Они стояли друг напротив друга, держась за руки, и слова священника о таинстве брака тонули в грохоте их сердец. Но когда пришла пора давать клятвы, тишина стала абсолютной, и был слышен лишь трепет пламени свечей.

— Вика, моя Искра, — начал Сергей, и его голос, низкий и четкий, был слышен под самыми сводами. — Я клянусь быть твоим мужем. Не только в радости, но и в борьбе. Не только в спокойные дни, но и когда мир будет гореть вокруг. Я клянусь всегда возвращаться к тебе, через огонь и воду, потому что мое сердце останется с тобой. Ты — мой главный тыл и мой вечный огонь. Я люблю тебя.

Слезы покатились по щекам Вики, но она улыбалась, и эти слезы были чистой радостью.

— Сергей, мой Тигр, — ее голос дрожал, но был твердым, наполненным безграничной нежностью. — Я клянусь быть твоей женой. Ждать тебя не со страхом, а с верой. Быть твоим домом, твоим покоем и твоей страстью. Я клянусь всегда зажигать для тебя свет в окне и в душе. Ты — мое дыхание и моя сила. Я люблю тебя.

Когда он надел на ее палец обручальное кольцо — простое, из белого золота, но сменившее ту самую проволоку, — по залу прошел сдержанный вздох умиления. А когда священник объявил их мужем и женой, и Сергей, не в силах больше сдерживаться, притянул ее к себе и поцеловал с такой страстью, что у Вики подкосились ноги, тишину взорвал оглушительный рев.

— Горка! Горка для молодых! — кричали пожарные, и через секунду они уже подхватили Сергея и Вику и принялись подбрасывать их к расписному потолку под веселые возгласы и аплодисменты. Даже Марс, вспорхнув с пиджака, удивленно уставился на это действо, громко мурлыча.

Свадьба гуляла шумно и душевно в уютном ресторанчике у озера. Тосты были бесхитростными и искренними, танцы — зажигательными, а объятия — крепкими. Алена, подруга Вики, не могла нарадоваться, глядя на ее сияющее лицо.

— Наконец-то ты по-настоящему живая, — прошептала она, обнимая ее.

Поздно вечером, когда последние гости разошлись, они остались одни в своем доме, который снимали вместе последние несколько месяцев. Тишина после шума показалась им благословением. Они стояли посреди гостиной, все еще в свадебных нарядax, глядя друг на друга как бы заново. В камине, который Сергей сложил своими руками, уже потрескивали, начиная разгораться, первые поленья.

— Миссис Орлова, — с придыханием произнесла Вика, примеряя новое имя. Оно звучало на ее устах как самая сладкая музыка.

— Миссис Орлова, — повторил Сергей, и его глаза вспыхнули тем самым огнем, который она так любила. — Моя жена.

Он подошел к ней, и его пальцы потянулись к молнии на ее платье. На этот раз его движения были не стремительными, а бесконечно медленными, наслаждающимися каждым мгновением, каждым шелестом ткани. Тонкая ткань соскользнула с ее плеч и упала на пол мягким облаком. Он смотрел на нее, стоящую только в шелковых трусиках и подвязках, озаренную светом от камина, и его дыхание перехватило.

— Ты самая красивая женщина на земле, — прошептал он, и в его словах не было лести, лишь констатация факта.

Он снял пиджак, галстук, рубашку. Его мускулистое тело, покрытое шрамами и синяками — летопись его опасной работы, — было для нее самым желанным зрелищем. Он подвел ее к кровати, и они опустились на нее, погружаясь в облако простыней.

Его поцелуи были одновременно нежными и требовательными. Он исследовал ее тело, как драгоценность, которую ему наконец подарили навсегда. Его губы скользили по шее, спускались к груди, заставляя ее стонать и выгибаться навстречу его жаркому рту.

И тут его взгляд упал на белую повязку на ее бедре, оставшуюся после недавней царапины. Он посмотрел на нее с хищной, но бесконечно любящей улыбкой, наклонился и аккуратно, только зубами, подцепил край пластыря. Он оторвал его, и легкое жжение от этого движения заставило ее вздрогнуть. Затем его горячий, влажный язык прошелся по чувствительной коже под повязкой, заливая огнем крошечную ранку, исцеляя ее своим прикосновением.

— Сергей… — простонала она, уже теряя контроль, ее пальцы впились в его волосы.

В ответ он лишь низко зарычал, и его сильные руки вцепились в ее бедра. Он резко стянул с нее шелковые трусики, и его лицо оказалось так близко к самому ее центру. Его дыхание обожгло ее влажную, горячую плоть.

— Я ждал этого весь день, — прохрипел он, и его голос был густым от желания. — Всю жизнь.

И он впился в нее ртом с такой яростью и такой нежностью, что мир для Вики перевернулся. Его язык был мастерским и безжалостным, он знал каждую ее точку, каждую реакцию. Она вскрикивала, ее бедра сами просились навстречу ему, она была полностью в его власти, и это было самым сладким и долгожданным пленом.

Когда она достигла пика, содрогаясь в немом крике, сотрясаемая волнами наслаждения, он не стал медлить. Он вошел в нее одним мощным, уверенным движением, заполнив ее собой полностью. Он не был сейчас пожарным, тушащим пламя. Он был самим огнем, и она горела вместе с ним в едином, всепоглощающем пожаре страсти.

Их ритм был диким, первобытным, полным обретения друг друга уже на новом уровне — уровне мужа и жены. Он шептал ей на ухо хриплые, полные любви и похоти слова: «Ты вся моя… навсегда… моя жена…», а она отвечала ему объятиями, в которых была вся ее жизнь, и шепотом: «Люблю… никому не отдам… мой…»

Измученные, счастливые, покрытые легкой испариной, они лежали в объятиях друг друга, слушая, как их сердца постепенно успокаиваются, сливаясь в один ритм. За окном шумела ночь, а в камине уже весело потрескивал огонь, отбрасывая на стены танцующие тени.

— Я люблю тебя, женушка, — выдохнул Сергей, целуя ее в макушку, его рука лежала на ее талии, владея ею с безраздельной нежностью.

— Я люблю тебя, муженек, — улыбнулась она в ответ, чувствуя, как по ее щеке скатывается счастливая слеза. Она прижалась лбом к его груди, слушая ровный стук его сердца. — Знаешь, о чем я думаю?

— О чем? — его голос был ленивым и довольным.

— О том, что это наш мир. Наш дом. — Она провела рукой по его груди. — Здесь твои книги на полке, мои эскизы на столе, наш общий чайник, который ты вечно забываешь выключить… И этот огонь в камине. Он как наш семейный огонь. Не тот, что губит, а тот, что согревает. Мы его зажгли сегодня, и теперь наша задача — никогда не дать ему потухнуть.

Сергей повернулся на бок, чтобы лучше видеть ее лицо, озаренное пламенем. Он провел пальцем по ее щеке.

— Он не погаснет, Искра. Пока мы дышим, пока я возвращаюсь к тебе, а ты зажигаешь для меня свет. Это мое главное обещание. Я буду подбрасывать в этот огонь дров каждый день. Всю жизнь.

Она потянулась к нему для поцелуя, медленного и глубокого, в котором был вкус будущего.

— И я тоже. Всегда.

И в этой тишине, в их первом совместном доме, где каждая вещь была частью их общей истории, горел самый главный огонь — огонь их семьи, который теперь ничто не могло потушить. А на ковре у камина, свернувшись клубочком, сладко посапывал рыжий кот Марс, хранитель их нового очага.

Депо пожарной части №… пахло, как всегда, бензином, свежевымытым полом и мужчинами, пахнущими ветром и дымом. Но сегодня к этому знакомому коктейлю добавился новый, совершенно невероятный аромат — сладкий, молочный, пахнущий детскими щечками и нежностью.

Дверь распахнулась, и в проеме появилась Вика. На руке у нее, уверенно устроившись на бедре, сидела маленькая девочка лет двух с хвостиками-пружинками и огромными, папиными карими глазами, которые с любопытством обшаривали огромное помещение с блестящими машинами.

Тишина, царившая секунду назад, взорвалась оглушительным ревом.

— МАШКА ПРИЕХАЛА!

Казалось, огромные, неуклюжие в своем обмундировании мужчины внезапно потеряли всю свою суровость. Они столпились вокруг Вики и девочки, как большие добрые медведи вокруг котенка.

— Дай я! Дай я подержу!

— Осторожно, Петрович, ты ей бородой все лицо поцарапаешь!