– На официальные приёмы – в штурмовом шлюпе. На прогулки – в артиллерийском катере. А на государственные визиты на чём? На фрегате или линкоре? – с едкой ухмылкой спросила Мальвина.

– У каждого есть свои недостатки, – пожал я плечами. – У меня – страсть к военной технике. Всё! Будет какая-нибудь информация, звоните! Василий, составишь мне компанию в качестве второго пилота?

– Конечно, ваше высочество, – чуть склонившись, ответил воспитатель. – Только документы возьму и в лётный костюм переоденусь. А то мало ли, пригодится…

Только после нескольких месяцев простоя и регулярного пилотирования штурмового шлюпа я понял, насколько манёвренней и удобней в управлении мой артиллерийский катер. Или по-простому – истребитель. Пилотировать его было одно удовольствие. Машина мгновенно отзывалась на каждое прикосновение штурвала и давала такое ускорение, что земля под нами превращалась в смазанное пятно.

Я так увлёкся, что на протяжении часа просто летал за городом, правда, в одиночестве мне это удалось делать лишь пять минут, после этого нас запеленговали, и гарнизон Петрограда отправил два корабля поддержки, которые должны были снять все вопросы из серии «что за псих летает над пригородами, выделывая мёртвые петли и бочки?». Но офицеры выдались из спокойных и не стали мне мешать.

Вытянув штурвал на себя, я заставил шлюп взмыть в небеса. Перегрузка вдавила меня в кресло, кровь зашумела в ушах, а нос заложило. Организм отчаянно сопротивлялся неестественному положению вверх тормашками, требуя, чтобы его вернули на место. И вознаградил меня дозой эндорфина.

– Ты как там? – запоздало спросил я оглянувшись.

– В полном порядке, – ответил с придыханием Василий. – Но в следующий раз возьмите кого-нибудь помоложе.

– Как приземлимся – я тебя пролечу, – усмехнулся я, выходя на курс. – «Феникс» ведомым, иду на посадку.

– Слышим вас отчётливо, «Феникс», доведём вас до приземления. Раньше отпустить не можем, приказ, – ответил в наушнике пилот одного из сопровождающих нас катеров. В отличие от меня кульбиты в воздухе они не выписывали, но и не мешали, держась на почтительном расстоянии.

– Понял, возражений нет, – с лёгкостью согласился я, начиная постепенно снижаться. Внизу, под облаками, была обычная для начала ноября Петроградская хмарь и мразь из снега с дождём, но даже они не могли спрятать ухоженный лесопарк, где ёлочки были рассажены рядами. В центре всего этого великолепия стоял трёхэтажный особняк и несколько домов для прислуги, скрытых частыми деревьями. – Мы точно по адресу? Что-то я пожарища не наблюдаю.

– Точно, но я проверю, – проговорил штурман, пока я заставил истребитель зависнуть в нескольких сотнях метров над землёй. – Это он.

– Что-то здесь не так, – я задумчиво посмотрел на здание, затем на летящие рядом с нами катера. – Господа, не против составить нам компанию?

– Боюсь, у нас чёткий приказ, сопровождаем только в воздухе, – с явным сожалением ответил ведомый.

– Принято, – сказал я, отключившись, и думал, как поступить дальше, но в этот момент загорелась лампочка связи на коммуникаторе. – Слушаю!

– Не летите туда! – услышал я возмущённый вопль Мальвины. – Вы же ещё не прилетели? Скажи, что ещё нет!

– Прямо сейчас мы висим над совершенно целым особняком Меньшиковых, – ответил я супруге. – В чём дело? Объясни спокойно.

– Давайте я, – произнёс Багратион и переключил на громкую связь. – Нам удалось опознать одного из сыщиков. Того – нервного. Это единственный сын княжны Балконской, до сих пор числящийся императорским гвардейцем и канцелярским советником. Очевидно, по протекции матери, но это не так важно. Это была явная провокация, которая не удалась.

– Он напал на меня в моём же доме. Какая провокация? – нахмурился я. – При таких же условиях мы вчера толпу гвардейцев превратили в фарш.

– Дорогой, ты ведь шутишь? – удивлённо спросила Мальвина. – Одно дело – убить в бою, и совсем другое – безоружного, ползающего перед тобой на коленях и извиняющегося. Такого тебе высшее общество не просило бы никогда.

– К тому же он единственный ребёнок в роду и наследник, – ответил Багратион. – Если бы его убили – это стало бы существенным сигналом для всего дворянского и боярского собрания.

– А что по старшему? – уточнил я.

– Совпадений нет, пока ищем. Вполне может быть, что это кто-то из личных служителей и адъютантов. А вот жандармы были самые настоящие, только выезжали на ориентировку, что террористы проникли в дом цесаревича. У подставных лиц были все официальные бумаги, которые предоставили и нам, – отчитался Константин. – Балконского пока не задержали, но соваться вам в особняк Меньшиковых точно не стоит.

– Он совершенно целый, так что даже не знаю, зачем нам так откровенно врали, – задумчиво проговорил я. – Хорошо. «Феникс» ведомым: остановку делать не будем, возвращаемся прежним курсом, но без выкрутасов.

– Приняли, «Феникс». Следуем за вами, – тут же ответил пилот одного из катеров, и мы начали постепенный взлёт. А в следующее мгновение окна левого крыла особняка вспыхнули и наружу вырвались языки пламени. – Фиксирую взрыв! Внимание! Фиксирую взрыв! Боевая тревога!

– Какого чёрта… – нахмурившись посмотрел я вниз. – Кажется, эти уроды хотели устроить очередное покушение, а потом на нас же и списать. Ведомые приём! Прошу зафиксировать, что с нашей стороны никаких противоправных действий не совершалось. Я буду свидетельствовать за вас, вы за меня.

– У нас ведётся полная видеофиксация, «Феникс», но спасибо за предложение, – ответил пилот. – Нужно вызвать экстренные службы и уведомить командование.

– Займитесь этим, а мы посмотрим, не нужна ли помощь пострадавшим, – сказал я, направляя истребитель к особняку. – Про видеофиксацию они здорово придумали. Василий, у нас есть чем сделать съёмку?

– Камеры на коммуникаторе должно хватить, – ответил адъютант, и, проверив устройство, я стал снижаться. К тому моменту как корабль сел, из особняка начала выбегать прислуга, какие-то люди… может, гости? Отвлекаться на тех, кто мог спасти себя сам, я не стал, сразу перекрыл выход огню конструктом, а затем поднял себя прессом на уровень горящих окон.

– Похоже, библиотека. Только почему пожарная сигнализация не работает? – спросил Василий, хотя мне лично ответ был очевиден.

– Потому что отключили. И подожгли. Но с тем «как» пусть следователи разбираются, а нам нужно это просто прекратить, – проговорил я, перекрывая огонь ещё и со второй стороны – блокируя щитом двери. В результате пожар оказался зажат в коробку и начал быстро тухнуть, задыхаясь.

И когда начало казаться, что я справился, чувство опасности впилось шилом в виски, заставив закрыться сплошной сферой. В ту же секунду остальное крыло особняка взлетело на воздух. Столбы огня ударили на несколько метров, опалив нас и пройдя ударной волной по внутренностям. Тысячи осколков зависли в воздухе, застряв в щитах. Несколько секунд ничего не было видно из-за бушующего вокруг огня, а когда я вылетел вместе с Василием из пожарища, стало понятно, что спасать нечего.

Взрывами у здания снесло крышу, балки провалились, обрушив верхние этажи до самого подвала, и сквозь образовавшиеся дыры пробивалось бушующее пламя, испарявшее снег с дождём задолго до того, как первая снежинка коснётся пожарища. Оказавшись на безопасном расстоянии, я снял щит и отряхнул китель. В воздухе стоял устойчивый запах гари и какой-то химии.

– Напалм, – принюхавшись, сказал Василий. – Не пожалели на нас взрывчатки, сволочи. Поди, те же бочки, что вы во дворце нашли.

– Если это так, то круг подозреваемых сильно сузится, – коротко бросил я и отправил видео Константину. – Свяжись с отцом, похоже, нас собирались убить, опять.

– Прошу прощения, ваше высочество… но я хотел бы решить это дело сам, – чуть запнувшись, проговорил Константин. – Я прибуду со своими помощниками через пятнадцать минут. Может, быстрей.