«Да неужели? Как приятно наконец услышать это от тебя, Гордиан! Твой сын всё-таки безупречен».

«Я имел в виду...»

«Я понимаю, что вы имели в виду. Но выбор, как действовать дальше…

Досадное нарушение доверия... лежит на Мето, я думаю, а не на тебе. Свободен ли твой сын принимать собственные решения, или ты продолжишь оглядываться на него и осуждать на каждом шагу, делая его заложником своего неодобрения? Разве мои действия по отношению к Мето были более разрушительными, чем твои собственные, когда ты отрекся от него? Если ту трещину можно было устранить, то разве эта не может быть устранена?

Как ловко Цезарь повернул ситуацию ко мне, возвысив собственные решения над аргументами и одновременно бросив вызов моему отцовскому авторитету и моральным суждениям!

Меня раздражала его инсинуация, но я не мог найти возражений. Либо Мето

Был ли он сам себе хозяином или нет; и если да, то мне пришлось раз и навсегда признать, что он вышел за рамки моей власти формировать его мнения и желания. Вернётся ли он к Цезарю, простив и забудет «досадное нарушение доверия» императора? Или же червь сомнения навсегда засел в мыслях Метона, и он уже никогда не сможет воздать Цезарю ту преданность и любовь, которую тот когда-то внушал ему?

Цезарь был прав: выбор был за Мето, а не за мной.

Но, похоже, Цезарю предстояло сделать другой, более неотложный выбор. Он отвернулся от меня и подозвал стражника у двери, которому отдал распоряжение слишком тихим голосом, чтобы я мог его расслышать. Он начал расхаживать по комнате, глядя на своё отражение в отполированном мраморном полу, по-видимому, не обращая на меня внимания. Как и многие из известных мне влиятельных людей, он обладал способностью мгновенно переключаться с одного занятия на другое, сосредоточивая всю свою энергию на проблеме, стоявшей перед ним в данный момент. Он разобрался со мной и покончил со мной, и хотя я, возможно, и задержался в его присутствии, по сути, я уже исчез.

Я откашлялся. «Если консул закончил со мной…»

Цезарь поднял взгляд, словно спящий, вырванный из сна. «Гордиан! Нет, останься.

Я собираюсь принять решение, которое так долго откладывал. Кто-то должен быть здесь и стать свидетелем этого момента. Почему не ты? Да, я думаю, Гордиан Искатель — именно тот человек, который должен быть рядом со мной в этот момент.

Мы ждали; чего именно, я не понимал. Наконец, стражник у двери объявил, что к Цезарю прибыл гость. Через мгновение, оставив придворных в прихожей, царь вошёл в комнату.

ГЛАВА XXVIII

Я опустился на одно колено. Цезарь остался стоять.

Слегка махнув рукой, давая мне знак встать, но никак не показав моего присутствия, Птолемей направился прямо к Цезарю и остановился в нескольких шагах от него. На нём был урей с изображением вздыбленной кобры; осанка была прямой. Он казался каким-то другим – уже не мальчиком с мужскими чертами, а мужчиной, оставившим детство позади. Взгляды, которыми он обменялся с Цезарем, были взглядами равных, несмотря на разницу в возрасте.

«Ваше Величество», — сказал Цезарь, слегка наклонив голову.

«Консул», — сказал Птолемей, глаза его сверкнули, а губы смягчились лёгкой улыбкой. Сходство с сестрой стало ещё более поразительным.

Цезарь вздохнул. «Мы уже долго говорили о том, что делать. Ты остаёшься непреклонен в своей позиции?»

«Я никогда не разделю трон с сестрой. Потин, какими бы ни были его истинные мотивы, в конце концов убедил меня пойти на компромисс; но Потина больше нет».

Я понял причину перемены, которую увидел в Птолемее: она была вызвана не чем-то добавленным, а чем-то упущенным. За исключением его наставлений с балкона гробницы Александра, я никогда прежде не видел царя без Потина. Возможно, те, кто считал, что камергер оказал на царя чрезмерное влияние, были правы. С уходом Потина Птолемей, казалось, за одну ночь полностью возмужал.

«Ваше Величество понимает, насколько трудно мне предстоит принять решение», — сказал Цезарь.

"Я делаю."

«Но в конечном счете, по мере того, как развивались события, и по мере того, как характер каждого из детей Дудочника становился для меня яснее...»

Птолемей вопросительно посмотрел на него. «Консул сделал выбор между нами?»

"У меня есть."

"И?"

«Ты знаешь, как горячо я желал помирить тебя с твоей сестрой. Даже

Если бы это было возможно, мне это кажется разумным решением. И всё же это явно невозможно , и поэтому необходимо сделать другой выбор...

Птолемей запрокинул голову и прищурился. «Продолжай, консул».

«Ваше Величество, я решил поддержать ваши претензии на единоличное правление Египтом».

Я увидел, как сквозь натянутую улыбку короля промелькнула мальчишеская ухмылка. «А моя сестра?»

«Клеопатра, возможно, не сразу примет мое решение, но она поймет, что у нее нет выбора; в конце концов, ее положение в Александрии полностью зависит от моей защиты».

Улыбка царя померкла. «Что, если она ускользнёт из Александрии и присоединится к своим мятежникам так же, как пробралась в город?»

«Этого не произойдет».

«Как консул может быть в этом уверен?»

«Во-первых, некоторые из её ближайших соратников – те, кто помог ей войти в город – больше не с ней». Цезарь взглянул на меня, молчаливо приказывая не говорить ни слова об Аполлодоре и Мерианисе. «На данный момент её вернут во дворец на Антироде и запрут там. Мои солдаты будут пристально за ней следить».

«Поскольку солдаты Цезаря в последние дни пристально следили за мной?» — сказал Птолемей.

«В течение только что завершившегося неопределённого периода я счёл необходимым подготовиться ко всем неожиданностям, — сказал Цезарь. — Теперь, когда моё решение принято, Ваше Величество, конечно же, будет вольны приходить и уходить, когда пожелает. Клеопатра — нет».

«Она должна быть передана мне на суд».

«Нет, Ваше Величество. Этого я сделать не могу. Ей не должно быть причинено никакого вреда».

«Если моей сестре позволят жить, рано или поздно она сбежит и поднимет мятеж. Даже в заключении она найдёт способ натворить дел. Пока она дышит, она не перестанет строить планы моей смерти».

Цезарь кивнул. «Очевидно, Клеопатре нельзя оставаться в Египте. Думаю, ей лучше всего обосноваться в Риме — разумеется, под моей бдительной защитой».

«В Риме? Где она сможет продолжать плести против меня интриги?»

За её домом будет установлено наблюдение. Её передвижения будут ограничены, как и список лиц, которым разрешено её посещать.

«Будет ли Цезарь среди посетителей, которые посетят ее в Риме?»

«Возможно, время от времени».

Птолемей покачал головой. «Александрия далеко от Рима. Цезарь забудет о своих связях с царём Египта. Змея вльёт яд тебе в уши и настроит тебя против меня!» В его внезапно пронзительном голосе мальчик, живущий в этом мужчине, вдруг резко пробудился.

Цезарь был непреклонен. «Ваше Величество, доверьтесь мне в этом вопросе. Я не допущу причинения вреда Клеопатре. Разве недостаточно того, что я признаю ваши исключительные права на трон Египта?»

Птолемей глубоко вздохнул. Он расправил плечи. Мальчик был подавлен; мужчина вновь заявил о своём главенстве, и решение было принято.

«Цезарь судит мудро. Народу Египта и его царю повезло найти такого друга в лице консула римского народа. Но теперь предстоит ещё многое сделать. Если я действительно свободен приходить и уходить…»

«Да, Ваше Величество».

«Тогда я сейчас же покину дворец, чтобы присоединиться к Ахилле и принять командование своим войском в городе. Я сообщу Ахилле о твоём решении в мою пользу и прикажу ему отозвать мои войска, чтобы больше не проливалась кровь ни римлян, ни египтян. Как только порядок будет установлен в городе и во дворце, и как только моя сестра и те, кто желает остаться у неё на службе, покинут Египет под защитой Цезаря, будет проведена церемония в ознаменование прекращения военных действий и утверждения моей власти». Его голос смягчился. «Если у консула есть время, я хотел бы, чтобы он сопровождал меня в путешествии вверх по Нилу, чтобы он мог понаблюдать за жизнью реки и увидеть многочисленные красоты вдоль её берегов».