— Это… это что? — прорычал он, указывая на Буренку дрожащим пальцем, словно она была инопланетным чудовищем. — Это… это корова? Она… она такая большая! И… и воняет! Боже мой, как она воняет!

Ой, да разве ж это не смешно? Человек, который управляет компаниями с миллиардными оборотами, в панике от встречи с коровой! Он же никогда в жизни не видел настоящей коровы! Он же привык к тому, что молоко появляется в красивых пакетах из дорогих магазинов, а стейки приносят на серебряных тарелках!

— Это Буренка, Максим Игоревич, — сказала я, выбежав во двор и пытаясь сдержать смех. — Она наша кормилица. Она дает молоко. Свежее, настоящее молоко, не из пакета. Мы ее доим руками. Сами.

Его лицо было напряженным, брови нахмурены, а в глазах читалось нечто вроде ужаса.

— Ясно, — пробурчал он, отступая на безопасное расстояние от Буренки. — Значит, это… ручная работа. А у вас нет какой-нибудь… автоматической доильной машины? С компьютерным управлением? Может, роботизированной?

Ой, да разве ж это не гениально? Автоматическая доильная машина для Буренки! Я чуть не упала от смеха. Представила себе, как Буренка стоит подключенная к каким-то проводам, а рядом мигает компьютер.

— Нет, Максим Игоревич, — сказала я, вытирая слезы смеха. — У нас все по старинке.

Он покачал головой.

— Удивительно. Век технологий, а вы до сих пор… руками. Надо будет подумать об автоматизации процесса.

Потом он пошел в огород. Ой, да разве ж это не катастрофа библейских масштабов? Он, человек, который привык к ухоженным газонам, подстриженным под линейку, и дизайнерским клумбам, которые стоят как автомобиль, теперь должен был видеть наши грядки с картошкой, морковкой и свеклой. Обычные, земляные, с настоящей грязью под ногтями!

— Это… это что? — прорычал он, указывая на грядку с картошкой, словно увидел место преступления. — Это… это грязь? И… и что это за палки торчат?

— Это картошка, Максим Игоревич, — терпеливо объяснила я. — Она растет в земле. Представляете? Прямо в грязи! А палки – это для того, чтобы ее подвязывать, когда она вырастет.

Он присел на корточки, разглядывая грядку, словно изучал какое-то чудо природы. — Удивительно.

Я показала ему, как копать картошку. Дала ему лопату – самую обычную, деревенскую, без всяких наворотов. Он взял ее, словно это был какой-то инопланетный инструмент, покрутил в руках, попытался понять принцип действия.

— И что с этим делать? — спросил он, держа лопату как меч.

— Копать, — сказала я. — Вот так. — И показала.

Его первая попытка была… незабываемой. Он размахнулся, как бейсболист, и попытался ударить лопатой по земле. Но рассчитал силу неправильно, потерял равновесие и… Бах! Упал. Прямо в грядку с картошкой. В дорогом костюме. В итальянских туфлях. Весь в грязи.

— Поздравляю, Максим Игоревич, — сказала я, протягивая ему руку и еле сдерживая смех. — Вы освоили новую профессию. Земледелец. Правда, пока что больше похоже на камикадзе от сельского хозяйства.

Он посмотрел на меня, и его лицо было таким же грязным, как и его костюм. Но в его глазах… Ой, да разве ж это не искорки? Искорки веселья и что-то еще. Что-то похожее на… удовольствие?

— Ясно, — пробурчал он, отплевываясь от земли. — Значит, теперь я еще и фермер. Моя жизнь превратилась в бесконечный квест на выживание.

Анютка, тем временем, носилась по двору, гоняясь за курами. Она была похожа на маленький, розовый торнадо в платьице. Куры, надо сказать, были не в восторге от такого внимания и с диким кудахтаньем носились во все стороны, создавая в нашем дворе хаос, достойный голливудского боевика.

— Папа! — воскликнула она, поймав одну особо медленную курицу. — Смотри! Кулы! Настоящие! Живые! А я думала, они только в макдоналдсе бывают!

Ой, да разве ж это не счастье? Моя мифутка была в восторге от простых деревенских радостей. А для нее это действительно было открытием – она же городская девочка, привыкшая к асфальту и небоскребам.

Максим Игоревич, отряхиваясь от земли, наблюдал за дочкой с умилением.

— Анют, только осторожно. Они могут… э… клюнуть.

— Не могут! — заявила Анютка с детской уверенностью. — Они же доблые! Плавда, Люся?

— Правда, мифутка, — согласилась я. — Только их гладить не надо. Они этого не любят.

На третий день приехали его друзья. Ой, да разве ж это не цирк с конями? Они были похожи на инопланетян, которые случайно высадились не на той планете. Три черных, блестящих автомобиля въехали в нашу деревню, как космические корабли. Все деревенские высыпали на улицу – такого зрелища у нас не было с тех пор, как в 1995 году приезжал губернатор.

Из машин вылезли люди в дорогих костюмах, с безупречными прическами, с телефонами, которые постоянно пищали, как медицинские приборы в реанимации. Они смотрели на коров, на кур, на мой маленький домик с соломенной крышей с таким же недоумением, с каким я смотрела на их небоскребы в первый день в Москве.

— Максим, — прошептал один из них, какой-то Сергей, который был похож на хорька в дорогом костюме, — это… это что? Где мы? Это что, тайм-машина нас в прошлое забросила?

Другой, представившийся Александром, крутил головой, словно искал скрытые камеры.

— Макс, ты серьезно? Это… это где ты жить собираешься? Здесь же нет даже интернета! Как ты будешь работать? А что если срочно надо будет провести видеоконференцию с Лондоном?

— Есть интернет, — буркнул Максим Игоревич. — Спутниковый. Установил позавчера.

— А это… — третий, по имени Дмитрий, указал на меня, — это твоя невеста? Она… она такая… пышная.

Ой, да разве ж это не хамство в чистом виде? Я же слышала! Я же знала, что они будут так говорить! Я же толстая, деревенская, не из их круга! Мне захотелось провалиться сквозь землю или хотя бы спрятаться за Буренкой.

Но тут Максим Игоревич, мой вредный, но такой любимый олигарх, встал рядом со мной. Он обнял меня за талию, и его взгляд был таким… таким гордым и в то же время опасным.

— Это Люся, — сказал он, и его голос был стальным, холодным, как зимний ветер. — Моя невеста. И она самая лучшая женщина на свете. Умная, добрая, искренняя. А насчет "пышной"… это ее достоинство. В ней есть что обнимать, в отличие от ваших моделей-дистрофичек. Понятно?

Ой, да разве ж это не чудо? Он же защитил меня! Он же не позволил им меня унижать! Мое сердце затрепетало, словно пойманная птичка. Я почувствовала себя самой красивой женщиной на свете.

Друзья его замолчали, поняв, что переступили черту. А я… я влюбилась в него еще сильнее, если это вообще было возможно.

Свадьба была… Ой, да разве ж это не феерия, достойная королевских особ? Мы венчались в деревенской церкви. Маленькой, старенькой, но такой уютной, с иконами, потемневшими от времени, и запахом ладана. Все деревенские жители пришли. И его друзья, которые, надо отдать им должное, оделись попроще и старались не выделяться.

Они сидели рядом: деревенские бабушки в праздничных платках и городские дамы в скромных, но дорогих нарядах. Тетя Клава рядом с какой-то светской львицей. Дедушка Семен рядом с бизнесменом в очках от Армани. Это было похоже на столкновение двух миров, двух галактик. Но в этот день эти миры слились воедино, как масло с медом.

Я шла к алтарю в простом белом платье, которое сшила моя мама. Шила она его три дня и три ночи, не отходя от машинки, словно создавала произведение искусства. Оно было не таким дорогим, как его костюм, который, наверное, стоил как половина нашего дома, но оно было сшито с любовью. С каждым стежком мама вкладывала свою душу, свои мечты о моем счастье.

Максим Игоревич ждал меня у алтаря. Он был таким красивым в этот день! Таким серьезным. И таким… моим. Когда наши глаза встретились, я поняла, что это не сон. Это реальность. Моя новая, невероятная реальность.

Когда мы обменялись кольцами, я почувствовала, как слезы снова подступают к глазам. Слезы счастья, которые было просто невозможно сдержать. Я стала его женой. Женой Максима Грома. Люся Грома! Ой, да разве ж это не чудо из чудес?