Микишка осторожно восполз на спину козлорогого, поёрзал задом, устраиваясь в непривычно большом седле. Ткнул каблуками в серые бока. Зверь послушно тронулся. Резан хохотнул:

— Вот же подвалило! Конь! Мне, да на халяву… Чудеса! А как же назвать?

— Да так и назови: Шайтан! Думаю, они со своим главным не сильно отличаются, да и имя звучное, гордое!

Ополченец помолчал, обдумывая кличку. Пошевелил губами прикидывая звучание, наконец утвердительно кивнул.

— А чё, пойдёт! Имя хорошее, тем паче, что наши имена такому рогатому не к лицу… точнее не к морде.

Сотник лыбился. Ворон скептически поглядывал на нового попутчика, но особой враждебности не выказывал. Микишка постепенно осваивался в седле. Разобравшись с широким толстым поводом, с удовольствием правил. Шайтан послушно шёл зигзагом, вставал, поворачивался кругом. Всё больше удивляясь выучке скакуна, Резан осмелел: то пускал шагом, то лёгкой грунью. Несколько раз останавливался и, покружившись на месте, резво догонял Ворона, или вырывался на сотню шагов вперёд. Проехав несколько раз на рысях, решился и пустил галопом. Услышав свист Извека, резко осадил, подождал дружинника.

— Ты, хлопец, так животину замучаешь. — поучительно заговорил дружинник. — Да и раскатывать остерёгся бы. Как бы ещё кто-нибудь не повстречался, пока ты тут гарцуешь.

Микишка враз посерьёзнел, и вправду забыл, что вокруг не чисто поле. Запоздало огляделся, прислушался и смирно поехал рядом. Несмотря на то, что за день никто не встретился, до самого вечера больше не куролесил. Незадолго до сумерек, свернул в сторонку от дороги, указал на родничок.

— Лучше тут привалиться. Дальше места совсем нехорошие. Там эти гады кишмя кишат.

— Тогда здесь и встаём. — согласился Сотник.

Покумекав, решили всё-таки развести небольшой костёр. Засветло поужинали, достали печенье, отдыхали похлёбывая из фляги. Ворон снова пристроился рядом, терпеливо ждал, пока тот или другой поделится лакомством. Дождавшись, довольно хрупал печеньем и замирал до следующей подачки.

Шайтан, долго глядел на избалованного коня, но всё-таки решился и несмело шагнул к костру. Часто моргая горящими глазами, скульнул, замотал коротким хвостом. Ворон опасливо покосился на гладкие, будто шлифованные, рога, но всё же толкнул задом, отгоняя от лакомой кормушки.

— Ну, длинноухий! — прикрикнул Извек. — Не балуй, всем хватит, и рогатым, и безрогим.

Микишка щедро ухватил жмень лепёшек, покровительственно улыбнулся и, по одной, скормил белоголовому. Тот довольно урчал, огонь в глазах потускнел, веки прикрылись. Сотник обернулся к Ворону и поучительно изрёк:

— Нечисть нечистью, а пожрать тоже любит! У них, небось, таким не кормили, пусть отъедается.

Ворон обиженно фыркнул и отошёл. Постоял, шевеля бархатными ноздрями, но не выдержал сладкого запаха и снова вернулся к огню.

— А-а, травоед! Голод не тётка, — протянул Дружинник и полез в суму. — Хотя ты ж не голодный, эт сколько же в тебя лезет?

Он достал последние лепёшки, разделил поровну. Одну бросил обратно.

— Это на развод. Последнюю брать не велено!

Схрупав всё печенье, копытные, будто сговорившись, двинулись к ручью. Скоро от воды раздалось хлюпанье двух ртов. Извек покусывал травинку, сквозь замершие деревья задумчиво глядел на бесформенный ком солнца, что медленно тонул в месиве окровавленных облаков. Резан недоумённо трогал свои ссадины.

— Ничего не понимаю, морда не болит вовсе, и вроде как тоньше стала… Чудеса!

— Какие ж это чудеса? — возразил Сотник. — Забыл как с рогатым лобызался? Простые псы и те за день-два раны зализывают, хоть и без рогов. А если такой зверюга лизнёт, может и за день зажить.

Ополченец с удовольствием растянул губы, подёргал пальцами и удовлетворённо вздохнул. От воды вернулись довольные кони и, став у дерева, задремали. Микишка сдвинул шестопёр на живот и растянулся на траве.

— Пора и нам всхрапнуть, завтра с рассвета поскачем, а то уж больно задержались. Как бы совсем в этих проплешинах не завязнуть.

— Застревать никак не можно! По делу еду, — откликнулся Сотник. — Вот как выполню, тогда не прочь и погулять тут недельку-другую с вашими молодцами, да разобраться со здешними новосёлами. А ты из местного ополчения будешь?

— Ага, как нечисть с проплешин полезла, так всех, кто поздоровей, снарядили с воями в дозор выходить. Не часто, конечно, народу хватает. Раз в неделю, от заката до заката. А ты как узнал, что из ополчения?

— Да ни один дружинник, если не упился, спать без дозора не ляжет. Тем более здесь, в самой гуще этих чуднорылых.

— Так давай я постерегу, — спохватился Резан. — Я, пока спать и… не хочу. Полночи посижу, а потом ты. У нас всегда так делают.

— Да не рубись! — отмахнулся Сотник. — Ворон постережёт! У него слух получше нашего будет. Ежели что — разбудит. Может и твой козлявый шумнёт, как своих почует.

Извек улёгся. Следом повалился Микишка, и через миг успокоенно засопел. Костёр затухал. Издалека донеслось бульканье болотных газов. За ним не последовало ни звука, и Сотник облегчённо закрыл глаза.

Из темноты выплыло упрямое Лелькино личико. Русалка что-то говорила, быстро, но почему-то беззвучно. Потом замолчала, опустила глаза, не выдержала и рассмеялась. Сверкнули ровные белые зубки. Отвернувшись, подняла руку с гребнем и принялась расчёсывать чудесные бесконечные волосы. Извек протянул руки, привлёк к себе, обнял. Лелька жалобно заскулила и ткнулась тёплой головой в лицо… Заскулила?…Атас!*

Сотник сцапал рукоять меча и раскрыл глаза. Ворон, заслоняя светлеющее небо, тыкался в бороду мягкими губами. В стороне — Шайтан, поскуливая, как собака, пытался поддеть рогом Микишкину руку. Парень разлепил веки и, почти одновременно с дружинником, оказался на ногах.

— Началось?! — выдохнул он и лапнул стальную рукоять так, что она загудела.

— Пока нет, но думаю скоро!

Оба прислушались. Коники тоже замерли, повернув головы в одну сторону. Длинные лопухи Ворона и белые обрубки Шайтана не двигались. Определив по ним направление, Сотник вгляделся в серые просветы между деревьями. Никого, но ветерок донёс слабые звуки. Казалось, что неподалёку тулится хмельная компания, заблудившаяся в трёх соснах и старающаяся не шуметь, дабы не разбудить лешего.