— Чёрт! — вскрикивает она и оборачивается. Она узнаёт меня и, кажется, расслабляется. По крайней мере, немного. — Я думала, что в этом кабинете никого нет. — Её голос хриплый, как будто она кричала, но это придаёт ему страстность. — Я мокрая.

Должно быть, я издаю какой-то звук, но не двигаюсь ни на дюйм.

— Прости, я имела в виду потная. — Она прикусывает нижнюю губу, и я с трудом сглатываю.

Её тёмные глаза не отрываются от моих, и я задаюсь вопросом, может ли она читать мои мысли. Потому что она — воплощение всех моих фантазий.

— Ты студентка. — говорю я с укором, и она прищуривается.

“Ты учитель”, - огрызается она в ответ.

«Я тренер». Понятия не имею, почему я говорю это так, будто есть разница.

“ Мне восемнадцать.

— Хорошо для тебя. — Энергия между нами нарастает, пока мы смотрим друг на друга. Слава богу, она совершеннолетняя, но всё ещё студентка. Мне нужно уйти отсюда. Огонь внутри неё чертовски горяч. — Мне нужно идти.

“ Тогда уходи. ” Она с вызовом вздергивает подбородок.

Я представляю, что бы случилось, если бы я остался с ней в этом тёмном кабинете. Позволила бы она мне поцеловать эти полные губы, о которых я мечтаю? Смог бы я снять с неё бюстгальтер и попробовать на вкус её соски? Как долго я мог бы вылизывать каждый сантиметр её тела, чтобы нас никто не услышал? Когда я погружу лицо в её киску, будет ли она на вкус такой же невинной, какой кажется?

— Ты не можешь никому об этом рассказать. — Я говорю это как приказ, потому что мой самоконтроль на грани срыва. Я не могу потерять эту работу. Мэйсон рассчитывает вернуться на неё в следующем году. — Пожалуйста, — я изо всех сил стараюсь смягчить приказ. — Ты можешь забыть об этом?

Она не пытается прикрыться или спрятаться от меня, когда отходит в сторону. Теперь ничто не мешает мне покинуть этот кабинет, но мои ноги не слушаются того, что кричит мой разум.

— Я обещаю не доносить на тебя, — от её голоса по моей коже пробегает горячая дрожь. — Но я не могу пообещать, что забуду об этом.

Я смотрю в её тёмные глаза и, может, не должен ей верить, но верю. Спустя ещё десять ударов сердца я наконец подхожу к двери. Взявшись за ручку, я останавливаюсь, но не смею посмотреть на неё. Если я это сделаю, то не уверен, что смогу себя контролировать.

— Я тоже не собираюсь об этом забывать, — говорю я и закрываю глаза. — Я буду думать об этом каждый день до конца своих дней.

Мне приходится собрать все силы, чтобы тихо открыть дверь и выскользнуть из тёмного кабинета. Когда за мной тихо щёлкает замок, я направляюсь к парковке. У меня есть несколько часов до того, как мне нужно будет выйти на поле. До тех пор я планирую отправиться домой и провести это время, избавляясь от мыслей о ней.

Я не из тех, кто лжёт самому себе, но сейчас мне приходится это делать. Потому что, если я буду честен, мне придётся признать, что, хотя я и не знаю её имени, я никогда никого и ничего не хотел так сильно, как хочу её.

Глава Пятая

ЧАРЛИ

У нас есть несколько часов, чтобы убить время до игры, поэтому я веду Тинс в свою любимую закусочную. Клубничный коктейль всегда мне по душе, а сейчас мне, наверное, понадобится два, чтобы охладиться. Дело не в том, что костюм бобра меня перегревает, а в том, что произошло в том кабинете. Я постоянно прокручиваю в голове слова тренера Шей, и меня не отпускает мысль о том, что он считает меня привлекательной.

— На Среднем Западе нет закусочных. Если не считать «Вафельный домик», куда я не пойду, потому что в меню всего одна страница. — Тинс листает страницы меню, пока официант приносит наши напитки. — Не то чтобы мы ходили в «Вафельный домик». Моя мачеха скорее умрёт, чем позволит кому-то из нас зайти туда. — Она закатывает глаза, и я думаю, что впервые вижу её такой. Тинс всегда мила и ни о ком не может сказать ничего негативного.

“ Ты мало говоришь о своей семье.

— Ты тоже. — Тинс закрывает меню и кладёт его на стол.

“Мне нечего рассказывать”, - говорю я. “Мои родители умерли, и меня воспитывает дядя”. При упоминании о смерти моих родителей лицо Тинса смягчается. “Не надо меня жалеть. Я люблю своего дядю. Он участвует в моей жизни больше, чем когда-либо были мои родители”.

“Он тоже трудоголик?”

“Тоже?”

Тинс пожимает одним плечом. “Мой папа такой. Он всегда работает”.

“Это часто оставляет тебя с твоей мачехой?”

“Да”. Она вздыхает. “И ее дочь”.

“У тебя есть сестра?” Я впервые слышу об этом.

“Наверное, да. Она учится в колледже, но все еще живет с нами дома”. Она упоминает о них без улыбки, что необычно для Тинс.

Официантка возвращается, чтобы принять наш заказ, и прерывает разговор. Как только она уходит, Тинс меняет тему, и я позволяю ей. Я не люблю, когда меня подталкивают к разговорам о вещах, поэтому я не собираюсь делать этого с ней.

“Ты сегодня отлично поработала”.

“Все было в порядке”. Это было не так плохо, как я думала, но я все еще не хотела этого делать.

“Все было в порядке ?!” - повторяет она и качает головой. “Все тебя подбадривали. Они больше болели за тебя, чем за футбольную команду”.

«Это потому, что девяносто процентов из них не знали, что внутри была я», — говорю я, и Тинс отмахивается от моего комментария. Если кто-то и должен быть талисманом, так это она. С её бодростью и позитивом она отлично бы с этим справилась.

Нам приносят еду, и мы съедаем её. Как только мы уходим, я пишу Беннетту, чтобы спросить, куда мне идти. Когда он говорит мне встретиться с ним в раздевалке, примыкающей к футбольному полю, у меня внутри всё сжимается. Я хочу снова увидеть тренера Шей, но мне совсем не хочется видеть раздевалку для мальчиков.