Начался хаос. В кабинет вошли люди капитана Макдональда. Окружные прокуроры предъявили Блейку ордер на арест. Его зачитали прямо там, при мне, под вспышки камер журналистов, ворвавшихся в кабинет.

— Шериф Блейк, вы арестованы по подозрению в коррупции и пособничестве в сокрытии преступления.

Блейка увели. Он не сопротивлялся, он был сломлен. Я вышел из участка, меня ослепляли вспышки, в уши летели вопросы, на которые я не отвечал. В толпе я видел Лоусона. Он кивнул мне, его лицо было торжествующим и испуганным одновременно.

***

Я пробился к своей машине и уехал, оставив позади этот ад. Я понимал, что теперь Эллис и Кроу точно будут меня убивать. Им терять было нечего.

Я Эдгарсу из таксофона. Банкир должен был бежать, искать защиты у властей, пока не стало слишком поздно.

Но было уже поздно.

Когда я проезжал мимо банка, я увидел скопление машин и людей. Я остановился. По городу уже ползли слухи, шепотом передаваемые из уст в уста: «Банкир Эдгарс... найден в своем кабинете... застрелился...»

Я вышел из машины, подошел к кордону полиции. Мимо меня пронесли на носилках тело, накрытое простыней. Из-под нее свешивалась рука в дорогом манжете. И на запястье — те самые золотые «Patek Philippe».

Это была работа Эллиса. Аккуратная, быстрая, без свидетелей. Очевидное «самоубийство». Он начал зачистку.

Я стоял и смотрел, как увозят тело, и во мне кипела ярость. Холодная, беспощадная ярость. Он убивал без разбора, защищая свою империю лжи. Как волк, защищающий свою шкуру. И я поклялся, что эту шкуру я прибью у себя над камином. Шутка, у меня нет камина.

Последнее убежище

Адреналин еще пенился в крови, но во рту был горький, как желчь привкус. Я смотрел, как увозят тело Эдгарса, и понимал — игра перешла в финальную, смертельную стадию. Эллис не просто защищался. Он проводил зачистку. И я был следующим в списке. Но прежде чем он добрался до меня, я должен был попытаться спасти тех, кого еще можно было спасти. Если, конечно, не опоздал.

Я рванул к складам Торреса. Его грузовики, обычно загромождавшие двор, были его жизненной артерией. Если они на месте — у него еще есть шанс сбежать. Если нет...

Двор «Торрес Грузоперевозок» был пуст. Мертвенно пуст. Ворота распахнуты настежь. Ни грузовиков, ни людей. Только ветер гонял по бетону клочья бумаги и крутил пыльные вихри. Я вышел из машины, пистолет наготове, и зашел в открытый офис. Стеллажи с бумагами были пусты, ящики выдвинуты, их содержимое разбросано по полу. В унитазе – пепел от сожженных бумаг. Пахло страхом и спешкой.

Торрес сбежал. Умный малый. Он понял, что признание не купит ему прощения, а только поставит первым в очередь на смерть. Он исчез, и, черт возьми, я не мог его винить.

Оставался Донован. Последний, кто видел Лоретту живой, кто знал, что гнетет ее душу. Он был слаб, труслив, запутан в паутине чужих грехов и своих собственных. Но он что-то знал. Я чувствовал это нутром.

***

Церковь Святого Иуды в сумерках выглядела еще мрачнее, чем днем. Она возвышалась темным силуэтом на фоне багровеющего неба, словно гигантская гробница. Я толкнул тяжелую дубовую дверь, и она с скрипом поддалась.

Внутри было почти темно. Горели лишь несколько свечей у алтаря, их трепещущие огоньки отбрасывали прыгающие тени на стены. Отец Донован стоял на коленях перед распятием, его спина была напряжена, пальцы сцепились в безумной молитве. Он не обернулся на мой вход, но его плечи вздрогнули — он знал, что это я.

— Уходи, Келлер, — его голос был безжизненным, скрежещущим шепотом, разносящимся под сводами. — Ты приносишь с собой смерть.

— Она уже здесь, отец, — я остановился в нескольких шагах от него. — Она была здесь давно. Вы просто закрывали на нее глаза.

Он медленно обернулся. В глазах его был животный, нечеловеческий страх. Не просто испуг, а глубинный, парализующий ужас загнанного зверя, который знает, что ловушка уже захлопнулась.

— Они убьют нас всех! Ты начал эту войну, а теперь мы все будем платить! Ты, я, все! — он закричал, и его голос сорвался на истеричный визг.

— Кто «они», Донован? — я сделал шаг вперед. — Эллис? Кроу? Кто убил Лоретту?

— Я ничего не знаю! — он затряс головой, закрывая лицо руками. — Оставь меня в покое!

— Вы знали о Джейн. Хейл рассказал вам на исповеди, да? И вы молчали. Вы молчали, пока другую женщину убили за то, что она хотела правды.

Он смотрел на меня, и по его лицу текли слезы, оставляя блестящие дорожки на щеках.

— Тайна исповеди... — начал он слабо.

— К черту тайну исповеди! — мой голос грохнул, как выстрел, отразившимся эхом в пустом нефе. — Лоретта пришла к вам за советом! Она доверила вам свой страх и подозрения! И вы предали ее! Вы сказали им!

— Я не хотел! — завопил он. — Я испугался! Она говорила о таких вещах... о таких глубинных грехах... я понял, что это касается... ее. Эвелин. И его. Эллиса. Я думал, если предупредить Хейла, он уговорит ее молчать... я не знал, что они...

Он рыдал, его тело сотрясали конвульсии. Он был на грани. Я видел, что он знает имя убийцы. Оно было у него на языке, но страх душил его.

В этот момент дверь церкви с скрипом открылась, впуская полосу вечернего света. В проеме возникла высокая, плотная фигура. Артур Эллис. Он вошел внутрь, и дверь медленно закрылась за его спиной. Он был в своем темном пальто, руки в карманах. Он не выглядел угрожающим. Он выглядел... спокойным. Смертельно спокойным.

— Прервал богослужение, отец? — его скрипучий голос был почти любезным. — Извините. — Его глаза перешли на меня. — Келлер. Ты как непрошеный гость на похоронах. Всех похоронах.

Он не сделал ни одного движения, чтобы достать оружие. Он просто стоял и смотрел на меня. Его взгляд был тяжелым, физически ощутимым. Это была психологическая пытка. Демонстрация силы. Он показывал мне, что я ничего не могу сделать. Что он пришел сюда не для стрельбы. Он пришел, чтобы насладиться моментом. Чтобы посмотреть, как я ломаюсь.

— Ты остался без друзей, детектив, — произнес он. — Блейк — в тюрьме. Эдгарс — на вскрытии. Торрес — в бегах. Хейл — где-то трясется от страха. Ты один. Совсем один. Твой клиент не получит желаемого.

Я молчал. Сердце колотилось где-то в горле, но я заставил себя дышать ровно. Он не станет стрелять здесь, в церкви. Не сейчас. Это было бы слишком грязно. Он давил. Давал мне последний шанс бежать. Чтобы охота была интереснее.

— Я пойду, — сказал я тихо. — Не провожайте.

Я повернулся и пошел к выходу. Я чувствовал его взгляд у себя между лопатками. Каждый шаг давался с невероятным усилием. Я ожидал выстрела в спину каждую секунду. Спина покрылась ледяным потом.

Я вышел на паперть, залитую багровым светом заката. Я не побежал. Я медленно, мерно, заставляя себя, дошел до своей машины. Сел за руль. Завел двигатель. И только тогда позволил себе выдохнуть.

Он был здесь. Он был везде. Мой «Плимут» был помечен. Ехать на нем было равно самоубийству.

Я поехал не в мотель. Я поехал в заведение, которое сдавало в аренду автомобили. Оставил свой «Плимут» за углом и выбрал самый потрепанный «Форд» начала 40-х. Через минуту двигатель астматически закашлял, и я был за рулем.

Я нашел убогий придорожный мотель в соседнем городке, с оплатой наличными без вопросов, и заперся в номере. Только тогда я позволил себе дрожь. Только тогда я достал свой помятый блокнот и начал набрасывать план. Они отняли у меня все козыри. Оставался один — правда. И ее нужно было обнародовать. Громко и бесповоротно.

***

Я позвонил Лоусону с таксофона. Он снял трубку после первого гудка.

— Келлер? Черт возьми, где ты? Все ищут тебя! По городу слухи, что ты следующий!

— Ты чуть не стал пособником моего убийства, Роберт, — сказал я без предисловий. — Твоя статья всколыхнула осиное гнездо. Эллис убил Эдгарса. Но статья — бомба. Нужно больше. Нужно добить их.

— Я... я не знаю, смогу ли, — в его голосе снова зазвучал страх. — Они сожгут редакцию! Убьют меня!