«6 декабря. Поймала старика Эбнера, он раньше работал кассиром в банке Эдгарса, пока его не «попросили» на пенсию. Он пьянствовал в баре «Последний шанс» и был разговорчив. Говорит, через пару недель после приезда Эллиса тот принес в банк тот самый чемодан. Он говорит, что в чемодане были пачки стодолларовых купюр, также перетянутые лентой «Brinks». Эллис положил их на депозитный счет, который открыл на свое имя. Старик говорит, что это были деньги мафии. Грязные деньги. И что Эллис не просто скрылся здесь — он украл их у своих же. И теперь они его найдут. Или он купил здесь свою безопасность? Но кого? Кроу? Блейка?»
«7 декабря. Шериф Блейк "случайно" встретил меня у почты. Вежливо предложил прекратить "беспокоить добрых людей". Сказал, что несчастные случаи бывают. И что некоторые несчастные случаи могут случиться и со мной. Это была угроза.»
Она поняла все. Поняла, что против нее — не просто какой-то муж-пьяница или коррумпированный шериф. Против нее была вся система. Город. И ее время истекало.
И последняя запись, датированная днем ее смерти, почерк нервный, торопливый, некоторые слова были написаны с таким нажимом, что почти протыкали бумагу:
«Он заставил его это сделать. Должна найти доказательства. Договор с Хейлом? Медицинские записи? Блейк покрывает всех. Торрес исполнитель. Эллис кукловод. Но кто дергает за ниточки? Кроу? Или... она? Эвелин? Боюсь, что за мной следят. Чувствую себя в ловушке. Если что-то случится, ищи...»
На этом все обрывалось. Не дописано. Последнее слово осталось незаконченным, как будто ее оборвали на полуслове. Или она услышала что-то и бросилась прятать дневник.
Я закрыл блокнот и откинулся на сиденье. Я сидел в тишине, и кровь стучала в висках. Лоретта не просто что-то подозревала — она почти во всем разобралась. Она знала имена, связи, мотивы. Она понимала механизм, который перемолол Джейн Уоллес и теперь добрался до нее самой. Но она не успела понять главного — кто именно отдал приказ. Кто этот "он", который "заставил его это сделать"? Кроу? Эллис? И это последнее, оборванное "ищи..." — что она имела в виду? Ищи что? Ищи где?
Я посмотрел на темные окна дома Гарольда. Где-то там, в пьяном забытьи, спал человек, который мог знать ответы. Но он был не единственным. В этом городе, таком опрятном и тихом на поверхности, было полно людей с грязными секретами.
И один из них только что прислал мне предупреждение.
Кровь ударила мне в виски. Это был не несчастный случай. Это было холодное, расчетливое убийство. И этот дневник был причиной. Лоретта знала слишком много. Слишком многих: Джейн Уоллес, доктор Хейл, Эрик Кроу, загадочный Эллис… Кто заставил кого «это сделать»?
Я завел машину и поехал искать мотель. Мне нужно было укрытие, кофе и время подумать.
Вечером я заселился в мотель «Сансет» на выезде из города — унылое, одноэтажное, подковобразное здание с выцветшей неоновой вывеской, которая мигала, как последний вздох умирающего. Я снял комнату номер семь, бросил пиджак на продавленную кровать, принес в номер кофе из автомата — бурду, отдававшую жженым цикорием — и сел за маленький столик у окна, разложив перед собой дневник Лоретты и свой блокнот.
Я читал его страницу за страницей, погружаясь в темный, извилистый мир Гленвью, который открыла мне мертвая женщина. Джейн Уоллес. Талантливая, наивная, беременная от Эрика Кроу. Доктор Аллан Хейл. Напуганный, что-то скрывающий. Мистер Кроу-старший. Владелец всего и вся. Его сын Эрик. Влюбленный и слепой. И загадочный, зловещий Эллис, связанный с кем-то важным и каким-то ребенком. Это был сложный, запутанный пазл, и Лоретта сложила его почти полностью, заплатив за это жизнью. Не хватало нескольких деталей. Самых важных. Кто такой Эллис? Что за фотография? И главное — кто заставил кого «это сделать»?
Каждая запись была кусочком мозаики, которую она складывала, сама того не зная, что картина окажется смертельной. Ее наблюдения были дотошными: она отмечала номера машин, приезжавших к Торресу ночью, стоимость новых часов у Хейла, слишком частые визиты Блейка в банк Эдгарса. Она не просто искала Джейн — она вскрывала всю гнилую финансовую систему города, даже не осознавая этого до конца. Она фиксировала свои траты на бензин для слежки, чертила схемы встреч Эллиса с Кроу. Это был дневник одержимости, и каждая страница кричала об опасности, которой она себя подвергла.
Записи становились все более эмоциональными. Ее гнев и отчаяние проступали сквозь строчки. Она уже не просто искала правду — она жаждала справедливости. Или мести.
Игра изменилась. Теперь это была не просто навязчивая идея сестры. Теперь у меня были факты. Пусть и собранные любителем, но от этого не менее смертоносные. Лоретта была гениальным дилетантом. Она видела связи, которые профессиональный детектив мог бы упустить, закопавшись в процедурах. Она чувствовала город на вкус, на запах.
Я позвонил Марианне, сообщил, что берусь за дело и начинаю расследование и что у меня есть кое-какие зацепки. Что смерть Лоретты определенно не была случайной. Она плакала в трубку и благодарила меня, ее голос дрожал от облегчения и новой боли.
Я положил трубку, посмотрел на фотографию Лоретты. На снимке она была улыбающейся, жизнерадостной женщиной с умными, живыми глазами. Теперь эти глаза были закрыты навсегда. И я пообещал себе, что найду того, кто это сделал.
Я лег спать, но сон не шел. В голове крутились обрывки фраз, лица.
И тогда я услышал шорох у двери. Едва слышный скрежет.
Я замер, рука потянулась к браунингу. Бесшумно подошел к двери, прислушался. Ничего. Рывком открыл.
Коридор был пуст. Я посмотрел вниз. У порога лежал окурок и смятый листок.
Я поднял его, развернул.
На нем были напечатаны кривыми буквами три слова:
«УЕЗЖАЙ. ЗДЕСЬ ТОНУТ»
Я вернулся в номер, захлопнул дверь и закрыл на цепочку. Сердце бешено колотилось.
Игра началась. Первое предупреждение я получил. Следующее, я знал, будет написано не на бумаге.
Я подошел к столу, взял блокнот и вывел на чистой странице: «КТО ТАКОЙ ЭЛЛИС?».
Расследование начиналось.
Я начал конспектировать, выписывая имена, даты, связи.
Джейн Уоллес. Беременна. Исчезла. Последний раз у доктора Хейла.
Доктор Хейл. Напуган. Богатеет не по чину. Связан с Кроу финансово? Делал аборт Джейн? Убил ее целенаправленно?
Говард Кроу. Центр паутины. Финансы, власть. Прикрывает сына? Прикрывает жену?
Эвелин Кроу. Бывшая любовница гангстера? Общий ребенок? Мотив скрыть прошлое.
Артур Эллис. Тень из Чикаго. Силовой ресурс Кроу. Исполнитель.
Шериф Блейк. «Крыша». Получает деньги от Торреса (контрабанда), закрывает глаза на дела Хейла (наркотики), выполняет приказы Кроу.
Торрес. Логистика. Нелегалы. Утилизация тел? (Джейн).
Гарольд. Муж. Пьянь. Сломлен. Получил деньги за молчание и ложное алиби. Возможно, знает, кто пришел в дом.
Отец Донован. Возможный источник информации (исповедь Джейн, Лоретты). Возможно, тоже на содержании.
Вся система работала как отлаженный механизм. Кроу — мозг. Эллис — кулак. Блейк — щит. Хейл и Торрес — инструменты. И все они были повязаны деньгами и страхом. Лоретта увидела шестеренки этого механизма и решила, что может его остановить. Ее убрали, как занозу.
И теперь на ее месте был я.
Я потушил сигарету и снова взял в руки дневник. Последняя запись. Оборванная фраза. «...ищи...»
Ищи что? Ищи где? Она не успела дописать. Может, она собиралась написать «ищи у Хейла»? Или «ищи в банке»? Или «ищи на складе Торреса»? Я закрыл глаза, пытаясь представить ее последние минуты. Она писала, торопилась, боялась. Услышала шаги? Стук в дверь? Она бросилась прятать дневник в тайник, который я нашел...
Грязь под белым халатом
Утренний свет, пробивавшийся сквозь запыленное окно мотеля «Сансет», был бледным и безжизненным, словно выцветшим от многократной стирки. Он не сулил ничего хорошего, лишь подсвечивал убогую обстановку номера: потрескавшийся линолеум, пятно непонятного происхождения на потолке и дрожащую тень от мигающей неоновой вывески. Я провел бессонную ночь, ворочаясь на продавленном матрасе, прислушиваясь к каждому шороху за дверью. Записка «УЕЗЖАЙ. ЗДЕСЬ ТОНУТ» лежала на тумбочке рядом с браунингом, как немой укор и обещание. Я взял ее, снова вдохнул слабый, приторный запах чужих духов, потом смял и швырнул в угол. Угрозы были частью моей работы. Но здесь, в этом слишком тихом городке, они ощущались иначе. Глубже. Более личными.