За первым шлепком быстро последовали еще несколько, и от каждого кожа горела сильнее, чем от предыдущего. В конце концов она уткнулась лицом в покрывало и заплакала, но Маркус прекратил шлепки лишь тогда, когда Элизабет перестала брыкаться и выругалась.

– Твоему отцу следовало бы почаще пороть тебя, – проворчал он.

– Я тебя ненавижу!

Элизабет повернулась, чтобы взглянуть на него, но не смогла, и Маркус, громко вздохнув, довольно произнес:

– Милая, ты слишком сильно протестуешь. Со временем ты будешь мне благодарна – ведь я скоро дам тебе возможность получить несказанное удовольствие. Сплошное удовольствие и никакой вины.

Его руки легли на изящной формы ягодицы Элизабет и нежно погладили их. Контраст с предыдущими действиями был поразительным.

– Какие красивые, нежные и совершенные! – Голос Маркуса стал ниже и вкрадчивее. – Расслабься, дорогая. Если тебе все равно этого не избежать, почему бы не получить удовольствие? – Его руки скользнули ниже, к краю сорочки, потом под нее, и Элизабет застонала от предчувствия соприкосновения обнаженной кожи с обнаженной кожей. По мере того как его пальцы двигались вверх, массируя ягодицы Элизабет, кровь ее закипала, злость сменялась возбуждением. Глубоко внутри ее тело расслаблялось от искусных прикосновений Маркуса, а ощущение воздуха на горящей коже исторгло у нее вздох облегчения.

– Моя упрямая соблазнительница, ты сражалась бы со мной насмерть, если бы могла, но то, что ты связана, приносит неожиданное вознаграждение, верно? – Маркус перевернул Элизабет на спину, схватил ее за плечи и рывком заставил сесть.

Элизабет закусила губу, чтобы скрыть гримасу разочарования, которое ощутила при появлении нежелательной дистанции. Соски ее стали твердыми и тугими, они жаждали прикосновения пальцев Маркуса, который, прищурившись, оглядывал раскрасневшееся лицо Элизабет. В его глазах не было нежности, никаких намеков на снисхождение, лишь непреклонное намерение.

Треугольник между бедрами Элизабет увлажнился, когда Маркус помог ей встать и добраться до ближайшего кресла, деревянные подлокотники которого были покрыты изящной резьбой. Заставив Элизабет сесть, он выпростал рубашку из бриджей и снял ее.

Завороженная мужественным видом его мускулов, красиво перекатывающихся под золотистой кожей, Элизабет не отрывала от Маркуса напряженного взгляда. Левое плечо его портил круглый шрам от пули, серебристые полоски на коже, видимо, остались после удара шпагой.

Каким бы впечатляющим ни было его тело, вид давних ранений напомнил Элизабет о том, что этот человек не создан для нее.

– Агентство пометило тебя, – ехидно заметила Элизабет. – Это отвратительно.

Маркус изогнул бровь.

– Именно поэтому ты и не сводишь с меня глаз.

Элизабет заставила себя отвернуться, и тут Маркус наклонился над ней, взял ее под колени, раздвинул ноги и положил их на подлокотники кресла. Когда его виду открылась ее влажная плоть, Элизабет смутилась.

– Отвернись, негодяй!

Но Маркус продолжал не отрываясь смотреть на вершину ее бедер.

– Нет. – Он провел пальцем по завиткам. – Зачем тебе это скрывать? Здесь у тебя рай. Я слишком долго хотел насладиться этим видом.

– Пожалуйста. – Элизабет крепко зажмурилась, ее тело задрожало.

– Взгляни на меня.

На глазах Элизабет выступили слезы.

– Почему ты боишься? Ты знаешь, что я никогда не обижу тебя.

– Ты ничего не оставляешь, но забираешь все.

Маркус провел пальцем по влажному краю, слегка проник им внутрь, и Элизабет против собственной воли выгнулась навстречу ласке.

– Ты делилась этим с Хоторном, но не хочешь делиться со мной? Почему?

Элизабет смутилась.

– Мой муж никогда не видел меня такой.

Озорной палец замер, чуть войдя в нее.

– Что?

– Такие вещи делают ночью.

– Хоторн занимался с тобой любовью в темноте?

– Он был джентльменом…

– Он был недееспособен. – Маркус фыркнул, вынул палец и встал. – Владеть тобой, совокупляться как угодно и не ценить твоей красоты? Какое расточительство! Этот человек был идиотом.

Элизабет опустила голову.

– Наш брак ничем не отличался от прочих.

– Да? И как часто?

– Как часто что?

– Как часто он брал тебя? Каждую ночь? Каждые несколько дней?

– Какое это имеет значение? Давай, Маркус, освободи меня и забудем об этом.

Подняв подбородок Элизабет, Маркус заглянул ей в глаза.

– Я буду трогать тебя везде руками, губами, при свете дня и ночь напролет. Я буду брать тебя, как захочу и где захочу. Я буду знать тебя, как тебя не знал никто в жизни.

Элизабет снова попыталась освободиться, но, полностью находясь в его власти, лишь испытала еще большее возбуждение. Раскрытая перед ним, она ощущала пустоту внутри себя и раздражалась из-за того, что ей все сильнее хотелось быть наполненной Маркусом.

– Не веришь, что я это могу? Но после сегодняшнего дня ты будешь страстно желать меня, желать тех удовольствий, которые я могу тебе дать. Ты будешь доверять мне, черт побери! – Он опустился на колени, взял ее за бедра и опустил голову.

Элизабет затаила дыхание, когда Маркус приник губами к ее груди, но вскоре она застонала и выгнула спину, молча выражая одобрение. Резкие волны наслаждения, расходясь, двигались в ритме, с которым Маркус посасывал ее соски, лоно сжимали спазмы желания.

Теплые пальцы Маркуса погладили ее от талии до черных завитков внизу, и Элизабет удивленно выдохнула.

– Я буду прикасаться к тебе там пальцами, языком и членом, – предупредил он.

Элизабет закусила губу.

– Ты собираешься обращаться со мной как с проституткой, и это твоя месть.

Маркус довольно улыбнулся:

– Я хочу доставить тебе удовольствие, хочу слышать, как ты умоляешь меня.

Он встал и расстегнул бриджи, а потом, опустив руку внутрь, вынул набухший член, от чего желание доселе неведомой силы заставило Элизабет корчиться в кресле.

Маркус провел рукой по всей длине своего орудия, и с его кончика потекла кремовая жидкость.

– И это происходит со мной от одного твоего вида. Какой же силой ты обладаешь? Ты связана и беспомощна, но это я взываю о милосердии.

Элизабет тяжело задышала, но не произнесла ни слова.

– Доверься мне. Ты должна доверять мне во всем.

Элизабет подняла глаза: Маркус представлялся ей красивым, но одновременно резким и суровым, каким мог быть только мужчина.

– Ты говоришь о своем задании?

– Я говорю о нас – о тебе и обо мне.

Он шагнул ближе, еще ближе…

– Открой рот.

– Что?

У нее перехватило дыхание.

– Возьми член в рот.

Элизабет отпрянула.

– Нет…

– Где та кокетка, которая сказала, что не будет убегать при виде мужского желания?

Маркус долго менял положение, и наконец его бедра разошлись по сторонам кресла, а блестящая головка члена оказалась прямо перед Элизабет и чуть ниже рта.

– Где же тут доверие? – прошептала она.

– Подумай, какую боль ты можешь мне причинить, как я уязвим. Любимая, ты можешь укусить меня и даже кастрировать, можешь пососать меня и заставить встать на колени от удовольствия. Я прошу тебя, зная, как рискую, потому что доверяю тебе. Именно такого доверия я ожидаю от тебя.

Элизабет неподвижно смотрела на Маркуса, завороженная резкой переменой в их отношениях; в его глазах она увидела страстное желание, и теперь вид у Маркуса был такой, как раньше, когда они были обещаны друг другу и свободны от накопившихся позже обид.

Дело решила именно откровенность. Глубоко вдохнув, Элизабет последовала велению сердца и открыла рот.

Когда губы Элизабет раздвинулись и она наклонилась вперед, чтобы взять его пенис в рот, Маркус испытал пик желания и со свистом выдохнул сквозь зубы. Колени его подогнулись, и он ухватился за высокую спинку кресла, чтобы не упасть.

Элизабет отпрянула.

– Тебе больно?

Он уже не мог говорить и лишь быстро помотал головой. Тогда Элизабет открыла рот и сделала новую попытку, на этот раз захватив весь кончик.