— Смотри-ка, на Серегу вылитая! Такие же глаза-угольки и брови домиком! Настоящий орленок!

Машка, дочка Сергея и Вики, не пугалась. Она уже привыкла к этому шумному, гостеприимному миру. Она доверчиво потянулась к блестящей застежке на форме дяди Игоря, а потом, смеясь, схватила его за оттопыренное ухо.

— Ой, взяла в плен! — завопил Игорь, комично закатывая глаза. — Помогите, братцы, сил нет устоять!

В этот момент из-за красного бока машины вышел Сергей. Увидев жену и дочь, его лицо, уставшее после ночного дежурства, озарилось такой улыбкой, перед которой меркли все огни мира. Он подошел, и толпа пожарных почтительно расступилась, давая дорогу отцу.

— Ну что, бандиты, не напугали моих девочек? — хрипло пошутил он, но его взгляд, полный обожания, был прикован к дочери.

Она, увидев его, просияла и протянула к нему маленькие ручки.

— Папа-па-па!

Сергей взял ее на руки, подбросил высоко-высоко, заставив ее заливисто рассмеяться, и прижал к себе, уткнувшись носом в ее нежную шею, вдыхая родной запах.

— Вот кто приехал к папе! Моя главная начальница!

Он посмотрел на Вику поверх головы дочери, и в этом взгляде была вся их история — нелепая встреча на дереве, тайные свидания, буря расставаний и скандалов, и вот это тихое, абсолютное счастье.

— Что, не выдержала без меня? — спросил он Вику, подмигивая. — Всего-то двенадцать часов разлуки.

— Катастрофа, — с улыбкой парировала она. — Полный развал. Каша сама себя не варит, игрушки не убираются, а без твоего храпа ночью — непривычно тихо. Мы соскучились по нашему пожарному. И Машка хотела срочно показать папе новый шедевр.

— О, серьезно? Надо немедленно изучить! — Сергей усадил дочь на капот пожарной машины, как на трон. — Ну-ка, показывай, художник наш. Что это у нас? — Он взял из ее рук листок, испещренный оранжевыми и желтыми каракулями.

— Это па-па-па! — объяснила Машка, тыча пальчиком в самый большой оранжевый круг. — И о-гонь!

— Точно, это же я в боевке! — с комичной важностью заключил Сергей. — Шедевр. Повесим в кабине начальника караула, пусть завидует.

В это время Игорь, не теряя времени, достал телефон.

— Так, семейство Орловых в сборе! Давайте, все в кадр! Улыбочки! Машка, смотри на птичку!

Он снял короткое видео: могучий Сергей в задымленной форме, с сияющей дочкой на руках, и Вика, прижавшаяся к его свободному плечу, с лицом, на котором застыли мир, нежность и безграничная любовь. На заднем плане — улыбающиеся, подмигивающие, сгорбленные над парой лица его братьев-пожарных.

— Выложу в наш чат, пусть все завидуют! — провозгласил Игорь.

— Только подпиши: «Наш боевой расчет пополняется. Готовим смену. Орленок уже в строю!» — крикнул кто-то сзади.

Все засмеялись. Машка, подхватив общее веселье, захлопала в ладоши.

Сергей обнял Вику за талию и притянул к себе, создав их маленький, нерушимый мирок посреди шумного депо, среди металла и мужества.

— Спасибо, — тихо сказал он ей, и его голос дрогнул от переполнявших его чувств. — За все. За нее. За нашу жизнь. За то, что терпишь мое ворчание по утрам и мои закопченные боевки в прихожей.

— Это тебе спасибо, — прошептала она в ответ, положив ладонь ему на грудь, точно над сердцем. — За то, что научил меня не бояться огня. И за то, что каждый день, возвращаясь, приносишь с собой не пепел, а тепло.

Он покачал головой, глядя на дочь, которая теперь пыталась надеть огромную пожарную каску дяди Игоря, съехавшую ей на нос.

— Ты ошибаешься, Искра. Это ты научила меня разжигать другой огонь. Тот, что не спалит дотла, а согревает даже в самую стужу. Тот, ради которого так хочется возвращаться домой.

Их «дом» был их вселенной. Это была та самая квартира, где на полке стояли его толстые справочники по пожарной безопасности и ее альбомы с эскизами. Где на холодильнике магнитами крепились ее наброски и его служебные грамоты.

Где по вечерам, устроившись на огромном диване, они втроем смотрели мультики, и Сергей, притворяясь спящим, тайком наблюдал, как Вика, укачав на руках уснувшую Машку, напевает ей колыбельную. Где на кухне всегда кипел чайник, а в гостиной, в той самой печи, что он сложил своими руками, всегда горел огонь — не яростный и опасный, а умиротворяющий и живой.

И они стояли так, в самом сердце его мира, окруженные своей семьей — и кровной, и боевой. Самый главный огонь, который им удалось разжечь, горел не в печи и не в пожаре. Он горел здесь — в их общем доме, в прочном сплетении их рук, в счастливых глазах их дочери и в тихом, ровном биении двух сердец, нашедших друг в друге вечное пристанище.

Квартира Дмитрия была безупречной. Стекло, хромированный металл, дизайнерская мебель с острыми углами, стоившая как годовой доход того пожарного. Ничего лишнего. Ни пылинки, ни случайно брошенной на стул вещи, ни детского носка, закатившегося под диван. Тишина здесь была иной, чем в том доме с Викой — не теплой и наполненной шепотом и смехом, а звонкой, гулкой и пустой. Как в выставочном зале перед открытием, где все готово для зрителей, которые так и не придут.

Он стоял у панорамного окна, с бокалом выдержанного виски в руке, и смотрел на ночной город. Его город. Покоренный, подчиненный, предсказуемый. Но сегодня эта предсказуемость не приносила удовлетворения. Дела шли в гору, последняя сделка принесла миллионы, его уважали и боялись конкуренты. Но за этими победами не стояло ничего, кроме цифр на счету. Не было того дикого, пахнущего дымом счастья, что светилось на том проклятом фото.

Социальные сети он давно удалил, считая их помойкой и пустой тратой времени. Но старый, почти забытый аккаунт, созданный когда-то для слежки за инсайдами конкурентов, все еще существовал. Его пальцы сами, будто против его воли, движимые потаенным мазохизмом, вывели знакомое имя. Алена С., подруга Вики. Та самая, что обожала выставлять всю свою жизнь напоказ.

И он нашел.

Всего одно фото, сделанное, судя по всему, в кафе. Вика. Она смеялась, запрокинув голову, и в этом смехе не было и тени той вечной, застывшей, подобранной улыбки, что была с ним. Рядом сидел Он — тот пожарный, Сергей. Он не смотрел в камеру, он смотрел на Вику. И в его взгляде было столько простого, почти животного обожания и абсолютного, спокойного обладания, что у Дмитрия свело скулы так, что хрустнули зубы.

Но это было не самое страшное. Самым страшным был маленький розовый конвертик в сильных, загорелых руках Сергея. В нем, прикрывшись крошечным кулачком, спал ребенок. Их дочь.

Дмитрий откинулся от экрана, будто обжегшись. Он сделал большой глоток виски, но дорогой, выдержанный алкоголь не смог прогнать внезапную, острую горечь, подступившую к горлу.

Ребенок. Они с Викой говорили об этом. Вернее, он говорил.

«Подождем, Вик. Сначала я выведу компанию на новый уровень, потом купим дом за городом, создадим идеальные условия. Все должно быть вовремя и правильно. Ребенок — это серьезно».

«Вовремя» так и не наступило. Одна бизнес-пятилетка сменила другую. «Правильные условия» оказались ненужными тому, кто в розовых трусах с пони полез спасать кошку на дерево. Она нашла того, с кем не нужно было ждать. Кто готов был разжечь очаг сразу, без чертежей, сметы и стратегического плана развития на двадцать лет вперед. Из того, что было под рукой: из страсти, верности и простого человеческого тепла.

Он никогда не признался бы в этом вслух, но он представлял себе девочку. Маленькую, с упрямыми кудряшками, как у Вики в юности. Он покупал бы ей самых дорогих кукол из парижских бутиков, строил бы для нее песочницу из итальянского мрамора и водил бы в лучшую, самую элитарную школу города. Он создал бы для нее идеальный, безопасный, стерильный мир в золотой клетке.

А этот… этот пожарный, наверное, будет качать ее на колене, пахнущем дымом, учить завязывать пожарные узлы вместо бантиков и смеяться с ней над глупыми мультиками. И от этой мысли Дмитрию стало невыносимо больно. Не потому, что это плохо или недостойно. А потому, что это — живое. Настоящее. Та самая жизнь, которую он отложил на «потом» и в итоге проиграл тому, кто жил «сейчас».