Трент медленно, пядь за пядью, полз, не обращая внимания на острые камни и колючки. Когда до часового оставалось не более двух метров, тот вдруг потянулся к поясу. Трент подумал было, что он что-то почувствовал, но кубинец вынул из кармана табак и бумагу и стал свертывать папиросу. Это было как нельзя кстати. Трент приготовился к прыжку. Затем сделал глубокий вдох и, продвинувшись вперед, застыл в ожидании. Кубинец чиркнул спичкой.., и тут Трент, распрямившись, как пружина, прыгнул вперед. Левой рукой он с силой ударил кубинца в лицо, не дав ему закричать, а пальцами правой схватил за горло. Тот потерял сознание и повалился на бок.

Трент поступил с ним так же, как с молодым солдатом на берегу, – разрезал штанины брюк на полосы и крепко связал, а затем оттащил за ноги в кусты, чтобы не было ни слышно, ни видно из хижины.

Трент представил себе, в каких направлениях первые двое часовых должны были вести наблюдение. Тот, что засел на огороде, охранял заднюю сторону хижины, следил за дверью и сектором гор, вероятно, время от времени посматривая назад – туда, где находились другие посты. Единственное направление, которое скорее всего оставалось вне его наблюдения, – это сектор моря, где Трент уже обезвредил часового.

С вершины песчаной косы хижина хорошо просматривалась. Из трубы по-прежнему вился дым. Спустя некоторое время снова появилась та же женщина и встала, опершись на столбик веранды в дальнем ее конце. Левой рукой она безмятежно почесывалась – этот жест, видимо, должен был убедить возможного наблюдателя, что поблизости никого нет. Затем зевнула, сладко потянулась и пошла обратно в дом – спать, конечно, должен был подумать любой, кто наблюдал эту сцену.

Трент перекинул через плечо автомат, подобрал ремень кубинца и, спустившись с откоса, вошел в море. Идя по шею в воде и держа автомат над головой, он обошел выступавшую в море скалу и снова вышел на берег. Вскарабкавшись по скале, проскользнул в заросли кустарника, росшего на склоне холма позади огорода, и остановился передохнуть и отдышаться. Затем для маскировки натер лицо и руки глиной; прежде чем сделать шаг вперед, расчистил землю перед собой от сучков и сухих листьев. Всему этому его за долгие годы выучил суровый учитель, имя которому – Смерть. То, что он остался в живых, свидетельствовало о высоком мастерстве, а правила здесь были простые: полная сосредоточенность, абсолютная бесшумность движений, контроль за дыханием, точный расчет.

Пробираясь задворками, Трент заметил часового, когда подошел уже почти вплотную. Кубинец лежал на краю огорода в небольшой ямке, откуда хорошо просматривался задний ход. Автомат он держал рядом, а сам читал книгу.

Трент отложил в сторону автомат. Пришлось немного отступить, чтобы не оказаться в пределах бокового зрения кубинца, и выдержать точную дистанцию. Он тихо поднялся на ноги и неподвижно замер на фоне кустарников и деревьев.

В проеме двери вдруг появилась тень крупного мужчины. Тускло блеснул металл – видимо, автомат. Трент застыл в неподвижности – над ухом запищал москит и сел ему на щеку, но он даже не сморгнул и не шелохнулся.

Человек в доме дважды постучал ботинком по полу, и часовой, оторвавшись от книги, подал ему ответный сигнал рукой. Тень исчезла. У Трента по вымазанному глиной лицу стекали капли пота. Сделав шаг вперед, он прыгнул на спину часовому, обрушившись на него всей тяжестью, – тот не успел и ахнуть. Нащупав у него на шее сонную артерию, Трент надавил на нее. Кубинец потерял сознание. Трент действовал как автомат: засунул ему в рот кляп, сделанный из его же рубахи, связал руки и ноги ремнями. Надо было торопиться – в любой момент мог кто-нибудь появиться.

Бросив автомат, он пробежал почти сорок метров вдоль зарослей кустарника, затем свернул за угол, прокрался через огород и вышел к курятнику. Куры заквохтали, когда он перескочил через проволоку загородки. Трент схватил одну курицу, и, раздвинув проволоку, просунул туда ее голову. Курица отчаянно закудахтала.

В двери подошел кубинец; увидев застрявшую в загородке курицу, он выругался и выскочил из дома. В этот момент Трент свалил его точным ударом по шее, заткнул рот кляпом и связал. Затем, схватив в каждую руку по три цыпленка, вышел из-за загородки курятника и, подойдя к двери, лег возле крыльца на землю.

Женщина находилась где-то рядом. Вскоре он услышал легкий звук – это были даже не шаги, а легкий скрип половой доски справа – на той же стороне, где находился и он. Тогда он швырнул цыплят в дверь и стремглав ворвался в дом вслед за ними. Женщина испуганно отбивалась от цыплят, хлопавших крыльями прямо перед лицом. Трент нырнул ей под ноги, и она опрокинулась на пол. Падая, она выронила винтовку и закрыла лицо руками. Трент отшвырнул винтовку в угол хижины, затем перевернул женщину на живот и связал ей руки. Она отчаянно пиналась и изрыгала дикую брань, а он уговаривал ее не впадать в истерику.

Но она вовсе не паниковала, а сопротивлялась всеми доступными способами: пыталась пнуть его или укусить побольнее за любую подвернувшуюся часть тела. Он связал ей ремнем от винтовки ноги и перевернул на спину. Юбка у нее задралась, обнажив ляжки, и одна грудь нахально вылезла из топика.

Она визжала и плевалась, ругалась на чем свет стоит и извивалась на полу, по-видимому, надеясь, что ее услышат – либо часовой с огорода, либо тот, что наблюдал за морем, – и придут на помощь. Все это выглядело несколько театрально.

– Никто из них не пострадал, – объяснил Трент. – Я просто связал их.

Он вышел проверить, надежно ли связан кубинец, который лежал во дворе, и заодно оттащил его в тень.

Теперь ему нужно было спуститься к лодке, но прежде он зашел в дом. Женщина молча смотрела на него – ее боевой дух иссяк.

– Я забираю лодку, – предупредил Трент. – Ты отвечаешь за нее?

– Нет – теперь отвечаешь ты.

– Ты понимаешь, о чем я спрашиваю?

– Да, раньше за нее отвечала я. После пережитых волнений Трент с трудом заставлял себя думать. Его бесила мысль, что он дал себя использовать. И все-таки он все время вспоминал трещины на дверях кубрика «Красотки». Наверно, ребята-новозеландцы страшно кричали, когда пытались спастись с тонущего судна.

Он ужасно устал. Его взгляд притягивала лодка, стоявшая у ступеней. Женщина ждала, что будет дальше. Трент прекрасно понимал, что когда сюда прибудут кубинцы, она расскажет все до последней детали, до последнего слова, но ему было все равно.

Эстобан Тур уехал на рассвете с поста береговой охраны, чтобы проверить свою западню. Весь день Родди ждал известий о поимке Трента. Чтобы находиться рядом с телефоном, он натянул гамак между столбами у помещения сержанта береговой охраны. С рассвета ветер постепенно крепчал, и теперь, поздним вечером, порывы усиливались до шести баллов. Ветер разогнал москитов, и Родди отлично выспался.

Вероятно, его разбудил резкий скрип автомобильных тормозов. Из темноты выбежал небритый Эстобан в своем бесформенном костюме, напоминая медведя-шатуна. По лицу струился пот, на пиджаке под мышками расплывались темные пятна, три верхние пуговицы на рубашке были расстегнуты, узел галстука болтался на груди. Тяжело дыша, он направился к террасе.

– Этот сукин сын – гринго – ушел от нас! – заорал он, в ярости молотя кулаком по воздуху. – Мы уже было почти поймали этого мерзавца!

Он схватил Родди за ворот и вытащил из гамака. Не в силах сдержать гнев, он с силой толкнул кофейную чашку – она ударилась о стену и разбилась вдребезги.

– Господи Иисусе, – причитал Эстобан, колотя кулаком по колену и по столбу веранды. – Ты только подумай… Десять лет я ждал, когда наконец достану эту сволочь, а эти придурки позволили ему уйти из западни.

Обессилев, Эстобан упал в гамак, свирепо вращая глазами.

– Их было двое – Трент и девушка, – воскликнул он хриплым от бешенства голосом. – Представь себе, какой позор! – Он схватил Родди за руку:

– Обещай, что никто об этом не узнает.