— Сдюжим, батько! Видят боги, сдюжим!

— Сдюжим… — отозвался Бутян и зажмурился.

В глаза упали капли пота, сорвавшиеся с носа Дрозда. Бутян потряс головой, на сухой камень полетели брызги, в глазах щипало. Преодолев ещё полтора локтя, кое-как закрепил ноги на стене, и уже спокойней намотал на запястье пару оборотов. Сверху капало всё чаще, но мутный пот был приятней весеннего дождя. Глаза Дрозда лезли из орбит, но он всё чаще перехватывал пояс и тянул с таким остервенением, что атаман едва успевал цепляться за выбоины.

Наконец, тяжело дыша, повисли нос к носу. Запалившийся Дрозд сипел, раздувал ноздри и таращился в смеющееся лицо Бутяна. Тот медленно отодрал руку от камня и, почти ласково, смахнул с лица подручного крупные капли.

— Ну что, свиристель, отдыхай, дальше я сам.

Дрозд прикрыл глаза и бессильно уронил голову. Атаман отёр об одежду мокрую руку и вцепился в плечо подручного. Придавив его к мосту, приподнялся над краем, сбросил с руки перевязь и, опершись о камни, перевалился на ровную поверхность. Дрозд не двигался.

Бутян перевернулся на спину, закрыл глаза и захохотал, давясь воздухом, кашляя и размазывая по лицу пот. Отдышавшись, поднялся на четвереньки, подполз к лежащему ничком Дрозду, уцепил за мокрую рубаху и потянул от края злополучного моста. Перевернув вверх лицом, заглянул в счастливые глаза, похлопал по вздымающейся груди.

— Выходит погуляем ещё! Ой, погуляем, и к бабке не ходи!

— Не пойду! — выдохнул тот и тоже зашёлся каркающим смехом.

Бутян тяжело поднялся, встряхнул руками, развёл плечи и притопнул, стряхивая усталость. Протянул руку, взгромоздил подручного на ноги и, глубоко вздохнув, снова пустился притоптывать. Дрозд, гакнув во всё горло, затопотал рядом, то и дело, потряхивая головой, приподнимая руки и резко бросая их вниз. Когда бойцовская плясовая вернула телу силы, Бутян оглянулся, отыскивая глазами коней. Жеребцы дожидались у начала моста. Атаман кивнул на терпеливых скакунов.

— Веди, поскачем за путником. Дюже спознаться охота.

Дрозд припустил за конями, атаман же направился в противоположную сторону. Когда по мосту зацокали копыта, он уже склонился над дорогой, врубая в память нечёткие следы Вороновых подков. За спиной послышалось сопение на три голоса. Держа коней в поводу, Дрозд заглядывал через плечо батьки, щурился: тоже запоминал каждую особенность копыт чёрного скакуна.

— Кован по-киевски. — определил Бутян. — Однако, подковы особняком гнуты, не блинами, как у наших, вытянутые.

— Не спутаешь, — согласился Дрозд и, помедлив, невпопад спросил. — А как с войском? Дорога не близкая, коли возьмёмся выслеживать…

— Не пропадут, чай не дети. Да и сколь того войска осталось. Думаю дождутся. А не дождутся, так начнём сначала. Крепкий мужик ещё не перевёлся, время есть. Если сегодня сам Ящер утёрся, то пока поживём.

Бутян оглянулся на Дрозда. Тот уже заново опоясался, пригладил взлохмаченные волосы, рог по прежнему висел через плечо и только мокрые концы шёлка напоминали о случившемся. На батьку поглядывал скривившись, будто в облике Бутяна что-то не нравилось. Наконец хлопнул себя по лбу и поволок из-за пояса кривой клинок.

— Держи, батько, так сподручней будет, а я и рожком обойдусь.

Он похлопал по окованной серебром, узкой стороне рога, больше похожей на витую рукоять. Атаман кивнул, сунул оружие в пустующую петлю топора и прыгнул на коня.

— Выдвигаемся, пока в памяти!

Пока подбирал повод, Дрозд тоже взлетел в седло и расправил грудь. Глаза горели в предвкушении дикой погони. Кони, чувствуя настроение хозяев, мощно рванули в галоп, рассекая мордами горячий полуденный воздух. Горная тропа уводила от отвесных круч, постепенно спускаясь к беспорядочным россыпям камней. Встречный ветер быстро высушил лица, но вскоре скачка вновь осыпала лбы и носы мелким бисером пота. Вырвавшись на пологий склон, всадники придержали коней. Две пары глаз заметались по расстелившемуся вниз плоскогорью. Руки одновременно взметнулись туда, где в голубой дымке жаркого воздуха, среди зеленых пятен медленно ползла чёрная букашка.

Бутян с Дроздом без слов пришпорили коней. Солнце, начавшее валиться к скалам, продолжало нещадно палить и людей, и лошадей. На удилах замученных животных снова повисла жёлтая пена. Бутян знал, чем грозит такая гонка, но страшась потерять цель из виду, торопился взять след на податливой земле.

Наконец, деревья приблизились настолько, что стали различимы желтоватые стволы и ветви, покрытые длинной хвоей. Кони пошли медленней и вскоре выехали на прогал со свежими следами. Бутян спрыгнул с шатающегося коня, уткнулся взглядом в землю с сухонькой, вмятой через равные промежутки, травой. Рядом взбили пыль сапоги Дрозда. Косоглазый рыскнул носом по земле, тряхнул головой, разбрызгивая пот, и замер, как пёс над медвежьим следом.

— Теперь уж не упустим.

— Не должны. — согласился Бутян.

Поглядев в сторону уходящих следов, взял мокрого коня под уздцы и двинулся вперёд. Дрозд скользнул глазами по сторонам, заторопился следом. Мелкие рощицы быстро сменились просторным сосняком. Кони остыли и мягко ступали по жёлтому хвойному ковру. Скоро следы Ворона свернули вбок, где путь перегораживала полоса сочной зелени. Дыхнуло прохладой. Кони, почуяв близость водопоя, оживились, ускорили шаг. У ручья почти вырывали узду из рук. Растолкав стебли могучего хвоща, опустили морды и запыхтели, жадно втягивая ледяную воду.

Бутян, не торопясь утолять жажду, приблизился к прогалу в зелени, присел у чётких глубоких следов и, оглянувшись на подручного, осклабился. Зачерпнул в ладони воды, плеснул себе в лицо, посидел с довольной улыбкой, плеснул ещё и только потом, набрав полную пригоршню, медленно выпил. Рядом мощно хрустнули сочные стебли. Дрозд, как подрубленное дерево, плашмя рухнул в ручей и долго пил, погрузив всю голову в воду. Наконец приподнялся на руках, отфыркнулся, подышал с затуманенными от блаженства глазами и опять плюхнулся в ручей. Бутян ещё раз неторопливо попил и, подождав немного, потащил подручного из ручья. Косоглазый досадливо утёрся, с сожалением поглядел на кристально чистую воду и нехотя поднялся. Бутян ухмыльнулся.