— Что это с ней? — шепнула мне сестра, видя, как мать, словно бы проплывает в тумане к выходу из магазина.

— Увидела, как я картой рассчитался, — чуть громче, чем просто шепот, специально для отца, шепнул я.

И батька среагировал как надо! Метнувшись рысью к мамке, перехватывая «зомби», останавливая, разворачивая к себе, и начиная задавать вопросы «ты заплатила? Чем? Чем, чем?». А сестренка, глядя на это выдала неожиданное:

— Все равно не поверят.

— Это почему же⁈ — не понял я такого вывода.

— Вот увидишь, — вновь вздохнула она.

После чего к нам подошел отец.

— Ты правда рассчитался карточкой за вещи? — поинтересовался он,

И я подтверждающее кивнул, соглашаясь с истинностью данного утверждения. Даже полез в рукав, чтобы достать карточку! Но…

— Воровать не хорошо! — выдал он, а я выпучил глаза, и убрал руку из рукава.

Точнее — рука у меня оттуда просто выпала! У меня что называется — руки опустились! Меня обвинили в воровстве! И не то, чтобы я такого никогда и никогда, и вообще никогда, но… вот так вот⁈ Когда я, сейчас, не воровал⁈ Вообще и совсем!

— И карточку нужно вернуть владельцу! — протянул он руку, намекая, чтобы я отдал ему эту «ворованную вещь», — А за вещи нужно рассчитаться по честному! — и он заозирался, в поисках кассы на просторах магазина.

Ну а сестренка — вновь тяжело вздохнула.

— Давай, давай! — вернул отец ко мне своё внимание, обнаружив искомую кассу, и требуя, чтобы я побыстрее отдал ему мной нечестно сворованное.

Я вздохнул, почти так же как сестра, закатал рукав, отлепил от кожи, ставшею словно резиной и второй кожей, карту, что отлипнув, вновь стала жестким металлом. Передал её отцу, вновь вздыхая. Папаня принял, повертел в руках… нахмурился.

Схватил меня за руку, задрал рукав моей одёжки уже сам, почти до самого плеча. Закатал второй рукав, отодвинул свою дочку подальше в сторонку, чтобы не мешалась шмонать сына, приступил к тотальному досмотру-осмотру-проверке.

Обыскал меня всего! Даже, блин, в трусы заглянул! Прямо посреди магазина! А сестрица, стоящая в паре метрах от нас… только лишь вздыхала, и смотрела на меня, с видом: «ну я, типо, говорила. Так и знала… Ну ладно, не меня шмонают, и пусть».

А вот фиг! Закончив мой осмотр, отец приступил к осмотру второго дитя! И пусть дочурку он осматривал не столь тщательно, но вот в трусы ей тоже заглянул! И даже, блин, руку туда засунул, что-то проверяя. Возможно то, не спряталась ли там карточка меж ног, прилипнув вместо пластыря. Вид у сестры при этом был все тот же «ну и ладно, ну и пусть, ну и пожалуйста!».

Разве что тот момент, когда батя стал гладить утолщение на коже, которое из себя изображала карточка на теле, пытаясь её самостоятельно отклеить, заставил сестру хоть как-то среагировать — заинтересованно поглядеть на это место, на руку отца и его тщетные попытки поработать ногтями, в попытке отцепить. Отодрать карточку, отдать её отцу, и все так же продолжить вздыхать — шмон на тот момент еще не кончился, хоть и в трусах батька уже побывал.

В результате у папки снова было в руках две карточки с нашими фото. И снова озадаченный вид.

— Ты у нас их не заберешь, — ответил я на его не заданный вопрос, — потому что это наши личные карточки охотников, — ответил я на его взгляд задающий вполне конкретное «почему?».

Хмурый батя нахмурился сильнее. Схватил меня за руку, и молча потащил к кассе, сестренка поплелась следом, все так же вздыхая. Подвел к самом аппарату для платежей, оглянулся вокруг, увидал вешалку с кожаными ремнями, выбрал один, не первый попавшийся, примерялся! Но не к своему поясу, а так, как бы махая. Пробил под считывателем под взглядом улыбчивой продавщицы, посмотрел на карточки в своих руках, выбрал мою, сунув сестрёнкину в карман.

Приложил карту для оплаты — ничего не произошло. Раз, ругой, тритий… улыбка кассирши стала натянутой. Приложил карту и так, и эдак — ноль реакции. Чуть ли не поскреб ею по терминалу! Да и надавить на неё со всей силы не забыл, рискуя сломать аппарат — улыбка кассирши потекла словно акварель от воды.

Вручил карту мне, молча, но как бы говоря — на! Пробуй! Ну я и приложил, влив капельку маны, от чего карта засияла, активируясь. Аппарат считывания тут же среагировал на появления карты оплаты и… и издал какой-то совсем не такой звук, как при прохождении платежа. Мы с отцом на пару и почти синхронно уставились на табло. Я — привставая на цыпочки, он — нагибаясь.

— Недостаточно средств! — озвучила нам итак уже прочитанное девочка за кассой, вновь натягивая натянутую дежурную улыбку на своё лицо.

Мы с отцом приглянулись.

— Стоп, как⁈ — озвучил я в слух свои мысли, заинтересовав сестрицу, что толком и не следила за прошедшим процессом, продолжая вздыхать.

Перевернул карту обратной стороной, вливая в неё крохотульку маны — баланс тридцать тысяч. Минус тридцать тысяч! — отобразила моя карта ехидными красными цифрами на серебряном фоне.

Отец, циферки заметил, отобрал у меня мою карту, пока я прибывал в офигивании. Успел прочесть баланс до того, как цифры исчезли, и карта погасла, по сути, еще в тот миг, что карта была у меня в руках.

— Так вы еще и в долги залезли! — покивал он собственным мыслям, крутя в руках став вновь бледной карту.

Сестренка вновь вздохнула, а я непонимающе на неё посмотрел.

Что⁈ — изобразила она в ответ, и я указал на карточку и изобразил знак минус. И показал типо всё, кабзац, кончилось.

Сестра не поняла моей пантомимы.

— Мать! — крикнул отец через весь магазин в сторону матери, уже немного отошедшей от шока, но все еще стоящей немного потерянной у самого выхода на улицу, — Наши дети еще и в долги залезли! — перевёл на нас свой хмурый взгляд, не предвещающий нам ничего хорошего, — На крупную сумму!

Сестра смотрела на него непонимающе. А я… примерно так же хмуро, как и он сам на меня. И я понимаю нас обоих — одно дело, детские шалости, а другое дело «какая-то странная именная карта», с нашими портретами на себе, между прочим, и долгом в тридцать тысяч Юнь. А это… одна восьмая часть от цены нашей квартиры!

Вот только куда делись эти деньги⁈ Почему… сумма долга вдруг уперлась в кредитный лимит⁈ Как это, блин, вообще понимать, а⁈ Тот костюм… нет, он не стоил столько! Не помню точно, что там была за сумма, да и не важно это, там цена была точно меньше тысячи! А тут… да еще и такие цифры! Это подозрительно!

— Пап, — обратился я к отцу, приключая его внимание с идущей к нам матери на себя, — Дай карту.

Отец, сердито, и даже капельку, самую капельку! злобно на меня посмотрел. Но карту подал. Мою.

— Нет, вторую, — указал я на карман, где пряталась карта сестренки.

Отец, с некоторой неохотой, и словно бы боясь, что мы опять наделаем каких-то глупостей, подал мне карту Лины. И я, толкнув в бок сестрицу, чтобы та «не витала в облаках» пытаясь разобраться в ситуации с потерянным пазлом «чо происходит? Что я пропустила?», влил ману в карточку, после того как сестра приложила свои руки к моим.

Баланс — минус тридцать тысяч Юнь. — отобразилось на карте, под нашими тремя парами ошарашенных глаз.

— Как так? — пискнула сестра, увидев подобные цифры. — Было же всего тысяча шестьсот! И нам еще и обещали заплатить!

Заплатили то заплатили, да не в ту сторону! А отец, глядя на эти цифры стал еще более хмурым чем был, хотя казалось бы — куда дальше то⁈

— Откуда у вас вообще эти карточки? — проворил он голосом, которым обычно говорят «ты слишком много знал!».

— Нам срочно нужно в ассоциацию! — проигнорировал я его слова, пытаясь сориентироваться в пространстве, и понять, как из этой части города будет проще до офиса добраться.

— Какую еще ассоциацию⁈ — почти что провизжала мать, как раз подошедшая к нам, как бы намекая «я вам сейчас дам, ассоциацию! Ремнем по жопе! Два раза! Обоим!», и отобрала у нас из рук карту сестры.

А мы слишком привыкли поддаваться родителям и не удержали! Зря!