— Чего желаешь, царевна? — сипло пробасил он.

— Твой повелитель за старое взялся, только не царевен ворует нынче — птичек наших собрал в целую коллекцию! Я уж нашла почти всех, да только Алконост не хватает. Помоги мне отыскать среди этих яиц то, где Кощей спрятал ее… Я тебя награжу по достоинству! — взмолилась Василиса. — А коли придумаешь, как их из плена вызволить, так и вовсе в тереме царском останешься!

Мужичок-с-кулачок затрясся, как будто боясь чего-то, стал открывать рот, но не мог произнести ни слова. Девушка даже испуганно обернулась — никак Кощей стоит за ее спиной? Но никого там не было.

— Не бойся за свою жизнь, я тебя спасу, — спешно добавила царевна. — Я Баюна за кладенцом отправила, и если Бессмертный заявится сюда, я его одолею!

Человечек тут же успокоился, точно услышал то, что хотел. Лицо его снова раскраснелось, на губах появилась услужливая улыбка, а глаза лукаво заблестели под кустистыми бровями.

— Сейчас-сейчас, царевнушка, сейчас все найдем, — бормотал он, снуя по столу и рассматривая драгоценные яйца.

Критически осматривая каждое, осторожно касался их поверхности, но тут же отдергивал руку и бежал к следующему. Наконец он добрался до золотого яичка, стенки которого в свете свечей играли то розовым, то бирюзовым, то зеленым. Увенчано оно было крупной жемчужиной, которая вот-вот должна была свалиться, но почему-то удерживалась наверху. Всю его поверхность увивали тонкие линии, волнами спускавшиеся к низу, и в каждой из них пряталось по несколько капель розового кварца. Только на самом донышке узор расходился серебряными нитями, с которых свешивались маленькие кремовые жемчужинки.

— Сюда, царевнушка, сюда, — запрыгал на месте Мужичок-с-кулачок от нетерпения.

Василиса осторожно взяла драгоценное яичко в руки, покрутила, — оно не открывалось. Только девушка подняла голову, чтоб задать своему невольному помощнику вопрос, почему же ничего не происходит, как тот распахнул свой холщовый мешочек и дунул. Черный порошок взвился в воздух, так что Василиса даже закашлялась — то ли от неприятного запаха, то ли от неожиданности, — и тонким слоем осел на коже царевны и на каждой жемчужинке.

— Что это? — непонимающе взглянула на Мужичка-с-кулачок девушка. Сначала ей казалось, будто ничего не поменялось от этой выходки, только яйцо в ее руках тяжелело, точно свинцом наливалось, пока и вовсе не выпало из рук.

— Видно, из-за заклятья Кощеева так медленно действует, — пробурчал себе под нос человечек. — Ну ничего… На птичках работало, и на тебе, царевнушка, сработает.

— На птичках? — Василиса перевела взгляд на свои пальцы и поняла, что совсем их не видит. Она становилась прозрачной, точно ключевая вода — таяла, как Снегурка. — Так это ты всех украл по Кощееву приказу⁈

Мужичок-с-кулачок хитро рассмеялся.

— Да зачем мне приказы Кощеевы? Я сам, что ли, не в силах? Смотри, сколько яиц сделал, это же настоящие произведения искусства! А если еще и оживить их, наделить каждое силою… Я же тогда стану самым могущественным волшебником!

— Почему ж с Кощея не начал? На Ягу почему не ополчился?

— И до них доберусь, дай только время. Просто начать решил с чего-то поприятнее, — оскалился человечек, глядя на растерянную Василису. — Спрашивай, спрашивай, а то кому я еще ж расскажу свою историю! Дело у меня трудное, долгое, выйти через мышиные ходы не ко всеми можно, да и когда всех переловлю, уж не с кем делиться будет, я останусь единственным волшебником на земле Берендеевой и сам буду решать, зиме сейчас быть или лету, цвести сирени или опадать лиственнице…

— Если ты по мышиным ходам до птиц добирался, то почему я силу Жар-птицы у Снегурки в светелке почувствовала? — прикусила губу царевна, надеясь заболтать Мужичка-с-кулачок.

— Эх ты, несмысленка, — снова захихикал он. — Я сначала к Гамаюн ходил один, потом к Жар-птичке — с трудом изловил их, а Жар-птица и вовсе перчатки мне сожгла! Пришлось у Кощея новые просить… Вот и решил: проще будет выкрасть, если я к Снегурке уже с птицей приду, она почувствует сестрицу свою и сама мне в руки пойдет. Только вот незадача… Сон-травы мало дал Жар-птичке, вот она и вырвалась! Обеих ловил там, да только они сами себя и погубили. Когда превратилась Снегурка в Лед-птицу, все чары ее сестры развеялись…

Девушка спешно думала, как бы задержать Мужичка-с-кулачок, чтоб тот продолжал разглагольствовать, но понимала: он уже все сделал, и времени у нее оставалось теперь все меньше и меньше. Он уже сказал, зачем решил птиц воровать, но… не знала еще Василиса, где последняя из них. И пусть сейчас ей это знание не пригодится, когда она выберется из ловушки — а она обязательно найдет выход! — она сыщет вновь всех птичек, и на этот раз Мужичку-с-кулачок несдобровать.

— Где же ты Алконост спрятал?

— Нет ее еще здесь, я только начал ковать для нее клетку, — погладил себя по бородке Мужичок-с-кулачок.

В теле почувствовалась какая-то невероятная легкость, и девушка ощутила, что совсем исчезает. Зажмурившись от отчаянья, она сделала единственное, что могла — позвала Кощея. Пусть он узнает, что творит его слуга!

— Кощей, Кощей, Ко…

Договорить она так и не успела: драгоценное яйцо золотой клеткой сомкнулось у нее над головой, погружая во тьму. Сколько времени она провела здесь, Василиса не ведала, но каждое мгновение тянулось для нее вечностью. Ни звука, ни шороха, ни писка — ничего. Лишь одиночество и бесконечное раскаяние, что не поспела раньше, что не разгадала виновника да сама угодила в его западню.

Попытки выбраться не венчались успехом. Сколько ни билась царевна о золотые стенки, сколько ни пыталась их поддеть, сколько ни прыгала, надеясь раскачать яичко и ненароком свалиться со стола — все было без толку.

«Я же и в мышку здесь обращусь!» — безрадостно подумалось царевне, как вдруг откуда-то подул тоненький ветерок. Невольно чихнув, она мотнула головой, пытаясь обнаружить хотя бы крошечное отверстие в своей тюрьме, но ничего она не могла увидеть. Только ветер усиливался, будто в ураган превращался, и вскоре подхватил Василису, завертел, как вздумается, — она только голову успевала прикрывать, чтобы случайно о стенки не стукнуться.

Все вокруг закружилось, и царевна вновь очутилась посреди зеркальной залы, а рядом с нею стояли, непонимающе оглядываясь, Снегурка, Жар-птица, Гамаюн и Сирин. Взгляд выхватил уставшего Кощея, загородившего своим телом стол, на котором в беспорядке были разбросаны драгоценные яйца, и наконец нашел главного злодея. Все тело Василисы напружинилось, и на секунду она почувствовала себя Баюном, охотящимся за маленькой полевкой.

Догнав в два шага хотевшего спрятаться в мышиной норке Мужчика-с-кулачок, Василиса схватила его, вырвала у него из рук холщовый мешочек и подула волшебным порошком ему в лицо, а затем — зажала в его ладонях крохотное золотое яичко, которым царевна смогла его призвать.

— Будешь знать, как птиц воровать!

Чары подействовали мгновенно. Человечек растаял прямо в воздухе, навеки соединившись с золотой горошиной, только алая кнопка его носа на миг сверкнула — и исчезла.

В один момент заговорили девицы, вызволенные из своего плена, и не разобрать их речей гневных было. Жар-птица от ярости едва не загорелась, желая сбить позолоту с Кощея, точно и не он ее расколдовал. Сирин с Гамаюн жалобно запели, и от их голосов на душе становилось так пусто, так страшно, что Василиса невольно сжалась. Снегурка же так и осталась стоять на месте, одними пальцами перебирая воздух, плетя из него тонкую метелицу, что должна была добраться до Мороза и поведать ему всю историю.

Собравшись с силами, Кощей распахнул двери залы, выпуская девиц в коридоры, откуда они, обернувшись птицами, разлетелись во все стороны. Даже Сирин не пожелала оставаться, решив полетать по Горному краю, прежде чем вернуться в свои покои в замке.

Оставшись наедине с Василисой, так и продолжавшей держать в руках золотое яичко с Мужичком-с-кулачок, Кощей усмехнулся и приглашающе махнул рукой в сторону лавки. Царевна запоздало кивнула и присела. Несколько раз околдованная, а затем освобожденная — и самолично изловившая злодея, она еще была точно в тумане.