Мы переглянулись и милостиво отпустили Викуэля к госпоже Ильинке — наверняка ей пригодится помощь на кухне.

— Проблема зелий, что их нужно пить, — пояснила я. — Скорее всего, я сумею сварить что-то подходящее, но что, если он не сумеет проглотить его в таком состоянии.

Я посмотрела на Даррена взглядом, который поднял бы любого другого. Но Даррена тут собственно и не было. Только его тело.

Нет, ну почему так нечестно-то? Почему все могут влюбляться и обжиматься где хотят, а у меня всё должно становиться достоянием общественности? Что со мной не так вообще?

— У эльфов тоже всё невесело, — призналась Наперстянка. — Если ты не приближённая к верхушке дерева особа, то шансы обрести право на корни невелико.

Я не очень поняла, о чём она говорит, но подозревала, что про семью и детей. Странная система эльфийских семей меня волновала мало. Этим пусть голова болит у Софи, честное слово. Мне сейчас нужно было избавиться от ожерелья и, по возможности, не задействовать в этом моего ушастого друга.

— А я тоже хочу настоящую любовь, как у принца Викуэля, а не зависеть от своей выносливости! — вдруг выпалила Наперстянка и протянула мне открытую ладонь, на которой лежал небольшой шип навроде шиповника.

Я некоторое время смотрела на него, а потом перевела взгляд на решительное лицо эльфийки.

Как оказалось, я ещё более толстокожее и эгоистичное существо, чем могла предположить! Как пояснила Наперстянка, она давно поняла, на что я намекаю, но не могла решиться. Каждая дикотравная эльфийка получала от своего отца не только сомнительной красы имечко, но ещё и такой шип от розы или другого колючего растения из сада законной супруги. И если этот шип воткнуть в эльфа, то он непременно воспылает дикой страстью к той, кто его поранил.

Именно страстью, про любовь или симпатию речь не шла. Эльфийке нужно было успевать. Эльфы в целом не самые ужасные отцы и поддерживали магией беременную все двенадцать лет. Если выбранный избранник не был женат, то он мог и жениться. Иначе — круговорот диких трав в природе происходил именно так.

Разумеется, дикорастущие хотели лучшего для себя и своего потомства, так что самые именитые эльфы чаще подвергались таким нападениям. Некоторые и сами не возражали и даже оголяли ладони или предплечья, позволяя пронзить их. Другие же были неуловимы и только во время подземного бала могли потерять бдительность. Эльфийка, перетанцевавшая своего партнёра, могла воткнуть шип безбоязно. Наперстянка подумывала использовать свой шип на том балу, где выступили мы с Чичей. Собственно, я вырубила одним из первых того, кого она выбрала в вероятные отцы своего малыша. И её шип сохранился.

Бедная девочка вообразила, что я знаю это и намекаю, что хочу заполучить её крошечный шанс на семейное счастье вот таким способом! Что делается в головах этих ушастых, я вообще не понимаю!

— Наперстянка, я придумаю что-то ещё, — выслушав всю эту историю, я пришла в ужас. Тут не знаешь, куда от женихов деться, а где-то их вон как загоняют!

— Нет! — красноволосая упрямо поджала губы. — Я хочу любовь. Хочу ждать кого-то. Или чтобы он меня ждал! Пусть даже не эльф, а человек! Лучше недолго, но по-настоящему.

Тут я уже не знала, что сказать, потому что, будем честными, эльфы живут очень долго и Наперстянка, строго говоря, может позволить себе подождать и не гоняться за первым попавшимся эльфом.

Но сказать что-то было надо, как-то поблагодарить, чтобы не было неловко ни ей, ни мне, и поэтому я ответила:

— Главное, чтобы не гном. Гномы совершенно чокнутые. Мне так говорили.

'О некоторых вещах лучше не писать даже в мемуарах.

Мало ли кто их будет читать, вдруг дети!'

Королева Иссабелия (Астаросская) Интийская

«Здесь будут мемуары, возможно, даже Тайные, если будет время их вести».

План у меня был так себе, конечно, но другого всё равно не было. От мерзкого украшения на шее, которое я не воспринимала иначе как ошейник, нужно было избавляться и как можно скорее. Я понятия не имела, что случится раньше — Раторум поймёт, что я его обманула, или же найдёт в это время года серебристый колокольчик. Так или иначе, он вернётся за мной, а на мне его ожерелье, и я ничего не смогу с ним поделать!

Я понимала свою вторую половинку. Звояр был бы отличным подспорьем по мести всему миру, не то что маленькой мне. Но Звояр стал бы препоной на её пути к господству, и уже запихнуть его обратно в алмазный гроб она вряд ли бы сумела. Вот и я, нося ожерелье этой недорыбы, не могла ничего поделать. Разве что найти способ лишить себя этой штуки.

Как назло, когда у меня в голове наконец сформировалась отличная мысль по тому, как ослабить возможное влияние второй Иссабелии, так нужного мне Чичи не было рядом. Ладно бы я сама его услала по заданию, но он ушёл, чтобы участвовать в битве. Битва претендентов была категорически не вовремя! А уж моя очередная помолвка тем более!

Вот так, стеная и страдая, я готовилась применить свой план. Наперстянка была отправлена к госпоже Ильинке и своему брату с наказом защищать мою комнату и в неё не подниматься. Впрочем, она же оставила мне шип. Должна догадываться, что я тут не зелья варить буду!

Мне ужасно не хотелось применять этот шип к Даррену. Это было… нечестно по отношению к нему. В детстве я читала сказку, где было всё наоборот. Без души лежала девушка, а шип нужно было вытащить, а не воткнуть. Мне всё равно очень не понравилось. Как можно целовать кого-то, кто не может согласиться или отказаться? А я планировала обойтись без поцелуев!

Впрочем, совесть свою я быстро приструнила. Так или иначе, с фальшивым браслетом или нет, а Даррен хотел быть моим женихом. И он знал меня достаточно долго, чтобы понимать, какими неприятностями это может обернуться! Гроб на двоих, верно? Для этого мы должны умереть одновременно, никто не станет выкапывать и закапывать гроб когда попало! Ну, кроме меня, конечно. Но в любом случае я собиралась жить с ним долго и счастливо. Ну, по крайней мере, очень долго. Он же некромант, чтоб его бесы катали, нельзя просто так взять и помереть молодым!

В общем, я как могла настроила себя на победу. Мне нужно было избавиться от ожерелья, а что у меня было что-то с Дарреном, что он не помнил — это вообще не мои проблемы.

Кровать моя была ужас какой хлипкой, ну да с почти трупом сильно и не расслабишься. Сейчас я страшно жалела, что была такой упёртой. За прошедшие месяцы я немного подрастеряла в памяти, как там всё должно быть, да ещё и с не совсем живым партнёром. Но выхода другого не было, так что я просто стянула с Даррена штаны — не полностью, зачем он мне тут голый и полумёртвый! А сама избавилась только от белья. В комнате было прохладно, ну и неизвестно никогда, вдруг бежать придётся. Без белья я уже сбегала. Кстати, также от Даррена.

Это мне показалось хорошим знаком. Может, всё ещё получится?

Плохо только, что я королева. Я и сама не очень давно узнала, что есть целая куча людей, занятых тем, что записывают за королевскими особами вехи их жизни. Для потомков. Не все короли и королевы обладают лишним временем, что вести собственные мемуары, да и кто всерьёз поверит этим выпендрёжникам в коронах? Другое дело — летописцы. Те сидят и записывают, чтобы потом было ясно, почему кого-то обозвали Лютым, кого-то Учёной, а кого-то Недомерком.

К счастью, о моём существовании в мире живых эти товарищи долгое время не подозревали, так что тратили время, соревнуясь в описании моего полного страданий детства. Нет, само детство они описывали точно, тут уж ничего придумывать не надо. Прятаться в стене — так себе удовольствие. Но вот куда я делась и как умерла, если умерла — тут всё было на откуп фантазии писцов.

А потом я вернулась, и они принялись за старое. Вот я и переживала, как в летописях опишут мою очередную встречу с моим будущим мужем? Хорошо ещё, что Флин первый, не мой брат, а наш отец, запретил летописцам невидимыми ходить за королями и записывать. С учётом того, каким тираном и самодуром он был, желание нормальное. И с учётом этого же понятно, почему никто сильно не возражал. А кто возражал, тот, небось, закопал где-нибудь в большом королевском саду.