Ключ висел на уровне нижней полки. Князь, опустившись на колени, сгреб с полки все добро на пол, снял полку и, простукав заднюю стенку, быстро нашел пустоту. Сам лаз был узкий, надо было ползти, но всего-то полметра. Внутри под землей обнаружился подвал два на три метра, довольно низкий – приходилось нагибаться, но сидя было просторно. Стены отделаны кирпичом и выкрашены известью, пол под деревянным настилом, но с щелями, можно сливать вниз, прямо на глину. Было душно, но терпимо, вентиляция была, и даже стояло ведро с негашеной известью для поглощения испарений.

Князь затеплил керосинку за толстым стеклом, все осмотрел, обнюхал, остался доволен. Все было сделано по уму.

Он работал теперь по ночам, когда Наталья наконец дорисовывала свои индийские веселые картинки… нет, честное слово, вот лгунья! Перо у нее быстрое, точное, чертовски талантливое, ей любую стилизацию создать – на раз плюнуть, левой рукой и не глядя. А как ломается, как набивает себе цену, припоминает все обиды, заставляет умолять – знакомо, все знакомо. Андрей даже пожалел эту директрису.

Хотя жалеть надо было себя, он все обшарил – и ни следа клише не нашел. А они были, ведь как-то себе документы «папенька» выправлял. Заново попытаться сделать Андрей не решался, подработать готовую форму еще куда ни шло, но создать что-то заново – нет, не сможет.

Надо любой ценой вырвать у ведьмы клише. Паспорт нужен срочно и позарез, и не столько для того, чтобы со всем табором махнуть в Крым. Ему не жалко, может отвезти, только пусть там и остаются, а ему дорога на Константинополь, а там в Марсель, а там как Бог даст.

Конечно, Наталье этого знать не положено, заподозрит – и все пропало, может и сдать, как уже было. Что за баба? Ведь она его обожает, это бесспорно. Хороша гадина. До боли в печенках красивая, но лживая, двусмысленная, хитрее лисы, упрямее ослицы. Какие слова говорит, как тает в руках, плачет от счастья, лепечет глупо, по-бабьи, приводит в дикий восторг – но ни гу-гу о деле.

Что ж, пободаемся, кто упрямее. Пока сыт, крыша над головой, кровать и прочее… «Все придет к тому, кто умеет ждать. Обождем, а пока займемся хлебом насущным».

Андрей затеплил керосинку, не опасаясь демаскировки. Окна на этой половине лично им были заколочены и занавешены самым толстым одеялом, которое удалось отыскать в курятнике. Детское одеяло. У Натальи тут какая-то баба с ребенком квартирует. Что за тетка, когда вернется? Хотя, когда бы ни собиралась, ему это на руку. Приедет квартирантка, а тут занято – скандал выйдет, чужой человек на твоей площади, шутка ли? Дойдет до ментов, а Наталье это точно ни к чему. Пусть и с этой стороны ее поджаривает.

Так, об этом потом. Для тонких работ первым делом надо очистить голову, чтобы руки не дрожали.

Он проник в «кабинет», прикрыл за собой лаз. Устроился за столом, положив на столешницу надежно локти. Клише для десятирублевок требовало доработки. Еще в прошлый раз ему показалось, что портрет вождя получился неидеальным, надо доработать контуры, скорректировать глубину линии. Да и цвета теперь ему не нравились, серый для портрета получался, на его искусствоведческий глаз, чрезмерным, кричащим.

«Цвета-то нестрашно, – решил он, – пообтрется, походит по руками и полиняет. Это мне видно, другие и не различат. А вот глаз. Ну-ка…»

Князь натянул лист бумаги на клише, осторожно нанес краску, следя, чтобы она равномерно заполнила все углубления, затем аккуратно опустил сверху второй лист, читая про себя «Отче наш», чтобы не торопиться, начал катать валиком. Он ведь спокоен, спокоен абсолютно, почему же стучит в ушах, как в шахте?

Наконец он отделил бумагу от клише, осмотрел новенький оттиск, влажный, блестящий. «Вроде ровно? Нет, картавая сволочь, снова косит, и серый… ну яркий он, аж глаз режет. Дерьмо пигменты, точности не жди. Но на это-то как раз плевать. А вот косоглазие исправлять надо».

Упрямый этот ленинский прищур, проще оказалось сымитировать водяные знаки, чем исправить изъян вождя мирового пролетариата. И снова Князь взялся за резец. Удивительно, сколько скотской, тяжелой работы на зоне было, а пальцы все равно хранили гибкость. Не такую, как у Введенских, но вполне, вполне…

Время остановилось или, напротив, бежало быстрее, чем у честных трудяг, которым через час на пахоту. Сколько прошло этих минут, часов, веков – долго ли коротко ли, но на этот раз Андрей, как ни присматривался, придраться ни к чему не мог. Глаз точно встал на место, а серый цвет перестал «вопить». Можно штамповать, а там уж в спокойную голову обязательно придет вариант, как провести обменную операцию.

Пот лил, но он, заложив руки за голову, с наслаждением и треском потянулся: «Первое число совсем скоро, значит, снова потащатся разносить пенсионерам гроши. Можно и повторить, по старой схеме, без тупого балласта, без дурновкусицы и пальбы. Почему бы не прямо тут? Если все по-умному организовать, никому не придет на ум искать тут, в округе. Продумать что попроще, оптимально – в уединенном месте, один на один с почтальоном. А может, и тут у них все еще бабы почтальоны – тем лучше, материал знакомый». Обдумывая детали возможной операции, Андрей не заметил, как заснул, и очнулся оттого, что было дико душно. Все-таки старая вентиляция не была рассчитана на такие длительные смены.

…Со своей половины Князь слышал, что Соня убежала куда-то со своей нянькой, смешной долговязой девчонкой, как ее там… Светка. Знакомая мордочка, вроде бы встречались, может, даже в музее?

Наталья пыхтела над своими индийскими мотивами – ишь ты, видно, увлекла ее задача. Подняла колдовские глаза, улыбнулась:

– Ты что-то рано сегодня. Чаю?

– Спасибо. – Князь взял ее руки и, поочередно целуя, сообщил мимоходом: – Я, Наташенька, чаю пить не стану. Мне на почту надо.

Расчет оправдался, она моментально ощетинилась:

– Что за новости, какую почту?

Андрей изобразил сомнение:

– Я даже не знаю теперь, где тут ближайшая.

– Никуда ты не пойдешь. Ты с ума сошел?! Тут каждый человек как на ладони, увидят!

– Так что же?

– Если знакомых встретишь?

– Неужели я так хорошо сохранился?

– Довольно! Сиди дома. Что тебе надо на почте? – И тотчас уперла руки в боки, как сердитая прачка. – Или на разведку собрался?

– Какую разведку, что ты?

– Дуру из меня не делай! Вся Москва гудит: почту у Лосиного острова ограбили двое, один по-французски говорит!

– Охота слушать бабьи россказни, – упрекнул Князь. – Я по-французски сто лет не говорил.

– Андрей!

– Да я перевод сделать хочу, всего-то!

– Какой перевод, кому?

– Вот, изволь: десять рублей, вот сюда, – Андрей выложил на стол клочок бумаги, – и квитанцию не забудь.

Наталья, задрав брови, прочла:

– «Назначение перевода: Фонд помощи художникам, пострадавшим от войны… добровольное пожертвование на приобретение материалов для художника А. И. Футикова»… Ты шутишь, что ли?

Князь укорил:

– Тебе не угодишь. Неблагородно с твоей стороны. Я что же, не способен к сочувствию?

Наталья криво усмехнулась:

– Ты на все способен. И просто так ничего не делаешь. Говори: зачем?

– Желаю помочь ближнему.

– Понимаю. Тебе не квитанция нужна, а оттиск печати. Снова спрашиваю: зачем?

Андрей, чуть помолчав, проникновенно заметил:

– Очень плохо, когда жена умнее мужа. Это порождает диссонанс и желание устранить его, физически.

– Что это значит?

– Голову оторву… Так что же, идешь или мне самому?

Наталья уже убирала работу, накидывала платок.

– Нет уж. Сиди дома.

– Все дома да дома, – с шутливой капризностью посетовал Князь, – а ведь у меня без моциона наступит нехватка кислорода, и я потеряю последний сон.

– В аптечке этинал.

Андрей восхитился:

– Надо же. Откуда?

– Не твое дело! – огрызнулась она уже с порога.

– Да, и конвертик купи заодно, – попросил он вдогонку.

…Вскоре она принесла и квитанцию, и конверт.