– Извините, – ответила я, – я не слушала.

Я пошла дальше по коридору и открыла следующую дверь. В комнате не было никакой мебели, а на полу сидел человек, у которого из сверкающей лысины росла лягушка.

– Господи! – ахнула я. – Что это?

– Да вот как-то раз выскочил у меня на заду прыщ, – ответила лягушка, – с того все и началось. Чем могу помочь?

– Я ищу профессора Плюма.

– А, литтехники. Это отдел бородатых анекдотов. Вам в другую дверь.

Я поблагодарила ее и постучала в следующую дверь. В ответ донеслось распевное:

– Во-ойди-ите!

Я ожидала увидеть внутри какую-нибудь невероятную лабораторию, полную странных изобретений, но здесь ничем подобным и не пахло. За столом сидел человек в клетчатом костюме и читал какие-то бумаги. Он напомнил мне дядюшку Майкрофта, только чуть побойчее.

– А! Мисс Нонетот, – поднял он взгляд. – Вы принесли шляпу?

– Да, – ответила я, – но откуда…

– Мисс Хэвишем сказала, – просто ответил он.

Похоже, мало найдется таких, кто не говорил с мисс Хэвишем или с кем она не говорила сама.

Я выложила на стол помятую шляпапульту. Плюм взял сломанный рычажок активатора, вставил в глаз увеличительное стекло и несколько минут взирал на оборванный конец.

[63]

– Ой, – сказала я. – Опять начинается!

– Что?

– Да в мой комментофон кто-то постоянно влезает!

– Хотите, отслежу? Вот, наденьте это ведро с проводами на голову.

– Только пару минут подождем, – попросила я. – Интересно, чем кончится.

– Как вам будет угодно.

Пока он обследовал мою шляпапульту, я слушала болтовню Веры и Софьи.

– Ну вот, – сказал наконец мастер. – Выглядит так, будто шнур перетерся. Это модель старого образца, меня удивляет, что она вообще до сих пор в ходу.

– Значит, сбой произошел из-за износа? – спросила я с облегчением.

– Да. И этот сбой спас вам жизнь.

– Что вы хотите сказать?

Недолго же продержалась моя радость.

Плюм показал мне шляпу. Внутри под изолирующей подкладкой помещались замысловатые проводки и маленькие мигающие огоньки.

– Кто-то перемкнул ретекстуализационный замедлитель на детектор кодов ISBN. Если потянуть за шнур, в витках первичного мультипликатора начнется перегрев.

– Перегрев? – спросила я. – У меня бы перегрелась голова?

– Более того. Высвободилась бы энергия, достаточная для написания четырнадцати романов.

– Я пока только стажер, Плюм. Растолкуйте попроще.

Он серьезно посмотрел на меня.

– От шляпы – и от того, кто ее носит, – мало что осталось бы. Такое иногда случается с четвертой моделью, поэтому происшедшее сочли бы техногенной аварией. Вам повезло, что шнур перетерся. – Он тихо присвистнул. – Однако изящная работа. Кто-то хорошо знал свое дело.

– Очень интересно, – медленно проговорила я. – А вы не могли бы дать мне список людей, которые способны такое провернуть?

– Это займет несколько дней.

– Ничего, оно того стоит. Я вам позвоню.

Я встретилась с мисс Хэвишем и Глашатаем в штабе беллетриции. Глашатай кивнул в знак приветствия и сверился со своей неизменной папкой.

– Похоже, день предстоит поганый, милые дамы.

– Опять в Тарбере что-то?

– Да нет, в «Мэнсфилд-парке».[64] У леди Бертрам сбежал мопс, и его срочно надо заменить.

– Опять? – уточнила Хэвишем. – Это уже шестой. Следила бы она за ним получше.

– Седьмой. Возьмите со склада.

Он обратился ко мне.

– Мисс Хэвишем говорит, что вы готовы сдать практический экзамен и перейти из стажеров в полноправные агенты.

– Готова, – ответила я, на деле понимая, что сказанное никак не соответствует действительности.

– Я в этом уверен, – задумчиво ответил Глашатай, – хотя, по-моему, немного рановато, но мы вынуждены так поступить из-за ухода на пенсию мистера Накадзимы. Я думал, вы еще несколько месяцев походите в стажерах. Что ж, – вздохнул он, – ничего не поделаешь. Я просмотрел список нарядов и подобрал вам задание, на котором вы и пройдете проверку. Это приказ Совета жанров о внутренней отладке сюжета.

Несмотря на природную осторожность, я, к стыду своему, дико обрадовалась возможности испытать свои способности. Куда меня отправят? В Диккенса? В Харди? Может, даже в Шекспира!

– «Тень – пастуший пес», – прочел Глашатай. – Автор – Энид Блайтон. Там нужен хеппи-энд.

– «Тень – пастуший пес», – медленно повторила я, силясь не показать разочарования. – Хорошо. Что я должна сделать?

– Задача очень простая. В настоящий момент Тень ослеп из-за колючей проволоки, так что его никак нельзя продать американскому кинопродюсеру. То, что он еще не продан, это плюс, а что слеп и бесполезен – минус. Нам нужно только, чтобы он каким-нибудь чудесным образом прозрел, когда в следующий раз попадет к ветеринару на странице… – он сверился с папкой, – двести тридцать два.

– И, – осторожно начала я, не желая показывать Глашатаю, насколько я не подготовлена, – какой у нас план?

– Подменить собак, – просто ответил Глашатай. – Все колли выглядят одинаково.

– А как насчет рудиментарной сюжетной памяти? – спросила Хэвишем. – Гладильщики не понадобятся?

– Это в списке работ, – ответил Глашатай, вырывая листок бумаги и протягивая мне. – Вы, разумеется, знаете о гладильщиках все?

– Безусловно! – ответила я.

– Хорошо. Еще вопросы есть?

Я помотала головой.

– Ну и отлично! – воскликнул Глашатай. – Да, еще одно. Брэдшоу расследует смерть Перкииса. Не подготовите ли вы для него отчет как можно быстрее?

– Конечно!

– Ладно…

Он пробормотал себе под нос несколько замечаний о том, что еще надо сделать и ушел.

Как только он отбыл, я обратилась к Хэвишем:

– Вы думаете, я уже готова?

– Четверг, – самым серьезным своим тоном произнесла моя наставница, – послушай меня. В первую очередь беллетриции нужны агенты, которым можно доверять. – Она окинула комнату взглядом. – Порой трудно понять, кому можно верить, кому нет. Иногда до тошноты самоуверенные юнцы вроде тебя становятся последним оплотом против тех, кто хочет причинить Книгомирью зло.

– То есть?

– То есть кончай задавать вопросы и берись за дело: отправляйся на свою первую практику. Понятно?

– Да, мисс Хэвишем.

– Значит, с этим покончено, – сказала она. – Еще вопросы есть?

– Да, – ответила я. – Что такое гладильщик?

– Ты что, не читала Путеводитель?

– Ой, он такой длинный, – заныла я. – Я сверяюсь с ним при каждом удобном случае, но прочла только введение.

– Ну, – сказала она, когда мы перенеслись на склады Уэммика в кулуары Великой библиотеки, – сюжеты обладают чем-то вроде подавленных воспоминаний. И с поразительной легкостью вдруг возвращаются к своему первоначальному течению.

– Как время, – прошептала я, думая об отце.

– Можно и так сказать, – ответила мисс Хэвишем. – Потому на заданиях по внутренней отладке сюжета нам часто приходится использовать гладильщик – дополнительное приспособление, укрепляющее основной сюжет. Как ты знаешь, мы изменили финал конрадовского[65] «Лорда Джима». Первоначально Джим убегает. Слабовато. Мы подумали, что будет лучше, если он сдастся вождю Дорамину, как герой и просил после резни, устроенной Брауном.

– И как, получилось?

– Нет. Вождь все равно простил его. Уж как мы старались! И хамили вождю, и за нос его дергали! После сорок третьей попытки мы отчаялись. Брэдшоу чуть ли волосы на себе не рвал.

– Так что же вы сделали?

– Пришлось ретроспективно убить сына вождя во время резни. Это сработало. После этого вождь со спокойной совестью пристрелил Джима.

Я задумалась на мгновение.

– А как отреагировал Джим на то, что ему придется умереть? – спросила я.