«Капитан Ахиллас».

«Ваше Величество?»

«Казните этого человека немедленно, на месте, чтобы все присутствующие могли стать свидетелями быстроты царского правосудия».

Ахиллас шагнул вперёд. Солдаты схватили шпиона за руки, не просто чтобы обездвижить его, но и чтобы удержать в вертикальном положении; ноги у него подкосились, иначе он бы рухнул на пол. Ахиллас схватил его за горло своими массивными руками и принялся душить. Лицо человека, которое раньше было красным, теперь стало багровым. Его тело содрогалось.

Из его рта доносились странные звуки, пока тошнотворный хруст не прервал его бульканье. Ахиллас, фыркнув с отвращением, отпустил его. Голова мужчины свесилась набок, и его безвольное тело рухнуло на пол.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь веселой мелодией волынщика.

«Лорд Чемберлен».

«Ваше Величество?»

«Позаботься о том, чтобы римлянин и его спутники были освобождены от оков; чтобы украденные у него вещи были возвращены ему; чтобы ему предоставили подходящее жилье и обеспечили комфорт. Держи его под рукой на случай, если король захочет поговорить с ним».

Потин низко поклонился: «Как прикажет Ваше Величество».

Те же солдаты, что раздели и обездвижили шпиона, окружили меня и начали развязывать верёвки на моих запястьях. Тем временем, под новую, более живую мелодию своего флейтиста, царь Птолемей вышел из комнаты.

Так я познакомился с египетским царем и его советниками и впервые ощутил вкус жизни при царском дворе.

ГЛАВА IX

Наши покои были простыми, но вполне приличными: каменная комната с койками для всех (Мопс и Андрокл делили их), медный ночной горшок в углу, ковёр на полу и небольшая лампа, висевшая на крюке под потолком. Было даже узкое окно, выходившее на песчаный двор, где располагались солдаты. Над изгибом крепостной стены небо было тёмным и полным звёзд.

На еду нам дали по миске чечевичного супа, просяному печенью и нескольким сушёным финикам и инжиру. Еда исчезла почти сразу.

Наконец, к двери подошли двое солдат с моим сундуком. Они поставили его посреди комнаты и ушли. Я открыл крышку. Наверху лежал серебряный с чёрным деревом гребень Бетесды. Я поднял его и провёл кончиками пальцев по зубцам. Под ним лежал мешочек, полный монет, а рядом с мешочком, почти скрытый складками ткани, лежал алебастровый флакон, который мне дала Корнелия.

Я потушила лампу и легла на койку, сжимая в руках гребень из серебра и чёрного дерева. Я подумала о Диане и Эко в Риме; они будут в отчаянии, когда узнают, что случилось с Бетесдой. Как я смогу рассказать им? И будет ли у меня когда-нибудь такая возможность? Рим казался таким далёким. Меня охватило холод, и я подумала об алебастровом сосуде. Возможно, богам всё-таки было угодно, чтобы я выпила его содержимое…

Неподалёку Мопс и Андрокл тихо переговаривались. Я уже собирался попросить их замолчать, как вдруг заговорил Мопс.

«Господин, вот каким будет Рим?» «Что ты имеешь в виду, Мопс?»

Снаружи я услышал, как часовой отдал сигнал отбоя. Ветер вздохнул в верхушках высоких пальм за крепостной стеной. Мир стал очень тихим и неподвижным.

«Когда Цезарь вернется в Рим и провозгласит себя царем, таким ли будет Рим?» — спросил Мопс.

«Я все еще не понимаю, что вы имеете в виду».

«Он имеет в виду, — сказал Андрокл, видя, что вопрос его брата нуждается в пояснении, — вот что: неужели все должны будут раболепствовать, льстить и кланяться Цезарю и называть его «Ваше Величество», даже такие свободные граждане, как вы, господин?»

«Да, господин, — сказал Мопс, — и сможет ли Цезарь сказать: „Мне не нравится этот человек, так что убей его прямо сейчас!“ И вдруг, только потому, что царь Цезарь так сказал, его задушат, вот так?» Он продемонстрировал, схватив брата за горло. Андрокл присоединился к демонстрации, размахивая руками и ногами по койке и издавая рвотные звуки.

Я услышал, как Рупа, сидевшая рядом с ними на койке, весело усмехнулась, но я не увидел ничего, над чем можно было бы смеяться.

«Не знаю, ребята. Когда мы вернёмся…» Я чуть не сказал: « Если вернёмся», но не было смысла сеять сомнения, «Рим, конечно, будет другим.

Египтянами всегда правил царь; до династии Птолемеев были фараоны, правление которых насчитывает тысячи лет, со времён пирамид и Сфинкса. Но у нас никогда не было царя.

— ну, не раньше, чем через 450 лет. И ни один римлянин никогда не был царём, включая Цезаря. У нас нет опыта монархии и нет правил, на которые можно было бы опереться. Представляю, как и эта каша с войной, это будет больше похоже на пьесу, которую игроки придумывают по ходу дела. А теперь прекратите эти дебош и идите спать!

«А если мы этого не сделаем, ты прикажешь Рупе задушить нас, Мастер?»

«Не испытывай меня, Мопсус!»

Наконец они затихли, и я снова услышал вздохи ветерка в пальмах. Я изгнал из головы все мысли об алебастровом сосуде; кто, если не я, проведёт мальчиков и Рупу через грядущие опасные дни? Я сжимал гребень, пока наконец не начал подступать сон – благословенный сон, укутанный покровом забвения. В моей голове к вздохам ветерка присоединился другой звук, и я уснул под мелодию, которую играл волынщик Птолемея, повторявшуюся снова и снова.

На следующее утро мы отправились в Александрию.

По-видимому, основная часть армии останется в крепости под командованием Ахилла, в то время как царь и меньшая, хотя и значительная, вооруженная группа направятся в столицу.

Солдаты погрузили мой сундук в повозку. Другому солдату поручили управлять мулами, а я ехал сзади с Рупой и мальчиками, не связанный, как накануне, а свободный.

Дорога шла на запад, в сторону от Нила, вдоль широкого канала, который доставлял пресную воду из реки в столицу и позволял небольшим судам курсировать туда и обратно. Я размышлял, как Птолемей будет доставлен в город, и предполагал, что он прибудет на колеснице, но затем, за рядами марширующих солдат, я заметил на канале богато украшенную позолоченную баржу. На ней сидели лодочники, которые толкали её вперёд по медленному течению.

длинных шестов. Обнажённые по пояс, с мускулистыми плечами и руками, блестящими от пота, лодочники работали с изяществом и эффективностью, один за другим упираясь шестами в дно канала, а затем повторяя последовательность.

Средняя часть баржи была затенена большим шафрановым тентом, под которым я время от времени мельком видел царя и его свиту, включая евнуха Потина. Время от времени, когда со стороны канала дул лёгкий ветерок, я слышал несколько нот музыки в исполнении царского флейтиста и чувствовал холод, несмотря на усиливающуюся жару.

Было около полудня, когда к нашему фургону подошел пеший солдат.

«Ты Гордиан, прозванный Искателем?» Он говорил по-египетски, но так медленно и отчетливо, что даже я мог его понять.

"Я."

"Пойдем со мной."

«Есть проблемы?»

«Его Величество приказал мне привести вас».

«А остальные в моей группе?»

«Они остаются. Ты пойдёшь со мной».

Рупа помог мне спуститься с повозки. Я прошептал ему на ухо: «Пока меня нет, позаботься о мальчиках. Не дай им попасть в беду. Они думают, что умнее тебя, но ты сильный. Не бойся показать им, кто здесь главный. Понял?»

Он неуверенно посмотрел на меня, но кивнул.

Я позвал мальчиков. Когда они подошли к задней части повозки и наклонились ко мне, я схватил каждого за ближайшее ухо и притянул к себе. «Вы не попадёте, повторяю , не попадёте в беду, пока меня не будет. Вы будете делать так, как велит Рупа».

« Расскажет нам?» — спросил Мопсус. «Но Рупа не может говорить…» Его слова оборвались визгом, когда я потёр его за ухо.

«Ты понимаешь, о чём я. Если я вернусь и увижу, что ты меня не послушался, я буду крутить тебе ухо так, что оно оторвётся. Понимаешь?»

«Да, Мастер!» — воскликнул Мопс.

«А ты, Андрокл?»

Его брат, сочтя благоразумным промолчать, просто кивнул. Я отпустил их обоих. Крепко схватив меня за руку, солдат поспешил увести.