Я откашлялся. «Внезапная смерть вашего отца два года назад вызвала горе и смятение в Риме». (Сенаторы и банкиры опасались, что хаос охватит Египет и что дальнейшие выплаты от преемника Флейтиста иссякнут; те, кто выступал за полную аннексию Египта, пока наживалась на…

легкий.)

Царь задумчиво кивнул. «А каково отношение граждан Рима к событиям в Египте после смерти моего отца?»

Почва стала ещё более зыбкой. «Если говорить откровенно, Ваше Величество, после смерти вашего отца мои знания, как и, подозреваю, знания большинства римлян о событиях в Египте, весьма смутны. В последние несколько лет всё наше внимание было поглощено нашими собственными «домашними дрязгами». Дела в Египте мало кого волнуют, по крайней мере, простых граждан».

«Но что было сказано о завещании моего отца во время его смерти?»

«Воля человека священна для римлянина. Любое решение, которое постановит твой отец, будет соблюдено». (На самом деле, многие были очень разочарованы тем, что Флейтист не завещал управление Египтом римскому сенату; другие монархи, находящиеся на грани смерти, по уши в долгах перед Римом и желающие уберечь свои страны от неизбежных войн и завоеваний, поступали именно так. Но Флейтист решил оставить Египет своей старшей дочери, Клеопатре, и её младшему брату, Птолемею, чтобы они правили им вместе. Предположительно, брат и сестра поженились, как это было принято в семье Птолемеев, когда братья и сёстры были соправителями.)

(Инцест был отвратительным для римлян и рассматривался как еще один признак упадка монархии, наряду с придворными евнухами, показной пышностью и произвольными казнями.)

Царь беспокойно заерзал на троне и нахмурился. «Мой отец оставил Египет мне и моей сестре Клеопатре. Знал ли ты об этом, Гордиан, прозванный Искателем?»

«Я так понял, да».

«Мой отец мечтал о мире в семье и процветании Египта. Но в мире плоти даже божественные мечты не всегда сбываются.

Судьба предопределила, что это время гражданской войны по всей земле. Так же обстоит дело и с Римом. Так же обстоит дело и с Египтом. Так же, полагаю, и в твоей собственной семье, Гордиан, прозванный Искателем.

Я склонил голову. «Ты снова говоришь о моём сыне».

«Мето, сосед Цезаря по палатке», — сказал он, внимательно глядя на меня. Я прикусил губу.

«А, это как-то связано с вашей отчуждённостью? Может быть, орёл слишком уж опекает вашего сына?»

Я вздохнул. «Мне кажется странным, что Ваше Величество проявляет такой интерес к семейным делам простого римского гражданина».

«Меня интересует всё, что связано с Цезарем», — сказал он. Блеск в его глазах был отчасти блеском любопытного пятнадцатилетнего мальчишки, отчасти — блеском расчётливого политика.

«Для многих римлян, — сказал я, говоря медленно и тихо, — выбор между Цезарем и Помпеем был нелёгким. Цицерон лихорадочно искал

искал третьего пути, но не нашел его и в конце концов встал на сторону Помпея — к своему сожалению.

Марк Целий перешёл на сторону Цезаря, но затем разочаровался и предал его. Милон бежал из изгнания в Массилии и попытался собрать собственную армию…

«И вы знали всех этих людей?» — Птолемей подался вперёд. «Этих героев, авантюристов и безумцев, о которых мы слышим лишь отголоски здесь, в Египте?»

Я кивнул. «Большинство из них я знаю лучше, чем мне хотелось бы, и уж точно лучше, чем было бы полезно для меня».

«И Цезаря ты тоже знаешь?»

"Да."

«И разве он не величайший из них, не самый близкий к божеству?»

«Я знаю его как человека, а не как бога».

«Человек огромной власти».

"Да."

«И все же вы завидуете тому фаворитизму, который он оказывает вашему сыну?»

«Дело сложное, Ваше Величество». Я чуть не улыбнулся, говоря это, учитывая, что мой собеседник был женат на сестре, которую ненавидел, а другая его сестра была казнена отцом. Я взглянул на глиняный кувшин у ног Птолемея. Меня слегка затошнило. «Если Цезарь придёт в Египет, — спросил я, — вы прикажете обезглавить его, как Помпея?»

Царь обменялся взглядом с Потином, который явно не одобрял такого поворота разговора. «Ваше Величество», – произнёс он, намереваясь переменить тему; но царь перебил его, заставив Потина замолчать.

«Его было удивительно легко убить, не правда ли, Помпея, я имею в виду? Боги покинули его в Фарсале. К тому времени, как он был готов сойти на берег здесь, в Египте, в его жалкой персоне не осталось ни капли божественности.

Боги сорвали с него доспехи, и когда клинки опустились, единственным сопротивлением им была слабая плоть. Он думал сойти на берег, напомнить мне о долгах моего отца и взять власть над Египтом, словно наша казна, зернохранилища и оружие были доступны ему. Но этому не суждено было сбыться.

«Покончи с так называемым Великим прежде, чем его ноги коснутся египетской земли!» — разве это не твои точные слова, Потин? Ты даже процитировал любимую эпиграмму моего наставника Теодота: «Мертвецы не кусаются». Я долго и упорно размышлял над этим вопросом; во сне я искал совета у Осириса и Сераписа. Боги согласились с Потином. Если бы я помог Помпею, то же проклятие, что пало на него, пало бы и на Египет.

«С Цезарем, возможно, дело другое. Думаю, боги всё ещё с Цезарем. Его божественность должна расти с каждой победой. Придёт ли он в Египет, Гордиан, прозванный Искателем, искать наше зерно и наше золото, как это сделал Помпей?»

«Возможно, Ваше Величество».

«А если он придет, будет ли его так же легко убить, как Помпея?»

Я ничего не ответил. Птолемей повернулся к евнуху.

«Что вы думаете, лорд Чемберлен?»

«Я думаю, Ваше Величество», сказал Потин, бросив проницательный взгляд на царя,

«Вы обещали аудиенции с некоторыми из ваших подданных сегодня, здесь, на королевской барже. Возможно, ваш разговор с этим римлянином можно отложить, пока вы занимаетесь более официальными делами».

Птолемей вздохнул. «Кто ко мне сегодня?» «Несколько делегаций прибыли с докладом о состоянии ежегодного разлива в районах Верхнего Нила; у нас есть донесения из Омбоса, Гемонтиса, Латополиса и других мест. Боюсь, новости, которые они принесли, неутешительны. Есть также группа купцов из Клисмы, что на берегу залива Красного моря, которые хотят ходатайствовать об освобождении от налогов; в прошлом году пожар уничтожил несколько складов и причалов, и им нужны деньги на восстановление. Я читал их доклады и прошения, но только вы можете предоставить им разрешение на просьбы».

сейчас встретиться с этими людьми , лорд-камергер?»

«Все эти группы проделали очень долгий путь, Ваше Величество; и я думаю, будет лучше всего разобраться с этими вопросами до того, как мы прибудем в Александрию, где Ваше Величество, вероятно, столкнется с множеством неотложных нужд, возникших за время Вашего отсутствия».

Король закрыл глаза. «Очень хорошо, лорд-камергер».

Потин встал. «Я прикажу барже остановиться у следующего причала и найду подходящего эскорта, чтобы отвезти римлянина обратно к его…»

— Нет, пусть Гордиан, называемый Искателем, останется.

«Но, Ваше Величество…»

«Пусть остается там, где находится», — Птолемей строго посмотрел на него.

«Как прикажет Ваше Величество».

Я думал, что в таком жарком климате все дела затихнут сразу после полудня, но это оказалось не так. Пока я сидел и изо всех сил старался не задремать – храп во время королевской аудиенции, несомненно, был бы воспринят неодобрительно, – к царю был допущен ряд послов. Больше всего меня поразило, насколько Птолемей владел языками и диалектами. Все послы немного говорили по-гречески, но многие исчерпали свой словарный запас после нескольких ритуальных приветствий, после чего царь начал говорить с безупречной беглостью на том языке, который лучше всего подходил его подданным. Всё это время на заднем плане играл флейтист.

Наконец последний посланник поклонился и покинул царя. Потин проводил его. На обратном пути к нему подошёл гонец и что-то шепнул ему на ухо. Сообщение оказалось довольно длинным и сложным. Услышав его, евнух сначала встревожился, а затем развеселился. Наконец он поспешил к Птолемею.