Я видела Букингемский дворец тысячу раз. Одно из моих самых ранних детских воспоминаний – прогулка через Сент-Джеймсский королевский парк. Родители хотели, чтобы я хоть на один день отложила свои книжки со сказками (что, по их рассказам, вызывало у меня истерику) и немного подышала свежим воздухом.

Я всю дорогу дулась, пока не увидела черные кованые ворота перед дворцом. На них висели огромные щиты: позолоченные единорог и лев, обращенные друг к другу, так сверкали, что я таращилась на них добрых пять минут.

Сегодня, когда мы въезжаем в те же ворота в карете, запряженной драконами, я снова ощущаю то же очарование, что и в детстве.

Впрочем, это единственное сходство двух ситуаций. Все остальное – совсем иначе.

Начнем с того, что на мне великолепное белое платье, головной убор из перьев и жемчуга, а также серебряные украшения, которые стоят, пожалуй, больше, чем дом моих родителей. К тому же меня сопровождают три книжных персонажа: спящая баронесса, леди Реммингтон, которая продолжает без устали давать дочери нелепые советы, и сама Китти, которая намеренно игнорирует ее, напевая песенку. И, в довершение всего, на этот раз за мной со ступеней дворца наблюдают реальные единорог и лев.

У меня перехватывает дыхание. После того как я увидела (и потрогала, и оседлала) настоящего дракона, мне казалось, что меня больше не удивить волшебными существами. Как же я ошибалась!

Мое сердце учащенно бьется, пока я глазею на единорога короля Георга (эффектная белая лошадь с бриллиантовым рогом) и льва королевы Шарлотты (у него алая грива, и он в два раза больше тех, что показывают в документальных фильмах о животных). Оба следят за прибытием дебютанток нечеловеческими взглядами.

У меня такое чувство, что они все еще наблюдают за мной, когда я выбираюсь из кареты вслед за Китти.

– Ах, как я волнуюсь, Лавиния! Посмотри, сколько красивых девушек. – Китти тычет в сторону трех юных особ, вышедших из другой кареты. Я опускаю ее руку, чтобы она перестала показывать на них пальцем. – Ты была права. Рики стал бы искрить от перевозбуждения, и мы бы испортили им утро. И платья!

Я не стала говорить ей, что это только помогло бы привлечь внимание королевы (и избавило бы нас от соперниц), потому что персонаж Лавинии – светлое и доброе существо, а не амбициозный злой гений (а жаль).

– Ну же, не стойте тут как истуканы, – ругает нас леди Реммингтон, помогая своей матери (которая только что проснулась и выглядит недовольно) вылезти из кареты. – Идите внутрь!

– Мама, но мы не можем появиться там без тебя…

– Там выстроится огромная очередь, Китти, и если ты будешь ждать бабушку, то предстанешь перед королевой только в восемь часов вечера.

– Но…

Хотя женщина с огненным взглядом призывает нас идти, я замечаю, что Китти собирается протестовать дальше, поэтому быстро хватаю ее за локоть.

– Мы займем место в очереди и пропустим других дебютанток вперед, если настанет наш черед предстать перед королевой, а твоих мамы и бабушки еще не будет, – предлагаю я. – Но они успеют догнать и присоединиться к нам, я уверена.

Я знаю, потому что в книге именно так и происходит. Под взглядом Китти я заставляю себя улыбнуться для пущей убедительности.

– Пойдем?

– Да, хорошо. – Китти подчиняется, хотя по-прежнему смотрит не вперед, а на меня. – Извини, Лавиния, но тебя, часом, не тошнит? Ты только что состроила очень странную гримасу. А-а-а, я знаю, в чем дело. – Теперь она тоже улыбается, но гораздо естественнее меня. – Тебя мучают газы, да? Не волнуйся, ты не одинока. Я тоже от этого страдаю, когда…

Мои щеки краснеют от смущения, и я дергаю ее за руку, чтобы она замолчала, прежде чем весь двор это услышит (позади нас уже хихикают две дебютантки).

– У меня нет газов, – шикаю на нее я, едва шевеля губами. – И никакой тошноты. Я в полном порядке.

– О, извини, что я на это намекнула…

– Ничего страшного, – вновь обрываю я и искоса окидываю ее взглядом: – Ты сама-то в порядке?

Она ничего не отвечает. За время этого краткого разговора мы уже дошли до парадных ступеней, у которых толпятся десятки дебютанток. Остановившись, я поднимаю глаза на Китти, ожидая ответа.

Наконец она кивает. А уже секунду спустя отрицательно мотает головой.

– Ты нездорова? Что случилось? – Я настаиваю. – Ты боишься королевы?

– О, нет, нет. – Она делает паузу. – Не больше, чем любой другой незнакомки, которая имеет право судить меня. На самом деле я боюсь…

Она бормочет что-то невнятное.

– Кого?

– Мамы. – Она сглатывает и опускает глаза. – В прошлом сезоне мой дражайший брат Чар-Чар не сделал того, чего она хотела…

– Чар-Чар?

– …И теперь она возлагает все надежды на меня, – простонала Китти. – Но я не могу быть бриллиантом сезона.

– Почему нет?

– Потому что мне плевать на этот камень, – быстро отвечает она и кладет руку на живот. – Я просто хочу домой к Рики… Когда у меня болит живот, он прижимается ко мне, и его тепло облегчает боль. Я хочу вернуться. – Она смотрит на меня, и в ее невинных глазах светится надежда. – Может, вернемся? Скажем маме, что заблудились. Посмотри, сколько людей! Это вполне правдоподобно, у меня не слишком развито чувство направления…

Я закатываю глаза. Любая семнадцатилетняя девушка мечтала бы о том, что происходит (и будет происходить) с Китти. Уж мне ли не знать – я ведь как раз одна из них. И две мои подруги. И половина фанатов саги, героиней которой Китти является.

Поэтому я не позволю ей ускользнуть. Если она уйдет, и мне придется. А я хочу остаться и насладиться церемонией, танцами, интересными персонажами… Короче, всем.

Мне придется убедить ее любым способом.

– Послушай, Китти, я тоже нервничаю перед публичными выступлениями. – Хотя мои обычно проходят перед аудиторией подростков-идиотов или в огромном зале консерватории. – Знаешь, что мне помогает в таких случаях?

– Что?

– Представить, что передо мной – животные. – Китти недоуменно хмурится. – Да, животные. Любые зверушки. Мыши, собаки…

– Собаки?!

– …драконы, – заканчиваю я. – Тебе нравится компания Ричарда, потому что он не осуждает тебя, не так ли? – Китти кивает. – Ну так представь, что ты кланяешься ему, а не королеве. Работает беспроигрышно.

– Звучит разумно. – В это время мы проходим через ворота дворца. Китти оглядывает толпу, а затем смеется. – Поклониться Рики! Вот это идея! – Она сжимает мою руку. – Спасибо, Лавиния. Я рада, что мама привезла тебя. У меня такое чувство, что ты мой счастливый талисман. – Она прикладывает другую руку к своему животу. – Я даже немного испустила газы…

Я шикаю, чтобы она замолкла. Нас окружает больше пятидесяти взволнованных дебютанток, их нервных сопровождающих и слуг, которые следят за порядком. Даже маленькие гномики на плечах некоторых аристократов возбуждены больше обычного, кто-то из них играет с перьями головных уборов, другие снуют по полу между подолами атласных платьев.

Царящее в воздухе предвкушение абсолютно нормально, ведь еще немного – и мы попадем в приемную перед гостиной королевы. Над нашими головами – огромные люстры с зажженными свечами; вокруг язычков пламени порхают крошечные феи с писклявым хихиканьем. Портреты на стенах и расписные потолки с ангелами и гиппогрифами точно такие, какими Гарден описывала их в романе…

– Послушай, Лала…

Через пару секунд я оборачиваюсь. Это она ко мне обращается? Что это еще за прозвище такое, «Лала»?

– Да?

– Ты заметила? – Она снова показывает пальцем на окружающих нас девушек, и мне приходится снова опустить его. – Мы находимся в эпицентре розового извержения.

– Что ты имеешь в виду?

– Почти все здесь одеты в розовое. – Она делает паузу. – Все, кроме тебя.

Я была так занята осмотром дворца, что даже и не заметила. Похоже, леди Реммингтон – не единственная аристократка, осведомленная о любимом цвете королевы. Да, оттенки разные, от бледнодо ярко-розовых, от более холодных до более теплых, но юных леди в нарядах иных цветов можно пересчитать по пальцам.