщить своему хозяину. Пол был вымощен геометрической мозаикой, а стены были перемежающимися красными и оранжевыми. В качестве украшения были представлены несколько прекрасных терракотовых скульптур, выполненных в древнеэтрусском стиле, которые так ценятся коллекционерами: улыбающиеся мужчина и женщина, почти в натуральную величину, возлежащие на кушетке, словно обедая; скульптура поменьше, изображавшая двух танцоров с распростертыми объятиями, устремлёнными в небо; а в центре комнаты, на чёрном мраморном постаменте, стояла небольшая, но изящная статуя конного воина в трёхрогом шлеме.

«Гаруспиция, должно быть, прибыльный бизнес», — сказал Давус, проследив за моим взглядом.

Возможно. Но, по словам Цицерона, Спуринна происходит из очень древнего и знатного этрусского рода. Возможно, он и «новый человек», но, вероятно, у него есть наследственное состояние. Эти терракотовые изделия могут быть семейными реликвиями.

«Так оно и есть», — произнёс пронзительный голос с мелодичным акцентом, характерным для выходцев из северных этрусских городов, наиболее удалённых от Рима. «Добро пожаловать в мой дом, Гордиан».

Спуринна был одет не в сенаторскую тогу и не в костюм гаруспика, а в элегантно сшитую тунику из светлого льна, стянутую на узкой талии тонким кожаным поясом. Он был совершенно лыс, но носил длинную, очень густую бороду, серебристо-черного цвета. В его лице было что-то сбивающее с толку. Я заметил, что его темные глаза и брови несимметричны, одна сторона выше другой, что создавало странные выражения.

«Спасибо», — сказал я. «Это мой зять, Давус. Кажется, мы раньше не встречались».

«Но я знаю, кто ты. Так же, как ты должен знать, кто я».

Я кивнул. «У нас есть то общее, что мы знаем друг друга. Но есть у нас и кое-что ещё».

«Правда ли?»

«Цезарь сделал тебя сенатором, не так ли?»

«Да, к огорчению некоторых, но к радости моей семьи».

«Я могу сказать то же самое. Вернее, смогу сказать это через несколько дней».

Спуринна бросил на меня пронзительный взгляд. «Ты хочешь сказать, что Цезарь делает тебя сенатором?» Вопрос, заданный без эмоций, не давал ни малейшего представления о том, что он думает по этому поводу.

«Да. В иды».

Спуринна поднял бровь, что на его лице произвело эффект, противоположный тому, что обычно бывает, поскольку черты его лица стали ровнее, и исчезла всякая ирония. Его было трудно понять. «Как интересно. Столько всего, вероятно, произойдет в иды».

"Что ты имеешь в виду?"

«Пойдем, Гордиан. Ты, должно быть, слышал о моем предостережении Цезарю, возможно, от твоего сына, который случайно присутствовал, когда я передал ему предзнаменование, предсказанное жертвоприношением».

«Ты предупредил Цезаря о нависшей над ним угрозе. Ты велел ему быть осторожным в течение следующих тридцати дней».

«Именно. Период наибольшей опасности закончится сразу после ид».

«А что, если ты ошибаешься?»

Спуринна посмотрела в конец коридора, на портик, где появился лучик утреннего солнца. «Пойдем, поговорим в саду. Думаю, сегодня будет теплее, чем вчера».

В саду было ещё больше терракотовых статуй. Мы последовали за ним к двум скамейкам рядом с изображением

богиня Туран, которую некоторые считают той же, что и римская Венера, несмотря на крылья, растущих у нее из спины.

Мы с Спуринной сидели, а Давус прислонился к колонне.

«Если Иды придут и пройдут, и с Цезарем не случится ничего дурного, – сказал Спуринна, – я, конечно, буду рад. Гаруспики – не точная наука. Толкование божественных знаков – дело непростое даже для самого опытного практика, вроде меня. Или, может быть, Цезарь избежит угрозы именно благодаря моему предупреждению, пусть даже он и пренебрежительно к нему отнесётся. Кто знает, какой выбор сделает Цезарь в свете моего предсказания, осознанный или нет, – выбор, который убережёт его от опасности?»