— Ну да! Дедка за лепку, бабка за дедку! Только тут папа за Люсю!

Идея, прямо скажем, спорная. Тащить застрявшую няню за... за что тащить? За руки? За плечи? И главное — не развалится ли при этом дверной проем?

— Люся, — говорю я, — попробуйте повернуться.

— Куда поворачиваться? Я же застряла!

— Боком.

Люся начинает изгибаться, как удав в попытке завязаться узлом. Пыхтит, сопит, краснеет еще больше, но толку ноль.

— Не получается! — плачет она. — Я навсегда тут застряну! Буду жить в дверном проеме!

— Люся, не плачь! — утешает ее Анютка. — Мы тебе еду носить будем!

— Не будете вы жить в дверном проеме, — говорю я, закатывая рукава.

Подхожу сзади и оцениваю ситуацию. Нужен правильный подход к проблеме. В бизнесе я привык решать самые сложные задачи, неужели не справлюсь с застрявшей няней?

— Сейчас будем вас освобождать, — объявляю я. — Методом инженерной логики.

— А как? — всхлипывает Люся.

— Очень просто. Беремся за плечи и... — я кладу руки ей на плечи и понимаю, что совершил ошибку.

Потому что Люся теплая. И мягкая. И пахнет чем-то домашним, уютным... И я, Максим Гром, человек-айсберг, вдруг чувствую себя растерянным подростком, который первый раз держит девушку за плечи.

— Максим Игоревич? — тихо говорит она. — Что-то не так?

— Все так, — бурчу я, приходя в себя. — Просто... рассчитываю угол приложения силы.

— А-а-а, — кивает она, хотя явно ничего не понимает.

— Папа, а ты Люсю обнимаешь? — интересуется Анютка.

— Я ее вытаскиваю, — отвечаю я, стараясь звучать строго.

— А зачем обнимать, чтобы вытащить?

Хороший вопрос. Действительно, зачем? И почему я все еще держу Люсю за плечи, вместо того чтобы просто дернуть?

— Анютка, отойди в сторону, — командую я. — Будем операцию проводить.

— Какую операцию? — пугается Люся.

— По извлечению няни из дверного проема, — серьезно отвечаю я. — Анютка, считай до трех.

— Один! — кричит дочь.

— Люся, дышите глубже, — командую я.

— Два! — продолжает Анютка.

— Расслабьтесь, — говорю я Люсе, чувствуя, как она дрожит под моими руками.

— Три! — завершает мифутка.

Тяну. Люся вылетает из дверного проема как пробка из бутылки! Мы оба падаем на пол в обнимку — она сверху, я снизу, Анютка аплодирует стоя.

— Ула! — кричит дочь. — Папа спас Люсю!

А мы лежим на полу, смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что происходит что-то странное. Люся не торопится вставать, я не тороплюсь ее отпускать, а между нами повисает какое-то электричество, которого точно не было в техническом задании для няни.

— Спасибо, — шепчет она, и дыхание ее касается моего лица.

— Не за что, — отвечаю я, и голос звучит как-то хрипло.

— А можно я тоже упаду? — спрашивает Анютка. — Выглядит весело!

Мы вскакиваем, как ошпаренные. Люся краснеет до корней волос, я отряхиваю костюм и пытаюсь вернуть контроль над ситуацией.

— Все, операция завершена, — объявляю я официальным тоном. — Пострадавшая извлечена, жертв нет.

— А почему вы оба класные? — интересуется мифутка.

— От физической нагрузки, — быстро отвечаю я.

— А-а-а, — кивает Анютка. — А теперь ужинать будем?

— Будем, — соглашается Люся, все еще красная как рак. — Я котлетки сделала. И пюре. И салатик.

— Домашние котлетки? — уточняю я.

— Домашние! Сама лепила!

Идем на кухню, и я вижу, что Люся действительно готовила. На столе стоят тарелки с аккуратно разложенной едой, салфетки, даже свечка какая-то появилась.

— Красиво, — признаю я.

— Люся говолит, что еда должна быть не только вкусная, но и класивая! — объясняет Анютка. — Чтобы глаза ладовались!

Садимся за стол. Я пробую котлету — и удивляюсь. Вкусно! Не ресторанная изысканность, а простая, домашняя вкуснота.

— Люся, а почему у тебя получается вкуснее, чем в лесторанах? — спрашивает Анютка.

— Не знаю, — смущается няня. — Может, потому что с любовью готовлю?

— А в лесторанах без любви? — удивляется мифутка.

— В ресторанах за деньги готовят, — объясняю я. — А Люся для нас готовит.

— А лазве мы Люсе не платим?

— Платим. Но она готовит не потому, что мы платим, а потому, что...

Замолкаю. А потому что что? Потому что любит? Но это же няня! Наемный работник!

— Потому что мифутки должны вкусно кушать, — заканчивает Люся. — Это закон мифуток.

— А какие еще законы мифуток? — интересуется Анютка.

— Закон первый: мифутки должны быть счастливыми, — начинает Люся. — Закон второй: мифутки должны смеяться каждый день. Закон третий: мифутки должны обнимать папу!

— А папы должны обнимать мифуток? — спрашивает дочь, глядя на меня.

— Должны, — отвечаю я и обнимаю Анютку. Она пахнет детским шампунем и счастьем.

— А Люсю папы должны обнимать? — продолжает допрос моя дочь.

Люся краснеет еще больше, я кашляю в кулак.

— Люся не мифутка, — говорю я дипломатично.

— Как не мифутка? — возмущается Анютка. — Она же доблая! И смешная! И блинчики умеет! Она большая мифутка!

Смотрю на Люсю — румяную, смущенную, с мукой в волосах и улыбкой до ушей. И понимаю, что Анютка права. Люся действительно большая мифутка. Добрая, смешная, и... очень привлекательная.

Стоп. Привлекательная? С каких пор я нахожу нянь привлекательными? С каких пор вообще обращаю внимание на женщин не как на потенциальных бизнес-партнеров?

— Папа, а ты как думаешь? — спрашивает Анютка.

— Думаю, что пора десерт, — отвечаю я, пытаясь переключить внимание.

— А какой деселт? — оживляется дочь.

— Мороженое! — объявляет Люся. — Настоящее, пломбир! С вареньем!

— Ула! — кричит Анютка.

Люся идет за мороженым, и я смотрю, как она двигается по кухне — легко, грациозно, несмотря на округлые формы. Накладывает мороженое в креманки, украшает вареньем, и делает это с таким удовольствием, как будто готовит праздник.

— Папа, а тебе нлавится Люся? — тихо спрашивает Анютка.

— Она хорошая няня, — отвечаю я осторожно.

— А как женщина?

— Анютка! — почти кричу я. — Какие еще женщины? Тебе четыре года!

— А что? Дети не могут пло женщин говолить?

— Могут, но... — замолкаю. А что, собственно, не могут? И почему меня так смущает вопрос четырехлетки?

— Вот мороженое! — объявляет Люся, возвращаясь с вафельными стаканчиками.

Едим десерт, и я незаметно наблюдаю за своей няней. Она смеется над шутками Анютки, рассказывает какую-то историю про корову из ее деревни, и в ее глазах столько тепла, что в квартире становится уютно, как никогда.

— Люся, а ты завтла с нами останешься? — спрашивает Анютка.

— Конечно, солнышко. Я же твоя няня.

— А надолго?

— А как папа скажет.

Анютка поворачивается ко мне:

— Папа, а Люся надолго останется?

Смотрю на эту рыжеволосую мифутку, на няню-пышку с добрыми глазами, на наш ужин при свечах... И понимаю, что не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Надолго, — отвечаю я. — Очень надолго.

— Плавда? — радуется Люся.

— Правда. Если, конечно, больше не будет застревать в дверях.

— Не буду! — клятвенно обещает она. — Буду осторожнее!

— И блендеры не будете взрывать?

— И блендеры не буду!

— Тогда остаетесь, — решаю я. — Мифуткам нужна постоянная няня.

— А папам? — вдруг спрашивает Анютка.

— Что папам?

— Папам нужна постоянная няня?

Смотрю на Люсю, которая краснеет и изучает свой стаканчик, как будто там написана формула счастья. И понимаю, что дочь задала очень правильный вопрос.

Может быть, папам тоже нужна няня. Особенно папам-олигархам, которые умеют зарабатывать миллионы, но не умеют создавать уют.

— Посмотрим, — отвечаю я уклончиво. — Время покажет.

Но в глубине души уже знаю ответ. Да, папам тоже нужна няня. Особенно такая, которая умеет превращать квартиру в дом, а олигарха — в человека.

Даже если она иногда застревает в дверях.