— Да не бойся ты, — заторопилась ведьма, но от этих слов глаза женщины еще более округлились. И тогда Бреха выложила главный козырь:

— Я научу тебя, как поссорить Марию с Иваном навсегда!

Страх мгновенно исчез из глаз Насти. Теперь они светились заинтересованностью и злостью.

— Как это сделать? — глухо спросила женщина.

— Пойдем. — Бреха поманила ее за угол дома.

Женщина не очень уверенно пошла за ней. Но ревность была сильней страха. Они завернули за угол и оказались с тыльной стороны избы. Здесь не было окон. И с этой стороны за домом располагались только огороды, а за ними — Лес. Никто не мог их видеть.

Ведьма огляделась и быстро извлекла из-за пазухи свернутую черную тряпку. Встряхнула — и в руках ее оказалась красивая черная шаль.

— Зачем это? — с интересом спросила женщина.

— Подаришь Марии, и твое дело будет сделано. Никогда Иван ей больше не улыбнется.

— А ты не обманываешь меня?

— Сама увидишь.

Женщина торопливо потянулась к шали.

— Э-э-э, не-е-ет! — ведьма шаль не отдала.

— А что за эту шаль тебе надо-то?

— Вот так бы сразу и спросила: многого мне не надо. Одежку какую-никакую. Пару платьицев. Сарафанчик бы! Обносилась я. Видишь ведь…

Бреха подумала, что подземному дьяволу все равно одежду не носить, он ее так собирает, из увлечения. Потому и приобретает всякую, все равно какую — бабью или для мужика.

— Да где ж я тебе столько одежек-то возьму?! Два платья и сарафан! — взмолилась женщина.

— А ты, Настенька, поищи по сундукам и найдешь. А не то не на тебе суженый твой женится, а на Марии! Здесь уж не жадничай. Счастье дороже тряпок! Судьбу свою упустишь!

Глаза Насти светились ревностью и надеждой. Она не раздумывая кинулась в избу и через некоторое время выбежала с узелком.

Бреха не стала проверять. Она была уверена — женщина не обманет ее. Ведьма хорошо знала человеческие слабости и понимала, какую безмерную силу таит в себе ревность. Она отдала женщине черную колдовскую шаль и заторопилась к Лесу. И вдруг увидела Барса… Пес стоял, ощетинившись, взъерошив шерсть, и враждебно смотрел на нее.

— Ты стала вмешиваться в дела людей, почтенная Царица Ночи! Великий Брат говорил мне, что тебе нельзя этого делать. Ты не должна вмешиваться в людскую жизнь!

— А какое твое собачье дело? — с ехидной злобой спросила Бреха. В голосе ее была угроза.

— Настя — моя хозяйка! Я не хочу ей зла! А ты заманила ее в свои колдовские сети, втянула в свои колдовские злые дела. Я слышал весь ваш разговор, но не мог появиться там, пока была моя хозяйка. Зачем ты сделала это? Разве тебе мало твоего Леса?

— Много ты понимаешь в жизни людей, глупый пес! Это не мои, а ее дела, и я помогла твоей хозяйке, а не она мне! Зачем мне ее втягивать, когда ей нужна была моя помощь? Ты должен бы благодарить меня за то, что я для твоей хозяйки сделала. Ничего ты не понимаешь, глупый пес. В каждой женщине дремлет ведьма… В каждой!

И Бреха, очень довольная собой, заботливо сжимая в руке узелок для Велизара, юркнула в лесную чащобу, прячась от восходящего Ясного Солнышка.

А в этот же день, еще до обеда, Настя пришла к Марии в дом и, широко улыбаясь, вручила ей «на счастье» черную ведьмину шаль. Шаль пролежала на скамье до вечера. Мария собиралась вечером к родным на соседнюю улицу и, выйдя на крыльцо, остановилась. Мелкий колючий дождь с сильным ветром больно хлестал по лицу. И тогда она вернулась в избу, взяла со скамьи черную шаль, чтобы укрыться от секущего дождя, и закуталась в нее. Закрыла плечи, лицо, оставив одни глаза.

Когда Мария вошла в дом к родным и сняла шаль, все замерли, разинув рты от ужаса. Перед ними в одежде Марии и похожая на нее стояла старая седая женщина. Волосы, которых коснулась шаль, стали седыми, плечи, которые покрывала шаль, сгорбились, лицо, которое было укутано шалью, сморщилось, и только глаза Марии, одни глаза, которых шаль не коснулась, остались молодыми.

— Кто это? Уж не Мария ли? Что с тобой… Мария?… — воскликнули люди.

Мария обернулась к скамье, на которую положила Настин подарок. И вдруг черная ткань шали задымилась и исчезла, превратившись в черный едкий дым…

Большая желтая луна висела над Древним Кедром. Снова пришло полнолуние, но вокруг было пустынно, и Кедр вспоминал веселье и суету, царившие здесь не так давно в ночь Праздника.

Через поляну протянулись длинные тени деревьев. Тишина ночного Леса была притаившейся и глубокой.

Кедр давно заметил подлешика, схоронившегося под кочкой. Ему всегда был неприятен этот мелкий прислужник ведьмы и Лешего, и Кедр мог бы его и отшвырнуть от себя, да так, что тот долго бы не очухался. Но подлешик был осторожен, чувствовал к себе неприязнь Древнего Кедра и близко к нему не подходил.

Внезапно вблизи зашуршала трава, и Фир замер, затаившись.

— Привет, Куга! — это был юркий Хурт. Появившаяся из-за кустов росомаха Куга держалась, как всегда, спокойно и с достоинством:

— Здравствуй, юркий Хурт! Что-то ты давно не появлялся, давненько я тебя не видела. Где пропадал?

— Все дела, Куга. Столько дел! Ничего не успеваю!

— А ты не торопись и все успеешь…

— Тебе легко шутить! А мне надо и к тому забежать и с этим поговорить. Да еще и поохотиться, и на водопой сбегать.

— Да ты по десять раз в одно и то же место бегаешь. Нет бы — за один раз все сделать.

— Со стороны всегда легко говорить.

— Да не обижайся ты на меня, Хурт! Зачем звал-то? У меня ведь тоже дела!

— А звал я тебя вот зачем: я давно хотел сказать тебе, росомаха Куга, что ты должна передать мудрому волчьему вождю то, что я расскажу тебе. Расскажу кое-что…

— Что это — «кое-что»? Ты можешь, наконец, ясно сказать?

— Могу. Дело в том, что добрый Тин видел вещий сон. У него в норе есть камень, который зовется Камнем Беды. И в этом сне ему, Тину, сказало Ясное Солнышко, что этот Камень Беды должен найти тот, кому он принадлежит. И тогда исчезнут все беды, и семья Тина будет спасена и навсегда освобождена от опасностей. Вот такой сон…

— Что же ты хочешь от меня?

— Я хочу, росомаха Куга, чтобы ты рассказала о вещем сне барсука Тина мудрому седому Вергилу. Сам я боюсь это сделать. Я очень боюсь волков. Ты же знаешь… Но волчий вождь Вергил должен знать про этот сон. Может быть, здесь, в загадке сна хранится какая-то важная тайна. Мудрый Вергил знает многое. Только он может защитить и спасти барсуков и всех нас избавить от беды. Только он может понять, разгадать вещий сон Тина.

— Ну что, юркий Хурт, пожалуй, ты прав. Прощай. Мне надо торопиться. Важные вести нельзя задерживать. Если эта весть окажется важной, я должна спешить. Прощай, юркий Хурт. Постой!

— Ну?

— Ты слышал шорох вон там за кустами?

— Слышал… — прошептал Хурт. — А что это?

— Вот и я думаю: что это? — шепотом ответила росомаха.

Опасливо оглядываясь, осторожно и бесшумно, они разошлись. Куга на всякий случай поправила на спине сумку с берестяным панцирем и двинулась к волчьему логову.

Подлешик слышал все и очень досадовал, что в последний момент чуть не выдал себя шумом. Он стоял и соображал. Наконец, принял решение и сразу заторопился. Быстро извлек из кармана ночного гонца — новую летучую мышь, данную ему Брехой, — и выпустил в ночное небо. Он понимал, что росомаха торопится к волчьему вождю, несет ему весть, возможно, важную. Понимал, что об этом должна знать ведьма…

Древний Кедр все это видел, но считал суетой, недостойной его внимания. И поэтому молчал и думал о чем-то своем.

Куга торопливо и осторожно шла. Стараясь двигаться бесшумно, она уже приближалась к жилищу волчьего вождя. Оставалось обойти овраг, пересечь небольшую сосновую рощу и там, под скалой, располагалось логово, где жил Вергил со своей семьей. Куга всегда остро предчувствовала опасность. И ее особенно встревожил подозрительный шорох там, у Древнего Кедра. Она шла, прижимаясь к деревьям и кустам. Замирая и прислушиваясь. Но вот раздался протяжный, пронзительный свист. Именно этого росомаха Куга опасалась, но и ждала. Это летела ведьма.