К северу от нас поднялся к зениту сноп света, выходивший из-за пяти вершин. Его лучи устремлялись вверх сквозь столб голубоватого тумана, края которого были видны так же четко, как дождь, идущий из грозовой тучи. Он походил на свет фонаря в голубом тумане и не давал никакой тени. Когда он устремился вверх, черные вершины стали видны четче, и я заметил, что вся гора имеет форму ладони. По мере того, как свет очерчивал ее контуры, гигантские пальцы распрямлялись, словно ладонь хотела что-то схватить или втолкнуть обратно. Светящийся столб на мгновение замер, а затем распался на тысячи маленьких ярких шаров, которые заколебались, а потом опустились вниз, как будто что-то искали. Лес замер, все звуки стихли. Я чувствовал, что собаки жмутся к моим ногам; они тоже умолкли, но тельца их дрожали, шерсть на загривке поднялась дыбом, а глаза, наблюдавшие за огоньками, остекленели от ужаса. Я взглянул на Андерсона, устремившего взгляд на север, туда, где сноп вновь поднялся вверх. – Это не может быть полярное сияние,– сказал я, еле двигая губами, такими сухими, словно Лао Т'цай насыпал мне в рот пыль страха. – Если это и сияние, то я никогда такого не видел,– откликнулся Андерсон.– Да и кто слышал, чтобы сияние бывало в это время года? Затем он громко произнес то, что вертелось и у меня на языке. – Я начинаю думать, что там идет какая-то охота,– сказал он.-Дьявольская охота; нам повезло, что мы находимся за ее пределами. – Каждый раз, когда сноп света поднимается вверх, мне кажется, что гора движется,– сказал я.– Что за этим кроется, Старр? Это напоминает мне замерзшую ладонь из облаков, которую Шан Надур поместил перед Вратами Вампиров, чтобы удержать их в норах, вырытых Эблисом. Он поднял руку, прислушиваясь. С севера и сверху доносился шепот. Он не походил на шелест северного сияния, на тот щелкающий звук, издаваемый духами ветров, дувших в момент Сотворения и мчащихся сквозь скелеты листьев древних деревьев, давших убежище Лилит. Это был шепот, содержащий в себе приказ. Он звал нас, чтобы мы отправились туда, откуда выходил сноп света. Он притягивал, в нем звучал торопящий мотив. Коснувшись моего сердца тысячью маленьких, перемазанных страхом пальцев, он наполнил меня стремлением бегом броситься к нему и слиться воедино с этим светом. Так, должно быть, чувствовал себя Улисс, когда, привязанный к мачте, слушал чарующее пение сирен. Шепот стал громче. – Что, черт возьми, творится с этими псами? – яростно воскликнул Андерсон.– Ты только взг-гЙни! Маламуты визжа помчались к свету. Мы видели, как они исчезали за деревьями. Какое-то время мы слышали их жалобный вой, потом он стих, и осталось только настойчивое журчание в воздухе. Поляна, на которой мы разбили лагерь, открывалась прямо на север. Думаю, мы ушли миль на триста за первый поворот Коскоквима в направлении Юкона и, наверняка, находились в девственных краях. Мы шли на север из городка Доусон, стоявшего в излучине реки Спринг, двигаясь прямо к затерянным пяти вершинам, между которыми, как сказал нам шаман из племени атабасков, золото выплывает, как замазка между пальцами сжатой ладони. Мы не сумели найти ни одного индейца, который согласился бы сопровождать нас, все они утверждали, что земля Открытой Руки проклята. Вершины мы заметили накануне, когда они рисовались на фоне пульсирующего зарева, а теперь видели свет, который нас к ним привел. Андерсон замер. Сквозь шепот пробился легкий стук и шелест, словно к нам приближался небольшой медведь. Я подбросил в костер несколько поленьев, а когда огонь стал больше, увидел нечто, появляющееся из-за кустов. Оно шло на четвереньках, но совершенно не походило на медведя. Внезапно меня осенило – оно походило на ребенка, карабкающегося по лестнице. Передние лапы оно поднимало гротескно инфантильным способом. Существо приблизилось, мы потянулись за оружием – и тут же отложили его, поняв вдруг, что это ползущее нечто является человеком! Действительно, это был человек. Он неуверенно дополз до костра, по-прежнему высоко, как при подъеме, поднимая конечности и ударяя ими. – Безопасно,– прошептал он голосом, бывшим отражением шепота, витавшего над нашими головами.– Здесь вполне безопасно. Они не могут выбраться за пределы голубого, не могут до вас добраться… разве что вы пойдете к ним сами… Он повалился на бок. Мы подбежали, и Андерсон наклонился. – Боже мой, Френк! – воскликнул он.– Смотри! Он указал на руки человека. Запястья их были покрыты обрывками какой-то толстой ткани, а самих ладоней просто не было! Когда-то они были сжаты в кулаки, а затем плоть с них была содрана до самых костей. Сейчас они выглядели, как ноги маленького черного слона. Я провел взглядом вдоль тела: вокруг бедер обвивался тяжелый пояс из желтого металла, от которого отходило кольцо и несколько звеньев белой сверкающей цепи! – Кто он? И откуда здесь взялся? – спросил Андерсон.– Смотри, он спит, как убитый, и даже во сне старается куда-то подняться. Его колени… боже, как он вообще на них передвигался? Все было так, как говорил Андерсон. Несмотря на глубокий сон, в который погрузился человек, его руки и ноги по-прежнему двигались страшными размеренными движениями. Это 'было так, словно они жили своей собственной жизнью и совершали свои движения независимо от неподвижного тела. Это были движения семафора. Если когда-нибудь вы стояли позади поезда и видели, как опускаются и поднимаются крылья семафора, вы знаете, о чем я говорю. Внезапно висевший в воздухе шепот стих. Сноп света опал и больше уже не поднимался. Лежащий человек замер. Короткая аляскинская ночь кончилась и наступил рассвет.Андерсон протер глаза и повернулся ко мне. – Приятель! – воскликнул он.– Ты выглядишь, словно перенес тяжелую болезнь! – Ты тоже, Старр,– сказал я.– Понимаешь что-нибудь в этом? – Думаю, ответ находится здесь,– сказал он, указывая на фигуру, неподвижно лежащую под одеялами, которыми мы ее накрыли.– Чем бы ни был этот ответ, именно от него он бежал. Это не было сиянием, Френк, больше всего это походило на разжигание какого-то странного костра, о котором не предупредило нас это племя атабаскинских проповедников. – Сегодня мы уже не пойдем дальше,– решил я.– Нам не разбудить его даже за цену всего золота, выплывающего между пальцами пяти вершин. Мужчина был погружен в сон, такой же глубокий, как Стикс. Мы обмыли и забинтовали обрубки, бывшие некогда его ладонями, а он даже не шевельнулся все это время: лежал так, как упал, с поднятыми руками и согнутыми ногами. – Почему он полз? – прошептал Андерсон.– Почему не шел? Я начал пилить обруч вокруг его пояса. Он был золотым, но с таким золотом я никогда не имел дела. Чистое золото бывает мягким. Это тоже было мягким, но, казалось, пульсирует какойто нечистой, собственной жизнью; оно прилипало к напильнику. Разрезав, я разогнул его и закинул подальше. Оно было отвратительно! Мужчина проспал весь день. Наступила ночь, а он продолжал спать. В ту ночь не было ни снопа света, ни ищущих шаров, ни шепота. Казалось, что с этих мест снято какое-то страшное заклятие. Был полдень, когда человек проснулся, и я даже подпрыгнул, услышав его певучий голос. – Сколько я проспал? – спросил он. Его светло-голубые глаза стали какими-то странными. – Всю ночь…– и почти два дня,– ответил я. – А прошлой ночью вы видели свет? – он оживленно указал на север.– Слышали шепот? – Ни того, ни другого,– ответил я. Откинув голову назад, он посмотрел прямо в небо. – Неужели они сдались? – скакал он наконец. – Кто сдался? – спросил Андерсон. – Как это кто? Племя из Бездны,– тихо ответил человек. Мы уставились на него. – Племя из Бездны,– повторил он.– То, которое Дьявол сотворил еще перед потопом и которое каким-то образом избежало мести. Бога. Вам с их стороны ничего не грозило… разве что вы откликнулись бы на их зов. Они не могут выйти за пределы голубого тумана. Я был их пленником,-'– просто закончил он,и шепотом они пытались вернуть меня обратно! Мы с Андерсоном переглянулись, подумав об одном и том же. – Вы ошибаетесь,– сказал он.– Я не спятил. Дайте мне только немного выпить. Скоро я умру, но прежде, чем это произойдет. я хочу, чтобы меня забрали как можно дальше на юг, а потом разведите костер и сожгите меня. Я хочу принять такую форму, чтобы никакие дьявольские чары этого племени не могли вновь затащить туда мое тело. Сделайте это, когда я вам о них расскажу…– он заколебался.– Кажется, с меня сняли цепь? – Я распилил ее,– коротко ответил я. – Слава Богу и за это,– прошептал он, а потом выпил водку с водой, которую мы поднесли к его губам. – Руки и ноги мертвы,– сказал он.– Так же мертвы, как скоро буду я сам. Что ж, они хорошо потрудились. А теперь я расскажу вам, что находится там, за Ладонью. Ад! – Послушайте. Меня зовут Стентон, Синклер Стентон. Выпускник Йельского университета 1900 года. Путешественник. В прошлом году вышел из Доусона в поисках пяти вершин, поднимающихся, как ладонь, между которыми течет чистое золото. Вы ищете то же самое? Так я и думал. Поздней осенью прошлого года мой товарищ заболел, и я отправил его обратно с несколькими индейцами. Остальные вскоре сбежали от меня. Но я решил не сдаваться. Построил шалаш, запасся продовольствием и переждал зиму. Весной двинулся дальше. Спустя неполные две недели я увидел пять вершин, но не с этой стороны, а с обратной. Дайте мне еще водки. – Я сделал слишком большой крюк,– продолжал он.– Пошел слишком далеко на север. С этой стороны не видно ничего, кроме леса, доходящего до самого подножия Открытой Руки, а вот с другой… Он помолчал. – Там тоже лес, но он не заходит так далеко. О нет! Я вышел из него, и передо мной предстала раскинувшаяся на много миль плоская равнина. Она выглядела такой же старой и разрушенной, как пустыня вокруг руин Вавилона. На краю ее вздымались вершины, а между мной и ими стояло что-то, похожее на барьер из скал. Потом я наткнулся на дорогу. – Дорогу? – недоверчиво воскликнул Андерсон. – Да,– сказал человек.– На каменную, идеально ровную дорогу, утоптанную так, словно сотни миллионов ног тысячелетиями ходили по ней. По обе стороны находились песок и груды камней. Я заметил эти камни только через некоторое время, а форма груд, которые они образовывали, навела меня на мысль, что сотни лет назад они могли быть домами. Я чувствовал в этом деятельность человека, и в то же время в них было что-то древнее. Так вот… Вершины приближались, груды развалин стали чаще. Они производили впечатление покинутых необычно и, казалось, излучали что-то, коснувшееся моего сердца, как прикосновение духов, настолько древних, что они могли бы быть только духами домов. Однако, я шел вперед. Вскоре я понял, что невысокий барьер у подножия вершин был еще одним, более широким поясом руин. Открытая Рука находилась на самом деле гораздо дальше. Дорога проходила между двумя высокими скалами, стоящими, как ворота. Рассказчик опять помолчал. – Это и были ворота,– продолжал он.– Я дошел до них, миновал и тут же упал, судорожно хватаясь за землю. Я находился на широком каменном уступе, а подо мной была пропасть! Представьте себе Большой Каньон, только в пять раз шире и без дна – вот во что я заглядывал. Я как будто смотрел за грань рассеченного мира, в глубь бесконечности, где кружат планеты! На дальнем конце стояли те пять вершин, словно огромная, предостерегающая ладонь, вытянутая к небу. Край пропасти изгибался по обе стороны от меня. Видеть можно футов на тысячу – дальше все закрывал густой голубой туман, напоминавший.голубизну, видимую в сумерках и собирающуюся на вершинах гор.. А сама расщелина была ужасающей, как маорийский Залив Раналак, разделяющий мир живых и мертвых, через который может перепрыгнуть новоосвободившаяся душа, но уже никогда не найдет сил пересечь его обратно. Я отполз от края и встал, опершись рукой на один из столбов этих ворот. На нем находились какие-то скульптуры. Еще достаточно четко виднелась фигура огромного человека, стоявшего спиной к наблюдателю. Руки его были вытянуты, на голове – странное островерхое украшение. Я взглянул на соседнюю скалу,– там виднелась точно такая же фигура. Столбы были треугольными, а изображения находились на сторонах, отвернуть^ от расщелины. Казалось, фигуры что-то скрывают. Я пригляделся, и мне показалось, что за их вытянутыми руками виднеются другие фигуры. Видел я их очень смутно, но похожи они были на больших распрямленных улиток. Их набухшие тела были едва обозначены, за исключением голов, напоминавших^ шары. Были они невероятно мерзки. Я вновь повернулся к пустоте, вытянулся на камне и заглянул вниз. В глубь расщелины вела лестница! – Лестница! – воскликнули мы. – Да,– ответил человек, так же спокойно, как и прежде.– Она выглядела не высеченной в камне, а, скорее, встроенной в него. Ступени имели около шести футов длины и трех ширины, они уходили вниз и исчезали в голубой мгле. – Кто мог создать такую лестницу? – спросил я.– Лестницу, встроенную в стену пропасти и ведущую в глубь бездонной расщелины?