— Нечто льзя так! — укоризненно посетовал Сотник. — Бесстыжий! С такой закуской свадьбу сыграть можно… А ты слопал всё, в одну харю, и огрызка не оставил!

Ворон отступил ещё на шаг, но Извек вновь направил взор к лесу. Не оглядываясь, еле слышно добавил:

— А может тебе и нужней. Глядишь, улепётывать помогут.

Хан, тем временем, преодолел две трети пути. Стали различимы дублёные чешуи кожаного доспеха, богатая сбруя и мокрые пятна на груди скакуна. Видя, что дружинник и не думает убегать, степняк опустил руки на бёдра и продолжал путь, горделиво выпятив грудь. Не доезжая броска копья, остановился, медленно огладил чёрную бородку. Непроницаемое лицо застыло деревянной маской, но брызжущие ненавистью глаза змеёй скользнули по русичу и его коню. На тонких губах промелькнул призрак улыбки, когда заметил гнутые пластины, перетянутые раны Извека и потёки крови на Вороне.

Извек тоже покосился на жеребца. Тому вроде легчало, ноги дрожали меньше, глаза смотрели живей. Поникшие уши встрепенулись от голоса степняка:

— Узнаёшь ли ты меня, несчастный, чей последний день двинулся к закату?

Сотник двинул бровями, переваривая чудное звучание родной речи в устах иноземца. Улыбнувшись, почесал макушку.

— А должен?

— Должен. — процедил степняк. — Наши дороги пересеклись второй раз. Последний.

Извек кашлянул, почувствовал, как грудь слева резануло болью. Едва сдержав страдальческую гримасу, ответил с простецким лицом.

— Может и видал. Мало ли вас по дорогам мотается, всех не упомнишь.

Кочевник посерел лицом, но всё ещё держал себя в руках. Извеку показалось, что уже видел эту сдерживаемую ярость в узких щелочках глаз, эти бугры желваков на широкой нижней челюсти, эти вздувающиеся, как у коня, ноздри. Когда догадка почти проломила скорлупу памяти, губы всадника вновь разомкнулись.

— Посмотри в глаза твоей смерти, ибо я — Радман. Сын великого Кури! Радман, брата которого убили твои стрелы! Радман — хан, чей отпрыск скоро вытопчет ваши земли и сложит курган из ваших черепов! Который…

— О, Светлые Боги! — протянул Извек с радостной улыбкой. — Да неужто тот самый, что с брательником в яме сидел? А потом как-то выскребся, да утёк через подпиленный мосток? Ну точно, как же я сразу не узнал!

Сотник потешно всплеснул руками, тут же почувствовал ещё несколько просыпающихся ушибов, но оттягивая время для Ворона, продолжал заговаривать Радману зубы.

— А, кстати, кто вам тогда пособил? Трое улизнули, пятерых стрелами забили, да только их течением унесло, так и не разглядели, чьего роду-племени…

— Это не нам пособили, — презрительно ощерился хан. — Это вас продали.

— И кто же нас продал?

— Ваши же киевские иудеи. Они скоро всю Русь с потрохами продадут. Половина княжей челяди уже с их рук ест. Быть вам всем и купленными, и проданными, и под ярмом степи согнутыми.

— Эт мы ещё посмотрим! А как увидим, там и поглядим. — тихо молвил Извек оглядываясь на Ворона.

Радман расценил взгляд по-своему. Легко спрыгнул с коня, выдернул из-за пояса камчу и, что есть силы стегнул своего скакуна по крупу. Жеребец завизжал от боли и рванул прочь. Хан проводил его долгим взглядом и обратил к дружиннику торжествующее лицо.

— Плачь, собачий сын, пора умирать!

Извек согласно кивнул, мол, что ж тут поделаешь, положил ладонь на рукоять меча.

Сабля Радмана легко выпорхнула из ножен и вычертила в воздухе замысловатый сверкающий узор. Хан шагнул вперёд. Не мигая наблюдал, как меч Извека сытым удавом выполз на свет и замер, поблёскивая свежими зазубринами. Радман вновь выписал клинком сияющие круги, заставляя лезвие свистеть рассекаемым воздухом.

Этими прелестями будешь землепашцев пугать, подумал Сотник, а передо мной неча сквозняки гонять. Он осторожно втянул воздух и, с досадой ощутил, как боль с новой силой стегнула от грудины к подмышке. Вдобавок и левое бедро стонало о пришедшихся по нему ударах. Извек вспомнил пословицу, хмыкнул — вот сейчас и проверим, сколько чего за одного битого дадут.

Радман остановился в пяти шагах. В горящих глазах читалась досада, что приходится давать ненавистному русичу быструю смерть. Первый наскок, стремительный, но осторожный, был скорее испытанием противника. Извеку пришлось отступить, уходя от первых двух ударов. Три следующих высекли искры, наткнувшись на грань его меча.

На лице хана промелькнул хищный интерес кота, охотящегося за мышью. Он встряхнулся и, улыбаясь, двинулся вокруг Извека. Замахнувшись в голову, ударил вниз. Клинок просвистел, едва коснувшись подола. Сотник поморщился, неловкая свиля* едва уберегла и без того отбитую ногу. Ударил в ответ, не особо хитро, проверяя защиту степняка. Тот лишь опустил руку, легко пропуская летящий меч в пяди от лица. Мгновенно бросился вперёд, целя остриём в перевязанную руку, но дружинник будто ждал этого и успел метнуть тело вбок.

Закружили дальше. Следя за движением степняка, Извек оказался лицом к Ворону. Оживший конь, не дыша, следил за поединком, поймав на себе взгляд хозяина, в нетерпении переступил ногами. Извек мучительно соображал, как заполучить несколько мгновений, чтобы успеть прыгнуть в седло. Понимал, что на этот раз поединщик из него никудышный. Ярость, заставлявшая не чувствовать ударов, откипела окончательно, и запоздалая боль брала своё. Тело сделалось неуклюжим, каждое движение давалось с трудом и вязло будто в смоле. Исход боя становился всё более очевидным. Уже дважды Сотник еле успевал отбивать ловкие удары Радмана.

Скверно, подумал Извек. Так недолго и без башки остаться. Надо бы что-то измудрить, пока башка без дыр. Хотя, если терять окромя головы нечего, может ею и рискнуть.

После очередного наскока хана, Сотник отшатнулся и бессильно опустил руку с мечом. Заметив, как глаза хана сверкнули злорадством, неосторожно глянул в сторону леса. В тот же миг Радман резко скакнул вперёд и обрушил клинок на голову дружинника.

Извек запоздало вскинул руку. Сабля промяла слабую защиту и, лязгнув, впечатала подставленный плашмя меч в голову Извека. Дружинника отбросило на несколько шагов. Качаясь как мертвецки пьяный, он чудом удерживался на ногах. Руки висели плетьми, глаза невидяще блуждали, а по лицу скользнула юркая красная струйка.