Мы были крайне уязвимы для грабежей и нападений. Пока я размышлял над этим, капитан наконец, похоже, заметил суда перед нами. Он отдал приказ повернуть на юг, к суше, хотя эта засушливая, безликая полоска береговой линии, казалось, не могла предложить почти ничего, что могло бы спасти или укрыть.

Но другие корабли уже заметили нас, и, какими бы ни были их намерения, они, похоже, не собирались отпускать нас без встречи. Два судна поменьше направились к нам.

Капитан сохранял спокойное выражение лица, только легкое косоглазие выдавало его

Он с тревогой всматривался в преследующие корабли, но в его команде гребцам ускориться нотка страха прозвучала так же отчетливо, как зов трубы.

Они так резко увеличили скорость, что палуба под нами слегка накренилась.

«Рупа!» – произнёс я, намереваясь лишь привлечь его внимание; но громила-немой предугадал мой вопрос и сунул руку под тунику, чтобы незаметно показать мне, что его кинжал всегда под рукой. Маленький Мопс, заметив блеск клинка Рупы, сглотнул. Его младший брат, воспользовавшись случаем, поддразнил его, подтолкнув локтем. Я поймал себя на зависти к наивной храбрости Андрокла. Мало какая судьба страшит путешественников больше, чем перспектива быть взятым на абордаж в море враждебными моряками, без какой-либо надежды на спасение. Даже милость богов редко бывает дарована в море; возможно, отблеск солнца на воде затмевает их вид с небес. Я сунул руку под тунику, чтобы проверить рукоять собственного кинжала. В худшем случае, я, по крайней мере, смогу избавить Бетесду от унижений плена в море. С седыми прядями в черных волосах она, возможно, уже немолода, но даже в своем ослабленном состоянии она все еще была желанной, по крайней мере в моих глазах.

Мы шли с хорошей скоростью, но преследователи были быстрее. Когда береговая линия стала лишь чуть ближе, преследователи устремились к нам, их белые паруса были полны ветра. На палубах толпились вооруженные люди. Это были военные корабли, а не торговые.

Пытаться ускользнуть от них было бесполезно, но капитан запаниковал. Сохранив хладнокровие во время шторма, который мог перевернуть корабль и убить нас всех в одно мгновение, он потерял голову, столкнувшись с человеческой угрозой. Я нахмурился, увидев его просчет: если встреча неизбежна, заставить преследователей броситься в погоню – значит лишь разжечь в них азарт, сделав даже людей с невинными намерениями более опасными. Мудрее было бы убрать паруса и развернуться, чтобы встретить их со всем достоинством и бравадой, на которые он был способен, но вместо этого он хрипло приказал грести во весь опор.

Береговая линия приближалась, но не проявляла никаких особенностей, как прежде; она представляла собой лишь серовато-коричневое пятно на горизонте, без единой пальмы, которая могла бы выдать какой-либо признак жизни. Этот безнадёжный берег отражал безнадёжность, которую я чувствовала в тот момент; но Бетесда сжала мою руку и прошептала: «Возможно, это корабли Цезаря, муж. Разве ты не говорил, что сам Цезарь, возможно, направится в Египет, если слухи о его успехе в Греции окажутся правдой?»

"Да."

«И Цезарь всегда был твоим другом, не так ли, муж, даже когда ты был не слишком дружелюбен к нему?»

Я чуть не улыбнулся этой саркастической насмешке: Бетесда всё ещё была способна меня подкалывать, несмотря на мучивший её недуг. Всё, что свидетельствовало о её прежнем духе, давало надежду.

«Ты прав, — сказал я. — Те, кто нас преследует, выглядят как левантийцы, но это вполне могут быть люди Цезаря или те, кого он переманил у Помпея, если Помпей действительно побеждён или мёртв. Если этот флот действительно принадлежит Цезарю, и мы столкнулись с ним по пути в Александрию, то…»

Я оставил эту мысль невысказанной, потому что Бетесда знала, что я собирался сказать, а произнести его имя вслух было бы слишком болезненно; если бы он выжил в тяготах битвы, весьма вероятно, что мой приемный сын Мето был бы сейчас рядом с Цезарем.

В последний раз я видел его в Массилии, в Галлии, где я упрекал его и публично отрёкся от него за интриги и обманы, которые он плел в пользу Цезаря. Никто в моей семье, и меньше всего в Бетесде, не понимал, почему я отвернулся от сына, которого усыновил и который всегда был мне так дорог; я и сам не вполне понимал всю бурность своей реакции. Если это корабли Цезаря, и если Цезарь среди них, и если Мето с Цезарем – какая это была бы насмешка богов – вырвать меня из тихого прибытия в Александрию и посадить посреди флота Цезаря, навстречу воссоединению, о котором я не мог и думать.

Эти мысли, какими бы мрачными они ни были, по крайней мере отвлекали меня от более ужасной альтернативы – что преследующие нас корабли всё-таки не принадлежали Цезарю. Эти люди могли быть пиратами, или ренегатами, или кем-то ещё хуже…

Кем бы они ни были, это были опытные моряки, обладавшие значительными навыками преследования и захвата. Координируя свои движения с восхитительной точностью, они разошлись в стороны, чтобы подойти к нам как правым, так и левым бортом, а затем снизили скорость, чтобы соответствовать нашей. Они были уже достаточно близко, чтобы я мог видеть злобные лица вооружённых людей на палубе. Были ли они настроены уничтожить нас или просто воодушевлены погоней? С корабля, с нашего правого борта, раздался крик офицера: «Сдавайтесь, капитан! Мы поймали вас честно и справедливо. Поднимите весла, или мы избавимся от них за вас!»

Угроза была буквальной: я видел, как военные корабли применяли именно такой манёвр: подходили к вражескому судну, резко виляли, а затем убирали весла, чтобы срезать всё ещё вытянутые весла противника, лишая его возможности действовать. С двумя кораблями такой манёвр можно было выполнить одновременно по обоим бортам. Учитывая мастерство, продемонстрированное нашими преследователями, я не сомневался, что им это по силам.

Капитан всё ещё был в панике, застыв на месте и не в силах говорить. Его люди ждали от него приказов, но не получили их. Мы мчались на полной скорости, преследователи не отставали и приближались с обеих сторон.

«Клянусь Геркулесом!» – крикнул я, вырываясь из Бетесды и подбегая к капитану. Я схватил его за руку. «Отдайте приказ поднять вёсла!»

Капитан посмотрел на меня непонимающе. Я ударил его по лицу. Он рванулся вперёд и рванулся, чтобы ударить меня в ответ, но тут в его глазах мелькнул проблеск разума. Он глубоко вздохнул и поднял руки.

«Поднять вёсла!» — крикнул он. «Поднять паруса!»

Матросы, тяжело дыша, тут же повиновались. Наши преследователи, с безупречной морской выучкой, повторили наши действия, и все три корабля держались бок о бок, даже когда волны начали тормозить наше движение.

Корабль справа от нас приблизился ещё ближе. Солдат, приказавший нам остановиться, снова заговорил, хотя теперь он был так близко, что ему почти не нужно было повышать голос. Я увидел на нём знаки отличия римского центуриона.

«Назовите себя!»

Капитан прочистил горло. «Это « Андромеда», афинский корабль с греческой командой».

"А ты?"

«Крефей, владелец и капитан».

«Почему вы убежали, когда мы приблизились?»

«Какой дурак не сделал бы то же самое?»

Сотник рассмеялся. По крайней мере, он был в хорошем настроении. «Откуда вы плывёте?»

«Остия, портовый город Рима».

"Место назначения?"

«Александрия. Мы бы сейчас были там, если бы не…»

«Просто отвечайте на вопросы! Груз?»

«Оливковое масло и вино. В Александрии мы будем собирать необработанный лён и…»

«Пассажиры?»

«Только одна группа, парень с женой...»

«Это он, рядом с тобой?»

Я заговорил: «Меня зовут Гордиан. Я римский гражданин».

«Теперь ты?» — Центурион пристально посмотрел на меня. — «Сколько человек в твоём отряде?»

«Моя жена, телохранитель, два мальчика-раба».

«Можем ли мы плыть дальше?» — спросил капитан.

«Ещё нет. Все корабли без исключения должны быть взяты на абордаж и обысканы, а имена всех пассажиров переданы самому Великому. Вам не о чем беспокоиться, стандартная процедура. А теперь повернитесь, и мы сопроводим вас к флоту».