Тогда это было: «С*ка вернулась». Кейт оформила заголовок в рамку, и теперь он наверняка висит в её кабинете в доме на скале в Кармел-бай-зиСи. Она называла это отличной рекламой. А Хэтти Делани, её агент – рецептом для привлечения психов, чокнутых и адептов «истинного Q». Кейт развела руками, сделала жест всеми десятью пальцами – ещё одна её фирменная фишка – и сказала:

– Пусть идут.

Корри спрашивает, где поблизости есть хороший газетный киоск, и ей говорят, что всё, что нужно, найдётся в «Новости Хаммера» на Уэст-Секонд-стрит. Она звонит туда и спрашивает, есть ли у них «Вестерн Кларион». В ответ слышит:

– А гадит ли медведь в лесу?

Судя по всему, это «да». Она выходит из отеля.

Была ли в этот момент в холле рыжеволосая женщина в дождевике и плаще с поясом? Может, сидела где-то рядом, листая журнал или уткнувшись в телефон? Позже Корри подумает – и скажет полиции – что, должно быть, да. Должна была услышать, как доброжелательный консьерж объясняет ей, как пройти, а потом выйти раньше, чтобы занять нужную позицию.

Видела ли Корри, как та женщина выходит перед ней? Скажет, что не помнит. И, если честно, её это не волнует.

В приёмном покое её волнуют только две вещи.

Во-первых, будет ли она когда-нибудь снова видеть.

А во-вторых – если да, то насколько страшным будет лицо, которое она увидит в зеркале.

И только это будет её заботить.

Прошлой осенью Корри выбрали – вместе ещё с десятью студентами – для участия в аспирантском семинаре, который вела Кейт Маккей. Он длился две недели, и это были лучшие занятия за всё время её учёбы. После последней лекции Кейт попросила Корри задержаться – хотела кое-что обсудить. Она рассказала, что в апреле выходит её новая книга, и в поддержку её запланирован тур по нескольким городам – от Портленда в штате Орегон до Портленда в штате Мэн.

– Мне нужен помощник. Подумала, тебе это может быть интересно. Семьсот долларов в неделю. Придётся договориться, чтобы сдать оставшиеся курсы пораньше. Что скажешь?

Корри сначала просто онемела от неожиданности. Эта женщина – звезда обложек. Её постоянно показывают по телевизору. Но ещё больше Корри, дитя эпохи соцсетей, впечатляло другое: у Кейт двенадцать миллионов подписчиков в Твиттере. Двенадцать и шесть нулей.

– Закрой рот, – сказала Кейт. – А то муха залетит.

– Почему… почему я?

Кейт загибала пальцы:

– Когда мне понадобился PowerPoint, ты всё организовала. Твоя работа о Аде Лавлейс была вдумчивая и хорошо написанная. Ты не обошла стороной тот факт, что она заинтересовалась математикой, потому что боялась унаследовать безумие отца. Ты показала её как женщину, а не как богиню. То есть – живого человека. Ты задаёшь умные вопросы и сейчас ни с кем не встречаешься. Что-то упустила?

«Только то, что я тебя боготворю», – подумала Корри, но позже она поймёт: Кейт и так это знала… и ей нравится, когда её боготворят. Во многих смыслах – и это тоже дойдёт до Корри не сразу – Кейт Маккей эгоистична до чудовищности. Язык у неё как нож Гинсу: она может хладнокровно порезать и нашинковать любого комментатора, осмелившегося поспорить с её мнением, а потом устроить сцену с пинанием мебели из-за сломанной бретели на лифчике. У неё нет кнопки «Выкл». Но она и невероятно смелая. Тогда Корри так считала – и сейчас считает: Кейт Маккей останется в истории, когда про многих женщин (и мужчин) её времени давно забудут.

– Нет! То есть да! Я хочу эту работу!

Кейт рассмеялась:

– Расслабься, девочка, это не предложение руки и сердца. И никакого гламура не будет. Я могу послать тебя за кофе в Старбакс в семь утра. Или в «Уолгринс» за таблетками от желудка. Придётся таскать оборудование, подключать оборудование, иногда чинить его – как ты тогда починила этот сраный PowerPoint-гаджет, когда у меня ничего не получалось. Придётся часто торчать на телефоне. Вести расписание, делать звонки, придумывать отмазки, организовывать пресс-конференции. Единственное, чего я от тебя никогда не потребую – это извиняться за меня или, упаси господи, «уточнять», что я имела в виду. Я не извиняюсь. И не уточняю. И ты тоже не будешь. Ну как, всё ещё звучит заманчиво?

– Да!

– Умеешь водить автомобиль с механикой?

Плечи Корри поникли.

– Нет…

Кейт взялась за её плечи – крепко:

– Тогда найди кого-нибудь, кто тебя научит. Потому что поедем мы на моём пикапе. Своими колёсами. Хоумгёрл не летает, особенно над «пролётными» штатами. Я девушка из народа.

Корри записалась в автошколу и научилась. Как только освоила сцепление, даже начала получать удовольствие. Ей понравилось, как инструктор говорил:

– Спокойней, мисс. Не можешь найти – шурши коробкой.

Кейт сказала, что они будут водить по очереди. Сиденье подгонять не пришлось – обе ростом примерно пять-пять с хвостиком (около 166 см). Кейт была блондинкой, Корри – как говорила её мама, шатенка, но в Портленде она перекрасилась в блонд, просто так, для разнообразия. Кейт, скорее всего, понимала настоящий мотив.

– Когда ты распускаешь волосы, и издалека – мы почти как сёстры, – сказала она, когда они выезжали из Портленда в сторону Рино. Что, по сути, и стало проблемой.

Корри идёт по Лейк-стрит к Вест-Секонд, натянув борсалино почти до бровей. Если женщина в тренче идёт перед ней, Корри либо не замечает, либо потом не вспомнит. Она уже видит вывеску Новости Хаммера из городских газет – когда слева кто-то выкрикивает:

– Эй, Кейт!

Позже Корри скажет полиции, что голос был хриплый, будто женщина накануне наоралась на рок-концерте.

Когда Корри поворачивает голову, кто-то хватает её за ворот куртки и резко затаскивает в переулок, воняющий мусором. Она спотыкается, но удерживается на ногах.

Она успевает подумать: «меня грабят…»

Дальше мысль вылетает из головы, когда её швыряют о кирпичную стену с такой силой, что зубы стучат.

Теперь она видит женщину в тренче: на пару дюймов выше Корри, с ярко-рыжими волосами – явно крашеная. Волосы прижаты дешёвой прозрачной шапочкой от дождя, такую можно купить за доллар. Сумка висит на левом плече, правая рука проникает в неё и достаёт термос, на котором чёрным маркером написано «КИСЛОТА». Женщина отпускает Корри, чтобы открутить крышку, – Корри стоит как вкопанная, слишком потрясена, чтобы убежать.

Она не верит, что это происходит.

– Вот что ты заслужила, – говорит рыжая и плескает содержимое термоса Корри прямо в широко распахнутые от ужаса глаза. – «Жене учить не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии». Первое Послание к Тимофею, сука.

Жжение приходит мгновенно. Зрение уходит в мутную пелену.

– Уезжай домой, Кейт. Пока ещё можешь.

Корри не видит, как рыжая выходит из переулка. Она вообще ничего не видит. Едва слышит собственные крики. Боль поглотила её целиком.

Первое, что она делает в приёмном покое, когда зрение начинает возвращаться – мутное, но оно есть, слава Богу, Иисусу и всем святым – это достаёт из сумочки пудреницу и смотрит на своё лицо. Щёки и лоб – ярко красные, белки глаз – алые, но ни одного волдыря, как она боялась. Это уже после того, как врач промыл ей глаза физиологическим раствором. Адски щиплет. Он говорит, что вернётся через десять минут, чтобы промыть ещё раз.

– Что бы она ни плеснула, это была не кислота, – говорит он, уже уходя к другому пациенту.

Второе, что делает Корри – звонит Кейт. Та, конечно, уже волнуется, где она. Корри немного успокаивается. Кейт тоже спокойна. Говорит, чтобы Корри позвонила в полицию, если кто-то из персонала ещё этого не сделал.