ГОВОРЯТ… Барбюс обиделся — чего, мол, ради критики затеяли спор пустой? Я, говорит, не французский Панаит Истрати, а испанский Лев Толстой. Говорят, что критики названия растратили — больше сравнивать не с кем! И балканский Горький — Панаит Истрати будет назван ирландским Достоевским.
Говорят — из-за границы домой попав, после долгих во́льтов, Маяковский дома поймал «Клопа» и отнес в театр Мейерхольда. Говорят — за изящную фигуру и лицо, предчувствуя надобность близкую, артиста Ильинского профессор Кольцов переделал в артистку Ильинскую. ТЕОРЕТИКИ С интеллигентским обличием редьки жили в России теоретики. Сидя под крылышком папы да мамы, черепа нагружали томами. Понаучив аксиом и формул, надевают инженерскую форму. Живут, — возвышаясь чиновной дорогою, машину перчаткой изредка трогая. Достигнув окладов, работой не ранясь, наяривает в преферанс. А служба что? Часов потеря. Мечта витает в высоких материях. И вдруг в машине поломка простая,— профессорские взъерошит пряди он, и… на поломку ученый, растаяв, смотрит так, как баран на радио. Ты хочешь носить ученое имя — работу щупай руками своими. На книги одни — ученья не тратьте-ка. Объединись, теория с практикой! РАЗГОВОР С ТОВАРИЩЕМ ЛЕНИНЫМ Грудой дел, суматохой явлений день отошел, постепенно стемнев. Двое в комнате. Я и Ленин — фотографией на белой стене. Рот открыт в напряженной речи, усов щетинка вздернулась ввысь, в складках лба зажата человечья, в огромный лоб огромная мысль. Должно быть, под ним проходят тысячи… Лес флагов… рук трава… Я встал со стула, радостью высвечен, хочется — идти, приветствовать, рапортовать! «Товарищ Ленин, я вам докладываю не по службе, а по душе. Товарищ Ленин, работа адовая будет сделана и делается уже. Освещаем, одеваем нищь и о́голь, ширится добыча угля и руды. А рядом с этим, конешно, много, много разной дряни и ерунды. Устаешь отбиваться и отгрызаться. Многие без вас отбились от рук. Очень много разных мерзавцев ходят по нашей земле и вокруг. Нету им ни числа, ни клички, целая лента типов тянется. Кулаки и волокитчики, подхалимы, сектанты и пьяницы,— ходят, гордо выпятив груди, в ручках сплошь и в значках нагрудных… Мы их всех, конешно, скрутим, но всех скрутить ужасно трудно. Товарищ Ленин, по фабрикам дымным, по землям, покрытым и снегом и жнивьём, вашим, товарищ, сердцем и именем думаем, дышим, боремся и живем!..» Грудой дел, суматохой явлений день отошел, постепенно стемнев. Двое в комнате. Я и Ленин — фотографией на белой стене. |
