В будущем весь этот разноплеменной конгломерат станет называться Священной Римской империи германской нации и просуществует в том или ином виде до начала XIX века. Но именно сейчас уже несколько римских пап, избранных епископами на соборе, противопоставлялись папам римским, выбранным опять же на соборе, но уже организованном императором. Епископы же и клирики, прежде всего аббаты монастырей Европы, каждый из которых был довольно влиятельной хозяйственной единицей, в зависимости от того, подчинялись ли они назначенным императором епископам или же тем, которых назначал папа римский, тоже разделились. Правда, здесь тоже была своя политика, и некоторые переходили из одного лагеря в другой, заключали союзы, шли на компромиссы. Но, видимо, именно этот клирик был за императора.

-Арелат – это Италия или Франция? – тихо уточнил Александр

-Ни то ни другое. Это королевство Бургундия между ними. Его ранее называли Арелат, по имени столицы, города Арль. – пояснил Элезар, вздохнул и обратился к настоятелю:

-Ну ладно. Пусть всё так, как вы говорите, но это лишь означает, что нам надо держать путь в земли франков, а вот всё, что касается коня, остаётся действительным и истиной. Или вы хотите поссориться с его преосвященством Сигвардом и князем Генрихом?

Священник задумался, а стражники, которых он, видимо, привлёк к "поимке вора с поличным", уже откровенно заскучали и делали вид, что просто так стоят здесь и дышат воздухом. Встревать в разборки им совершенно не хотелось, так как очевидным преступлением здесь не пахло.

-А кто ещё может подтвердить сказанное вами?

-Да я думаю, что любой торговец или путник из Любека, кто там был в те дни или после. А, вообще-то, легко послать гонца в Любек, который подтвердит всё сказанное.

-Хорошо, я отказываюсь от обвинений – мысль принести извинения настоятелю даже в голову не пришла – А коня сведите в конюшню. Пусть конюх посмотрит, не испортили ли вы этого красавца.

-А чем может быть подтверждено, что это ваш конь, святой отец? Он принадлежал хускарлу князя Генриха и был получен мной в честном поединке. Ни о каком посланце из вашей церкви я понятия не имею и конь тоже – расслабившись и откровенно издеваясь спросил Элезар, погладил по морде коня и тот всхрапнул, как бы подтверждая, что тоже понятия не имеет, о чём говорит церковник.

Клирик аж задохнулся от возмущения, и его подбородки затряслись как гребешки у боевитого петуха.

-Да я! Да вы! Схватить их! – заорал он.

Стражники было перехватили копья, но их старший, видимо, десятник, поднял руку вверх.

-Спокойно. Никто никого не хватает! Если вы, святой отец, хотите обвинить этого юношу в присвоении вашего имущества, то зовите господина Лантберта, пусть официально вызывают его в суд. Если бы мы взяли вора на месте преступления, то разобрались бы немедленно. Но в этом случае я не вижу повода к аресту посланника епископа Сигварда. Или они есть?

- Но он же не хочет отдавать коня!

- И потому я вижу, что у вас есть спор, который может быть разрешён судом. Но сначала его нужно официально туда вызывать, для чего вам и нужен судебный исполнитель господин Лантберт. А я ничего не могу сделать – терпеливо объяснил возмущённому клирику ситуацию стражник. Однако тот уже и сам понял, что признав публично, что юноша говорит правду, перевёл спор из так сказать публичной сферы в частное обвинение, и у него уже мелькали даже мысли о том, не перейдёт ли спор в разрешение епископа. И если перейдёт, то не придётся ли отправлять вопрос на суд как раз епископа Сигварда, а не местного. Но отступать ему не хотелось. Священник, что называется, уже закусил удила.

-А если они просто сбегут за это время? Судебный исполнитель никуда не пойдёт в воскресенье!

-Вы собираетесь сбега́ть? – обратился стражник к путникам.

-Пф-ф, так они и признались. Исчезнут тут же! — проворчал настоятель, но стражник не обратил на это никакого внимания.

-Не беспокойтесь, никуда мы бежать не собираемся. Передохнём и дождёмся окончания этого спектакля. Поселимся пока что где-нибудь в городе. Гостеприимством вашего прекрасного храма мы злоупотреблять не будем – улыбнулся Элезар.

-Да уж ещё бы. Чтобы ноги вашей тут ни было! – снова взъярился настоятель.

-Не ноги, ни копыт, уважаемый — снова осклабился франк.

Дальнейшие крики снова разбушевавшегося настоятеля путешественники слушать не стали и удалились в сопровождении стражников, с которыми завязался вполне благожелательный разговор о новостях, возможном месте для ночлега и видах на урожай.

Поселились все трое в пристройке у одного из стражников. Собственно это скорее был сарай, но мягкого сена там было в достатке, было сухо, а стены защищали от ночной прохлады. Всего этого было абсолютно достаточно, тем более плата была чисто символической. Аглаека тоже поселили вместе с собой. Как выразился Александр «мы в ответе за тех, кого приручили». И эта фраза так понравилась Элезару, что он постоянно поминал её к месту и не к месту. Кроме того, Александр хотел присмотреть за неугомонным паломником, чтобы тот ни выкинул очередной фортель со своими проповедями. Город-то христианский, да уж больно щекотливая ситуация у них здесь возникла, а что именно будет вещать на своих проповедях Аглаек, заранее сказать, по-моему, не мог даже он сам. «Божественное вдохновение». Так называл свою болтовню этот мошенник.

Хотя особой мудрости от простого бывшего крестьянина, как они сумели выяснить, можно было и не ожидать. Аглаек и правда бывал в Иерусалиме и даже во множестве монастырей по всей Европе, был даже в Константинополе и Риме, но от этого не стал ни образованнее, ни умнее. Впрочем и глупцом его было не назвать. Противоречивая в общем личность, по мнению Александра. Например паломник чего-то по верхам нахватался и даже мог цитировать отдельные места из Святого Писания, причём на латыни, что во многих местах считалось достаточным признаком огромной учёности.

Всё время, пока они устраивались, ужинали за домом стражника наблюдал не скрывающий своих действий монах. Видимо, настоятель всё же решил приставить соглядатая, не надеясь на честность обвиняемых в воровстве. Предложение Александра прогуляться по городу, было отвергнуто как нерациональное. И так было понятно, что в этой, пусть и огромной, но по сути деревне, смотреть совершенно не на что. А грязь посреди улиц отбивала всякое желание месить её в поисках хоть чего-то интересного. Поэтому оставшуюся часть дня они посвятили в основном тренировкам и болтовне, во время которой продолжали обучения языкам.

На следующее утро во двор заехал господин на невысоком вороном коне. При том что особо толст он не был, его живот выделялся прямо-таки огромными размерами, словно он проглотил глобус. Только только завершивший в корыте утренний моцион Александр тут же подумал о болезнях пищеварения и сопровождающем нередко подобные недуги скверном характере, как тот тут же был проявлен гостем:

-Эй ты, плебей, кто здесь посланник епископа Сигварда Элезар? Позови своего господина!

Не то, что бы Александр был гордецом, но и ездить на себе никогда никому не позволял, а потому такое презрительное обращение его задело.

- Слугу своего будешь посылать по заданиям! Слезь со своей лошади, да ножками изволь в сарай проследовать. Там тебя примет Элезар. Или не примет. Это как он сам решит.

-Что?! Да как ты со мной разговариваешь, раб?!

Надо сказать, что Александр услышал и понял совершенно правильно сказанное этим беременным мужиком. Тот использовал немецкое слово «раб» —«серв», которое звучало почти как латинское слово «раб»—«сервус», а не современное монаху из будущего немецкое «раб» — «склаве». Впрочем, Александр уже отметил для себя, что современный немецкий очень много заимствовал из вульгарной латыни даже в этих землях, которые собственно к той старой Римской империи отношения не имели. Сюда империя просто не смогла дойти. Но Германцы сами пришли в слабеющую и разваливающуюся империю, завоевав Галлию уже более полутысячи лет назад и с тех пор, заимствовав многое от бывших хозяев тех земель. Однако славянами же пока в основном называли именно свободных славян, а не рабов. Слияние слов славяне и рабы произойдёт позже, когда Вагрия и другие славянские земли окончательно падут под пятой немецких феодалов. Хотя в среде работорговцев слово «славяне» и «рабы» уже сейчас иногда считалось синонимом из-за обилия "живого товара", поставляемого со стороны, находящихся в вечных междоусобицах племён. Однако в данном случае у Александра не возникло сомнений, что говоривший хочет его оскорбить и унизить, а не просто как-то угадал его национальную принадлежность. От внезапной злости Александр даже перешёл на великий и могучий.