«Забудь, – думает он. – Отпусти».

Это происходит 24 марта. Забвение длится всего тринадцать дней.

6 апреля Триг снова сидит на том же стуле в читальном зале периодики, уставившись в главную статью воскресного выпуска. Заголовок не просто говорит – он кричит:

«БАКАЙСКИЙ БРЭНДОН: УБИТЫЙ ЗАКЛЮЧЁННЫЙ МОГ БЫТЬ НЕВИНОВЕН!»

Триг прочитал статью и уже трижды прослушал подкаст Брэндона. Именно этот самопровозглашённый «бандит эфира» раскопал всю историю, и, по его словам, никакого «мог быть» тут нет – заключённый был невиновен. Правда ли это? Триг считает, что правда, учитывая источник.

«То, о чём ты думаешь, – безумие», – говорит он себе. И это правда. «Если ты сделаешь это – пути назад не будет», – говорит он себе. И это тоже правда. «Если начнёшь, придётся идти до конца», – говорит он себе. И это – самая настоящая правда.

Мантра его отца: нужно дожимать до горького конца. Не дрогнуть. Не отвернуться.

А… каково это будет? Каково это – делать такие вещи?

Ему нужно ещё подумать. Не только чтобы прояснить, на что он решается, но и чтобы поставить между тем, что он узнал от Бакайского Брэндона (а также из этой статьи), и поступками – ужасами – которые он, возможно, совершит, временной буфер, чтобы никто не связал одно с другим. Он вспоминает заголовок статьи о молодом человеке, который нашёл украденную собаку. Он был предельно прост: «НАЙДЕНА!»

А Триг может думать только о том, что он потерял, что он сделал и какое возмещение должен принести.

Сейчас апрель. В городе Вторая Ошибка на Озере наконец тает последний снег.

Иззи Джейнс стучит костяшкой пальца по двери кабинета лейтенанта – формально – и заходит, не дожидаясь ответа. Льюис Уорик откинулся на спинку кресла, положив одну ногу на угол стола, а руки – сцепив на животе. Выглядит так, будто он медитирует или мечтает наяву. А может, так оно и есть – кто знает. Завидев Иззи, он выпрямляется и ставит ногу обратно на пол, как положено.

– Изабель Джейнс, лучший детектив. Добро пожаловать в мою берлогу.

– К вашим услугам.

Кабинету она не завидует – прекрасно знает, сколько там бюрократического дерьма, а прибавка к зарплате настолько ничтожна, что её можно считать символической. Её устраивает скромный кабинет внизу, где работают ещё семеро детективов, включая её нынешнего напарника Тома Атту. Вот чему Иззи действительно завидует – так это креслу Уорика: с высокой спинкой, поддерживающей позвоночник, и возможностью откинуться назад – прямо создано для медитации.

– Чем могу быть полезна, Льюис?

Он достаёт с стола деловой конверт и протягивает ей.

– Можешь высказать мнение. Просто так, неофициально. Касайся конверта спокойно – его держал кто угодно: от почтальона до Эвелин внизу, и бог знает кто ещё. А вот записку, возможно, стоит снять на отпечатки. Зависит от того, что скажешь.

Конверт подписан печатными заглавными буквами: ДЕТЕКТИВУ ЛЬЮИСУ УОРИКУ, 19 КОРТ-ПЛАЗА. Ниже – город, штат и индекс, а ещё ниже, ещё крупнее: КОНФИДЕНЦИАЛЬНО!

– Что я скажу? Ты начальник.

– Я не перекладываю ответственность – это моё дело, – сказал Уорик. Но я уважаю твоё мнение.

Конверт уже вскрыт. Обратного адреса нет.

Она аккуратно разворачивает единственный листок внутри, держась за края. Сообщение почти наверняка было напечатано на компьютере.

Кому: Лейтенанту Луису Уорику

От: Билл Уилсон

Копия: Начальнику полиции Элис Пэтмор

Я считаю, что к правилу Блэкстоуна должно быть добавлено уточнение. Я полагаю, что невиновные должны быть наказаны за бессмысленную смерть невиновного. Следует ли казнить тех, кто стал причиной этой смерти? Думаю, нет, ведь тогда они исчезнут, и страдания за содеянное прекратятся. Это верно даже в том случае, если они действовали из лучших побуждений.

Им нужно осознать, что они сделали. Им нужно «пожалеть о дне», когда это произошло.

Имеет ли это для вас смысл? Для меня – да, и этого достаточно.

Я убью 13 невиновных и 1 виновного.

Те, кто стал причиной смерти невиновного, тем самым испытают страдания. Это акт ИСКУПЛЕНИЯ.

Билл Уилсон

– Ого, – говорит Иззи. Всё ещё осторожно, она складывает записку и убирает её обратно в конверт. – Кто-то надел свои сумасшедшие штаны.

– Именно так. Я загуглил «правило Блэкстоуна». Там сказано...

– Я знаю, что там сказано.

Уорик снова закидывает ногу на стол, на этот раз сцепив руки за головой.

– Просвети.

– Лучше отпустить десять виновных, чем наказать одного невиновного.

Льюис кивает.

– А теперь – «Двойной риск», где счёт действительно может измениться. О каком невиновном человеке может идти речь у нашего сумасшедшего?

– Навскидку скажу – Алан Даффри. Его пырнули в прошлом месяце в «Биг Стоун». Умер в лазарете. Потом этот подкастер, Бакайский Брэндон, начал раздувать, и появилась статья в газете. Две, ещё и про того парня, который признался, что подставил Даффри.

– Кэри Толливер. Схватил раковую палочку – поздняя стадия рака поджелудочной. Захотел облегчить совесть. Сказал, что нехотел, чтобы Даффри умер.

– Значит, это письмо не от Толливера.

– Вряд ли. Он в больнице Мемориал Кинера, сейчас на финальном круге.

– Признание Толливера – как запирать конюшню после того, как лошадь уже угнали, не так ли?

– Может быть, да, а может, и нет. Толливер утверждает, что признался ещё в феврале, через пару дней после того, как узнал о диагнозе. Но ничего не произошло. А потом, когда Даффри убили, он пошёл к Бакайскому Брэндону, тому самому Изгою радиоэфира. Помощник окружного прокурора Аллен говорит, что всё это – жалкое желание привлечь внимание.

– А ты как думаешь?

– Думаю, в словах Толливера есть доля правды. Он говорит, что хотел, чтобы Даффри отсидел пару лет. Говорит, что настоящим наказанием было бы внесение в Реестр.

Иззи понимает. Даффри не мог бы жить рядом со «зонами безопасности» для детей – школами, площадками, парками. Ему было бы запрещено переписываться с несовершеннолетними, кроме собственных детей.

Запрещено иметь порножурналы или доступ к порноконтенту в интернете. Он был бы обязан уведомлять надзорного офицера при смене адреса. Национальный реестр сексуальных преступников – это пожизненный приговор.

Если бы он выжил.

Льюис подаётся вперёд:

– Правило Блэкстоуна в сторону, оно мне, если честно, не очень понятно. Нам нужно беспокоиться по поводу этого Уилсона? Это реальная угроза или пустое сотрясание воздуха? Как ты считаешь?

– Могу я подумать?

– Конечно. Потом. А сейчас что говорит твоя чуйка? Только между нами.

Иззи задумывается. Могла бы спросить, высказывалась ли начальница, шеф Пэтмор, но это не в её стиле.

– Он сумасшедший, но не цитирует Библию или «Протоколы сионских мудрецов». Не страдает от синдрома шапочки из фольги. Может быть, просто чудик. А может – угроза. Скорее всего, кто-то близкий к Даффри. Я бы сказала – жена или дети, но у него их не было.

– Одинокий волк, – говорит Льюис. – Аллен делал на этом акцент на суде.

Иззи и Том хорошо знают Дага Аллена, одного из помощников окружного прокурора округа Бакай. Партнёр Иззи зовёт его «Голодным-Голодным Бегемотом» – в честь настольной игры детей Тома. Амбициозный, другими словами. Что также говорит о том, что Толливер мог говорить правду. Амбициозные помощники окружного прокурора не любят, когда приговоры отменяют.

– Даффри не был женат, а что насчёт партнёра?

– Нет, и если он был геем, то тщательно скрывал это. Ни слухов, ни сплетен. Главный кредитный специалист в банке «Фёрст Лейк Сити». И мы предполагаем, что речь об Даффри, но без конкретного имени… – Может быть, это кто-то другой.