Завыв от страха, степняки погнали измученных коней назад, а Дарька, наконец оглянулась. Микишка не узнал её побелевшее лицо с чёрными кругами у глаз.
— Эй, ты чего! — воскликнул он, придерживая Шайтана на краю густолесья.
— Всё хорошо, — еле слышно отозвалась девчонка. — Всё хорошо, теперь уйдём.
Гроза, тем временем, набирала силу. Порыв ветра вцепился в гриву леса и, остервенело рванув верхушки, плеснул первыми каплями дождя. Сразу стало темно, как зимой в погребе. Мощные струи в мгновение ока промочили одежду и забросали землю сбитой листвой. От Шайтана повалил густой пар. Белоголовый дышал тяжело, но на смертельно загнанного был не похож. Тряся мокрыми кругляками ушей, стремился поскорей углубиться в лес и напролом пёр через буйный малинник. Почувствовав прикосновение Дарькиной ладошки, воркнул как токующий тетерев и засучил куцым обрубком хвоста.
Туча над головой напыжилась, и снова раскололась слепящим зигзагом. Оглушительный треск едва не вдавил всех троих в мокрую хвою. Шайтан дрогнул всем телом, задрал вбок мокрую морду, жалобно посмотрел на людей. Дарька успокаивающе похлопала по острому, как сулица рогу, прошептала несколько слов и козлоконь почти перестал дрожать. Микишка озирался по сторонам, по разнице краёв неба пытался засечь направление. Проехав ещё немного, вспомнил про зажатый в руке шестопёр. Смахнул капающую с лица воду, стал неловко заталкивать его между поясом и намокшей рубахой. Устроив наконец оружие, обнял освободившейся рукой Дарьку, и мгновенно почувствовал, как её колотит крупная дрожь. И тут до Резана дошло.
— Разума моя, так это ты Перуновых Коров призвала?
Спутница только кивнула в ответ, накрыв лапищу Микишки маленькой ладошкой. Тот, глядя на ярящуюся стихию, присвистнул. После очередного громового раската приблизил губы к её уху, тихо поинтересовался:
— А надолго ты такой карачун устроила?
Дарька откинула голову, отыскала взглядом глаза Резана.
— Со страху, думаю, надолго, — виновато пробормотала она. — Хорошо если до темноты кончится…
— Эт хорошо! — похвалил Микишка. — Эт гораздо хорошо! Опосля такого дождичка наших следов и с псами не отыщешь. Сама вот только измучилась.
Дарька погладила его пальцы.
— Ничего, к утру всё пройдёт. Мне бы только поспать немного.
Микишка пошарил глазами по колоннаде сосен и застонал от досады. Где ж тут спать, когда ливень как из ведра и пусто, как в амбаре весной. Стащил с девчонки безрукавку, набросил спереди и прижал дрожащий комок к себе. Заглянул в лицо, заметил слабую улыбку. Почувствовав жар его тела, Дарька прикрыла глаза и едва не замурлыкала от вливающегося в неё тепла. Скоро дрожь прошла и она задремала. Гроза тоже остепенилась и, будто из гордости, выжимала из себя последние капли. Сосняк пошёл вниз, переходя в череду мелких овражков. За стволами обозначилось светлое пятно. Микишка оживился и с надеждой впился глазами в подымающуюся от земли туманную дымку. Скоро стали попадаться поваленные стволы. Подкопанные оврагом вековые гиганты тянулись мостами с одного склона на другой. Дождь прекратился. Туча уползала, освободив место солнцу и меж стволов натянулись жёлтые солнечные струны.
Хотелось надеяться, что степняки не рискнут двигаться по лесу ночью. Микишка направил скакуна вдоль одного из овражков и наконец увидал то, что искал. Гигантской птичьей лапой в воздухе торчали корни древней сосны, а под громадным выворотнем чернело подобие норы. Корни, образуя надёжный навес, ещё держали толстый слой дёрна, прикрывающий берлогу от самых сильных ливней.
Подъехав ближе, Резан спрыгнул на мокрый песок и торопливо вскарабкался по склону. Внимательно осмотрев тёмный провал, остался доволен. Как и ожидал, под земляным пологом было сухо и достаточно просторно. Над входом торчало могучее нагромождение корней, часть которых тянулась к небу, а другая пронизывала стены и потолок норы толстыми, высохшими до звона змеями. Воодушевлённый удачной находкой, Микишка вернулся к Шайтану, снял Дарьку с седла и осторожно отнёс в укрытие. Затем спустился за посохом и пристёгнутым к седлу добром. Забравшись в берлогу, выволок из сумы белую праздничную рубаху. Порадовался, что вощёная кожа сумок не промокла и полотно осталось сухим как осенний лист. Протянув рубаху Дарьке, встретил вопросительный взгляд, замер наморщив лоб, и ойкнув, шлёпнул себя по лбу. Спешно отвернулся и протянул рубаху за спину. Сзади послышался шорох, рубаха выползла из руки и маленькая ладошка, на миг, благодарно стиснула Микишкины пальцы. Прошелестела сухая ткань и усталый Дарькин голос произнёс:
— Как мне в таком наряде?
Резан медленно развернулся. Окинув взглядом доходящий до щиколоток подол и свисающие до колен рукава, просиял.
— Красивше не бывает! — хохотнул он. — Только в плечах узковата и коротка маленько… ну, а теперь спать!
Перемётная сума, распрощавшись с огнивом, обозначила изголовье и Дарька, повинуясь приказу, тут же свернулась калачиком. Некоторое время ещё слышала, как ополченец выжимает промокшую одежду, различала клацанье кремня по кресалу и треск разгорающегося костра. Потом звуки истончились и растаяли, уносясь на крыльях тихого Дрёмы.
Микишка глядел в огонь. Вспоминал пережитый страх, удивлялся внезапному отступлению преследователей, думал как выбираться дальше, чтобы снова не нарваться на степняков.
…Аман-Гельтулей чувствовал свою значимость. Раньше и шапка десятника казалась несбыточной мечтой, а теперь по приказу хана он вёл целую сотню воинов. Аман-Гельтулей гордо посматривал вокруг себя, хмурил брови, определяя направление движения. Изредка, со скрытой радостью, видел следы проехавших недавно соплеменников и даже различал отпечатки копыт ханского жеребца. Сердце наполнялось гордостью, что ведёт отряд точно к Радману. Любой другой не смог бы так быстро отыскать своих в чужой земле, разве что следопыт Алибек…
Осматривая хозяйским взглядом расстилающуюся вокруг степь, одним из первых заметил в стороне одинокую точку. Сотня, по первому же взмаху его руки, свернула в сторону незнакомца и стала набирать скорость. Какое-то время Аман чувствовал себя сносно, но скачка неуклонно поднимала в голове муть а каждый скок отзывался толчком под теменем. Благо боль пока можно было терпеть.