Но этот человек всегда мог покончить со своим унынием, мысленно взглянув на далеко идущую финишную прямую огромного ипподрома и увидев пятого претендента на Золотой кубок запечатлённой художественной литературы. Как сказал бы комментатор скачек, этот претендент шёл вперёд с большим энтузиазмом – так же сильно, как и всё остальное на поле. Человек, в чьём сознании возник этот пятый претендент, и который не мог удержаться от попыток предвидеть исход любой скачки, этот человек предвидел, что финиш может быть, выражаясь языком комментаторов, отчаянно близок, но он предвидел, что пятый претендент в конце концов победит.
Пятым претендентом было предложение: первое предложение художественного произведения. Несколько смутных образов возникали в голове мужчины всякий раз, когда он слышал это предложение, но они мало что для него значили. Мужчина даже не был уверен, возникли ли эти образы, когда он впервые прочитал произведение, последовавшее за первым предложением, или же он их, так сказать, вообразил гораздо позже. Казалось, мужчина забыл почти всё произведение, кроме первого предложения: « Мальчика звали…» Дэйвид .
Что бы еще этот человек ни забыл из своего опыта чтения художественного произведения, которое следовало за предложением, приведенным выше, он не забыл того воодушевления, которое он испытал, прочитав это предложение в первый раз; и он вспомнил суть длинного послания, которое он написал автору художественного произведения в рамках его, учителя, оценки произведения; и он вспомнил суть комментариев, которые он позже высказал классу, где читали и обсуждали это произведение.
Мальчика звали Дэвид . Мужчина, как бы его ни звали, сразу же, как прочитав это предложение, понял, что мальчика звали не Дэвид. В то же время, этот человек не был настолько глуп, чтобы предположить, что имя мальчика совпадало с именем автора вымысла, как бы его ни звали. Мужчина понимал, что человек, написавший это предложение, понимал, что написать такое предложение – значит претендовать на уровень истины, на который ни один историк и ни один биограф никогда не смогут претендовать. Мальчика по имени Дэвид никогда не было, автор вымысла мог бы так и написать, но если вы, Читатель, и я, Писатель, согласны, что такой мальчик с таким именем мог существовать, то я берусь рассказать вам то, что вы иначе никогда бы не узнали ни о каком мальчике с любым именем.
Это и многое другое этот человек, как бы его ни звали, понял, прочитав первое предложение художественного произведения, написанного человеком, чьё имя он вскоре забыл. И в своих комментариях к этому предложению этот человек, как он полагал тогда и ещё долгое время спустя, подошёл настолько близко, насколько это вообще возможно, к объяснению особой ценности художественной литературы и того, почему такие люди, как он, посвящают значительную часть своей жизни написанию и чтению художественной литературы.
За всю свою жизнь, наблюдая за скачками или телевизионными трансляциями скачек, а также слушая радиотрансляции скачек, человек, часто упоминаемый в этом произведении, но ни разу не названный по имени, видел сравнительно небольшое количество финишей, на которых конечный победитель даже близко не рассматривался в качестве вероятного претендента на место.
Комментаторы скачек описывали такого победителя как пришедшего из ниоткуда, словно из облаков или словно из ниоткуда. Этот человек ценил такой финиш больше всех остальных. Даже потеряв деньги на одной из лошадей, потерпевших поражение, он впоследствии смог оценить сложную игру чувств, которую последняя часть скачки и, в конце концов, сам финиш вызвали в умах людей, заинтересованных в её проведении.
Финиши, подобные описанным выше, были достаточно редки в гонках на короткие дистанции и практически неслыханы в гонках на длинные. В таких гонках лидеры обычно сохраняли лидерство на последнем этапе, в то время как остальные, устав, отставали. Но автор этой басни иногда видел, как группа лидеров неожиданно уставала и…
Ближе к концу скачки спотыкаются, и неожиданно появляется лошадь, о которой никто и не подозревал. А ближе к концу скачки, о которой чаще всего упоминается в этом произведении, мужчина узнал о появлении на сцене, как сказал бы комментатор скачек, ранее неизвестного участника.
Возможно, за десять лет до начала действия этого произведения, человек, чаще всего упоминаемый в нём, находился в своём кабинете холодным пасмурным днём во время каникул между первым и вторым семестрами. В кампусе было мало студентов. Это был один из немногих периодов в году, когда человек мог читать или писать художественную литературу несколько часов без перерыва. Затем, пока он читал или писал, к нему пришёл (а это могли быть и другие визиты в течение года) человек, услышавший о его курсе и пожелавший узнать о нём больше, прежде чем подавать заявление о зачислении.
Пришла молодая женщина. Что-то в ней сразу же вызвало у него тёплые чувства, а то, что она ему рассказала, ещё больше усилило эти чувства, но он старался обращаться с ней так же спокойно и вежливо, как и со всеми своими учениками. Он и молодая женщина проговорили, наверное, минут двадцать, после чего попрощались, и она ушла. К тому времени, когда мужчина полагал, что важная гонка в его голове подходит к концу, он ни разу не видел молодую женщину и не общался с ней с того холодного и пасмурного дня, когда она посетила его в кабинете, возможно, лет пятнадцать назад.
Большая часть того, что молодая женщина рассказала мужчине, не относится к этому произведению. Читателю нужно знать лишь, что молодая женщина незадолго до этого, как она выразилась, была отвергнута родителями, поскольку не хотела заниматься какой-либо карьерой или профессией. Затем она покинула родительский дом в северном штате Австралии и переехала в Тасманию, где устроилась помощницей шеф-повара в модный ресторан. Совсем недавно, как она объяснила мужчине в его офисе, шеф-повар модного ресторана вместе со своей женой пригласили её присоединиться к ним и открыть собственный ресторан, где они все трое станут партнёрами. Молодую женщину это предложение польстило, о чём она и сообщила мужчине в его офисе, но она пока не приняла его. Она не могла представить себе никакой карьеры или профессии. Несколько лет назад она хотела посвятить себя писательству. Она…
Она услышала о курсе по написанию художественной литературы, который вел этот человек, и в тот холодный и пасмурный день приехала из Тасмании, чтобы узнать больше о курсе и повысить свои шансы на поступление на него.
Мужчина, как бы его ни звали, спустя, возможно, пятнадцать лет помнил лишь краткое содержание совета, который он дал молодой женщине, как бы её ни звали, после того, как она передала ему то, что было кратко изложено в предыдущем абзаце. Мужчина вспомнил, что сказал молодой женщине, что никогда никому не посоветует отказываться от возможности заняться какой-либо карьерой или профессией ради писательства; что ей следует вернуться в Тасманию и стать партнёром в создании нового ресторана; но что ей следует написать рассказ в течение следующих нескольких месяцев. Если она напишет такой рассказ, сказал мужчина молодой женщине, и если она пришлёт ему рассказ в течение следующих нескольких месяцев, он сразу же его прочтёт и вскоре письменно сообщит ей, впечатлила ли его книга. Если же он будет глубоко впечатлён, сказал мужчина, то у неё будут веские основания подать заявление на его писательские курсы.
В течение месяцев после холодного и пасмурного дня, упомянутого выше, мужчина иногда замечал, вскрывая по утрам почту в своем офисе, что ни один из конвертов, похоже, не был отправлен из Тасмании и содержал машинописный текст художественного произведения.
В течение многих лет после упомянутого дня мужчина иногда вспоминал тот или иной момент из того дня.
Мужчина никогда не мог чётко вспомнить внешность кого-либо. Он помнил лишь то, что называл деталями, связанными с присутствием этого человека. В связи с молодой женщиной, приехавшей к нему из Тасмании, он помнил её серьёзный тон голоса, бледность лица и рану на запястье, на которую он часто смотрел во время их разговора. На её бледном левом запястье шёл длинный след, оставленный, по его мнению, ножом, соскользнувшим, когда она работала поваром. На ране образовался струп, но вокруг него осталась узкая красная полоска.
