Я подождал, пока закроется дверь, и стянул боксеры с ног. Покончив с делами, я заглянул в душ. Он был специально приспособлен для человека в инвалидном кресле. Мне не потребовалось бы много времени, чтобы добраться до него, а мне так хотелось помыться.

Я просто не думал, что смогу добраться от унитаза до сиденья в душе без посторонней помощи. Мои руки уже дрожали от напряжения, с которым я снимал боксеры. Я не думал, что у меня хватит сил залезть в душ, даже не воспользовавшись свисающим с потолка блоком.

Я мог сделать только одно, и это царапало меня, как лезвие бритвы.

Острой бритвы.

Я натянул боксеры на место и позвал:

- Стоун.

Дверь немедленно открылась, как будто мужик стоял там и ждал, когда я его позову.

- Не поможешь мне добраться до душа?

Взгляд Стоуна переместился на душ, а затем на ванну.

- А не проще ли было бы принять ванну?

- Возможно, но если я не помою голову, волосы встанут дыбом и устроят бунт.

Стоун кивнул и наклонился, чтобы подхватить меня на руки. Когда он подошел, чтобы опустить меня в ванну, я закричал:

- Стоун, что...

- Я сам вымою тебе волосы.

О, черт возьми, нет! закричал мой разум.

Мое тело ответило: О, да, черт возьми.

Черт.

- Ты все еще чувствуешь тошноту? - Спросил Стоун, усаживая меня в ванну и включая воду.

Все, что я мог делать, это сидеть и смотреть на мужчину.

- Син?

Я судорожно вздохнул.

Стоун перестал держать запястье под водой и поднес руку к моему лицу.

- Эй, все в порядке.

Все было далеко не в порядке, все быстро переходило в безумие.

- Тебя не тошнит? - Спросил Стоун.

Может быть.

Я покачал головой.

- Меня не тошнило с сегодняшнего утра.

- Хорошо, если тебя начнет подташнивать, дай мне знать. У меня чистое ведро прямо за дверью.

Я хотел, чтобы Стоун дал определение «подташнивать», потому что мой желудок превратился в один большой узел. Не такой, как в последние несколько дней, но все же узел.

- Снимай эти боксеры. Я пойду, принесу тебе чистые.

Я подождал, пока Стоун выйдет из ванной, прежде чем снять свои мокрые боксеры. Я бросил их в сторону душа, не желая класть сразу в корзину для белья, когда они мокрые насквозь. Я схватил с полки чистую мочалку и прикрыл обнажившийся пах как раз в тот момент, когда дверь открылась и вошел Стоун.

Он остановился и смотрел на меня достаточно долго, чтобы я почувствовал себя неуютно. Или, по крайней мере, еще более неуютно, чем сейчас.

Я всегда мечтал оказаться обнаженным рядом со Стоуном.

Но это было не совсем то, что я имел в виду.

Стоун бросил на стойку чистые боксеры и опустился на колени.

- Дай мне шампунь, а потом намочи волосы.

Боже, он звучал так бесстрастно.

Я судорожно сглотнул и откинул голову назад, пока не погрузился в воду по самое лицо. Одной рукой я держался за ручку, встроенную в борт ванны, а другой пытался убедиться, что мои волосы были гладкими и влажными.

Когда я снова сел, Стоун ждал меня с шампунем в руках. Я закрыл глаза, когда он начал втирать его в мои волосы. Только сжав губы так сильно, что они заболели, я удержался от стона.

Это было невероятно фантастическое ощущение.

Я знал, что Стоун на самом деле не хочет здесь находиться. Ему не нравилось, когда ему напоминали, что именно он посадил меня в инвалидное кресло. Вот почему я предложил эти еженедельные телефонные звонки. Это все равно позволило бы нам поддерживать контакт без необходимости встречаться лично.

Теперь у меня даже этого не было.

- Ладно, откинься назад.

Я схватился за ручки обеими руками и откинул голову назад, пока вода не коснулась моего лица.

Стоун навис надо мной так низко, что я чувствовал его дыхание на своем лице.

- Закрой глаза, Син.

Я снова сглотнул, на этот раз сильнее, и закрыл глаза. С каждым разом это становилось все труднее и труднее. Комок в горле рос, угрожая лишить меня возможности дышать.

Иногда я задавался вопросом, было ли это так уж плохо. Я устал бороться, устал надеяться. Устал разочаровываться.

Я устал от одиночества, но моя гиена не соглашалась ни на кого, кроме единственного мужчины, которого у нас не было.

Я был рад, что мои глаза были закрыты и я в воде. Слезы, выступившие в уголках моих глаз, смылись водой из ванны. Это было бы величайшим унижением Стоуна, если бы каждый узнал, как сильно он на меня влияет.

С годами я научился довольно хорошо скрывать свои чувства к этому человеку. Это стало искусством, которое перешло в мою повседневную жизнь. Мало кто мог сказать, что я чувствовал. Я хотел, чтобы так все и оставалось.

Я вздрогнул, когда почувствовал, как чья-то рука приподняла мне спину. Не открывая глаз, я потянулся и стал шарить вокруг, пока не почувствовал под пальцами махровую ткань. Я быстро вытер воду - и слезы - со своего лица.

- Тебе нужна какая-нибудь помощь в остальном?

- Нет. - Я выдавил улыбку, которой не чувствовал. - Дальше я сам справлюсь.

- Хорошо. - Стоун встал. - Тогда я пойду, поменяю простыни на кровати.

- О, если ты просто позовешь горничную, она может…

- Я могу сменить простыни, Синклер.

Я сжал губы и отвернулся, потянувшись за средством для мытья тела. Услышав, как открылась дверь, я поднял взгляд.

- Спасибо, Стоун.

Мужчина кивнул и вышел, закрыв за собой дверь. Я вздохнул и снова погрузился в воду. От меня не ускользнуло, насколько напряженными были его плечи. Однажды, я наберусь смелости, и спрошу Стоуна, почему он заставил себя оставаться там, где ему не хотелось быть.

Разве я недостаточно наказан? Именно этот вопрос Стоун задал мне месяц назад. Возможно, он думал, что я все еще пытаюсь наказать его, приглашая сюда, но я не просил его быть здесь.

Я бы никогда не попросил его об этом. Я знал, что такое границы. Возможно, о них никогда не говорили вслух, но они стояли между мной и Стоуном с того самого дня, как я очнулся в больнице с пулей в спине.

За все эти годы они ни разу не сдвинулись.

Мне нужно было привести себя в порядок и одеться, чтобы я мог вернуться в комнату и успокоить Стоуна, сказав, что со мной все в порядке и он снят с крючка. Я могу развалиться на части после его ухода. А до тех пор мне нужно было держаться.

Судя по моему везению, если я расчувствуюсь, Стоун, вероятно, подумает, что я все еще пытаюсь наказать его.

Когда я выдернул пробку и слил воду из ванны, мне показалось, что на мои плечи легла вся тяжесть мира. Как только вода ушла, я схватил полотенце и вытерся, насколько смог. Я бросил полотенце на бортик ванны, открыл дверцу и выбрался на коврик.

Когда я был маленьким, я видел рекламу ванн с дверцами. Они в основном были рассчитаны на пожилых людей. Я и представить себе не мог, что их можно использовать для человека в инвалидном кресле, пока сам не сел в него. Теперь я не знал, что бы я без нее делал.

И уж точно не принимал ванну самостоятельно.

Я протянул руку, схватил боксеры со стойки и просунул одну ногу, затем другую в прорези. Я натянул их, насколько смог, а затем лег на пол, чтобы натянуть их до конца.

Меня всегда поражало то, что стало для меня нормой жизни после того, как я перестал пользоваться ногами. То, с чем раньше я считал невозможным жить, теперь даже не задумывался.

Оказавшись в достаточном укрытии, я повернулся так, чтобы оказаться спиной к двери, и начал пятиться назад. Доползя до двери, я отодвинулся в сторону, а затем протянул руку и повернул ручку, открывая дверь.

- Почему ты меня не позвал? - Рявкнул Стоун, подбегая, чтобы поднять меня.

- Я вполне способен самостоятельно выбраться из ванной, - возразил я. - Я делаю это постоянно.

- Ты болен, - настаивал Стоун. - Тебе не следует напрягаться больше, чем это абсолютно необходимо.

Я знал, что со Стоуном не получится поссориться. Возможно, мы и договорились о том, что между нами не будет никаких эмоций или личных переживаний, но единственное, чего у нас было в избытке, это чувство вины Стоуна. Этот человек так и не простил себя за то, что подстрелил меня.