Я хрюкнул и ткнул Рупу, чтобы привлечь его внимание, а затем показал серию знаков, обращаясь к нему на языке, который сам Рупа разработал, используя руки и мимику вместо голоса. Осторожно, сказал я. Эти молодцы большие!

«Я их не боюсь», — настаивала Рупа.

Но я прав! — Я помахал рукой.

«Что это?» — спросил вожак, подозрительно покосившись на нас.

«Думаю, они глухонемые», — сказал его друг. «У меня есть такой кузен. Женился на такой же, как он. Они разговаривают руками».

Лидер оглядел Рупу с ног до головы, а затем презрительно усмехнулся: «А, ну что ж.

Оставьте их. А теперь пойдём убьем римлян!

Они побежали дальше, по направлению к дворцу.

Рупа жестом указала на меня: «Я их не боялся. Правда!»

«Я всё ещё могу их позвать, если хочешь», — пробормотал я. «Ты большой, неуклюжий…»

Рупа схватила меня за руку и потянула к зданию, в котором находилась гробница Александра.

Вооруженные охранники, обычно дежурившие у входа, исчезли в схватке вместе с очередью туристов, ожидавших возможности войти. Огромные бронзовые двери были распахнуты настежь.

Мы вошли. В просторном вестибюле, богато украшенном разноцветным мрамором, царила зловещая тишина. Наши шаги эхом разносились по пустому залу. Снаружи шум стих до отдалённого гула. Дверь слева вела на лестницу, по которой, вероятно, Птолемей поднялся на балкон, чтобы обратиться к толпе.

Рупа провела меня через другую дверь и по длинному коридору, обрамленному колоннами. Мы спустились по лестнице, прошли через небольшой вестибюль, высеченный из цельного алебастра, и ступили в подземный склеп. Воздух был прохладным, как в подземном погребе, и пах хризантемами. Длинное, узкое помещение было тускло освещено подвесными лампами, а в дальнем конце возвышалась позолоченная статуя. Развевающиеся на ветру волосы, безмятежное лицо и прекрасно вылепленные плечи и конечности делали статую безошибочно опознаваемой. Александр стоял перед нами обнажённый во всей своей юной красе, возвышаясь над открытым саркофагом, в котором лежало мумифицированное тело завоевателя, с головы до ног облачённое в сверкающие одежды и увенчанное золотым лавровым венком. Многочисленные туристы принесли с собой и разбросали у основания саркофага букеты живых цветов и венки из сухоцветов — мандрагоры и мальвы, ирисов и маков, живокости и лотосов.

Но тело Александра было не единственным трупом в комнате.

Свет был настолько тусклым, а образы в дальнем конце комнаты были настолько захватывающими, что я не заметил препятствия у своих ног. Я наступил на него и споткнулся, и только сильная рука Рупы и быстрая реакция спасли меня.

Упав лицом вниз, я отшатнулся и взглянул на тело египетского солдата. Он лежал на спине, его открытые глаза смотрели в потолок, а кулак всё ещё сжимал меч. Если он и сопротивлялся, то не смог ранить противника, поскольку на его клинке не было ни следа крови. Но крови было много; она образовала вокруг него лужу, вытекая из раны в животе.

«Зачем ты привел меня сюда, Рупа?»

Он ничего не ответил, лишь жестом пригласил меня следовать за ним. Мы пересекли комнату и подошли к золотой цепи, разделявшей её пополам, за пределы которой посетителям не разрешалось заходить. С периметра саркофаг всё ещё находился на расстоянии нескольких вытянутых рук, но можно было отчётливо разглядеть знакомый профиль Александра и игру тусклого света на прядях золотистых волос, укрытых под золотым лавровым венком. Это зрелище вызвало у меня дрожь, и я оценил терпение множества людей, часами ожидавших, чтобы постоять на этом месте хоть на мгновение и взглянуть на вечность.

Рупа, не колеблясь, проскользнула под цепь и направилась прямо к саркофагу. Я ощутил укол суеверного страха и последовал её примеру. Нас не остановила ни одна стража, а бдительный взгляд статуи победителя не выказал никаких признаков недовольства нашим вторжением в его святилище.

Я стоял рядом с Рупой, и мы вдвоем смотрели на лицо Александра Македонского.

Я нахмурился. В таком близком расстоянии вид мумифицированного лица был уже не таким впечатляющим, как с расстояния в несколько шагов. Некоторое подобие первозданной плоти сохранилось, но внутренняя жизнь, придававшая ему красоту, давно угасла. Кожа походила на потёртый папирус, тонко натянутый на костлявые выступы щёк и подбородка. Те, кто отвечал за допуск посетителей в гробницу, казалось, точно рассчитали, насколько далеко нужно разместить золотую цепь, чтобы в полной мере воспользоваться эффектом мягкого освещения и расстояния.

«Что ты думаешь, Рупа? Он немного потрепан, не правда ли?»

Рупа кивнула. Затем раздался молодой голос: «Но он не так уж и плох, если учесть, что ему триста лет!»

Я вздрогнул. «Что, во имя Аида?»

Из темного пространства между саркофагом и статуей за ним показалось одно лицо, а за ним и другое.

«Мопс! Андрокл! Я мог бы догадаться. Но как…»

«Мы, конечно, пришли сюда через туннель», — сказал Мопсус.

«Какой туннель?»

«Секретный туннель, который начинается под розарием во дворце, проходит мимо поворота к Большой библиотеке и ведёт прямо сюда. Он выходит прямо за той статуей. Там есть небольшая панель, которую нужно отодвинуть, и несколько ступенек, чтобы подняться наверх — если вы такого же роста, как Рупа, вам придётся немного пригнуться и пригнуться».

голову, когда вылезаешь — и вот ты здесь, в гробнице Александра.

Это один из первых отрывков, которые мы обнаружили».

«Мы? — спросил Андрокл. — Это я нашёл этот проход».

«Я сказал, что это один из первых открытых нами проходов , и мы — иногда вы, иногда я — обнаружили довольно много таких проходов с тех пор, как начали исследовать дворец», — настаивал Мопс.

«Да, но именно я нашёл этот отрывок. Я нашёл его без вашей или чьей-либо ещё помощи, а потом проявил щедрость и поделился с вами своими знаниями. Так что, по праву, вам следовало бы сказать: „Это один из первых отрывков, открытых Андроклом“. Признайтесь!»

«Я этого не признаю. Ты просто глупец. Не так ли, Мастер?»

Я вздохнул. «Так вот чем ты занимался с тех пор, как мы прибыли во дворец?

Заглядываете в каждый уголок и укромный уголок в поисках люков и раздвижных панелей?

Тебе повезло, что ты еще жив!»

«Но никто нас не остановил, господин, — сказал Андрокл. — Похоже, во дворце мы всем нравимся. Некоторые стражники даже угощают нас сладостями, когда видят».

«О, да!» — сказал Мопсус. «Особенно тот стражник, что стоит в саду с длинным зеркальным прудом. Мы его зовём Сладкоежка, потому что у него всегда самые лучшие сладости — маленькие медовые лепёшки, загущённые мукой, с розовой водой и обваленные в толчёном миндале. Восхитительно!»

Я представила себе, как они вдвоем, улыбаясь и смеясь, – воплощение невинности, – очаровывая всех, кто проходит через все контрольно-пропускные пункты дворца. Со временем стражники, несомненно, настолько к ним привыкли, что позволяли им приходить и уходить, когда им вздумается, и даже позволили взять с собой их громоздкого, но безобидного друга Рупу.

Я покачал головой. «Так ты уже здесь был?»

«О да, — сказал Андрокл. — Мы любим приходить после заката, когда гробница закрыта для посетителей. Двери в вестибюль заперты, и эта комната совершенно пуста».

«И темно!» — добавил Мопсус.

«Да, лампу нужно принести с собой. Но всё равно приятно бродить, изучать настенные фрески и встречаться с Александром Македонским, когда рядом никого нет. Ночью саркофаг накрывают крышкой, но Рупа достаточно сильна, чтобы её поднять. Думаю, Александр в прекрасной форме. Надеюсь только, что и я буду выглядеть так же, когда мне стукнет триста лет. Можно представить, как он сядет и заговорит!»

«К лучшему или к худшему, — сказал я, — высокое искусство египетского бальзамирования, похоже, было утрачено за столетия, прошедшие между эпохой Александра и нашими. Они больше не способны творить подобное волшебство. Тем лучше. Можете ли вы представить себе, как будущие поколения выстраиваются в очередь, чтобы взглянуть на прекрасно сохранившееся тело Цезаря? Но я до сих пор не понимаю, как вы оказались здесь сегодня. И где…